Дискуссионный клуб журнала "Русский переплет"
Просьба вести дискуссию корректно:
- неконструктивные высказывания будут убираться
- будут уничтожаться все анонимные высказывания
"Мудрый человек всегда долго размышляет прежде, чем что-нибудь
подумать." ("Графоманы")
"Самое
дорогое, что есть в сей юдоли печали - это учтивость и
корректность." (Василий Пригодич)
"Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю..."
А.С.Пушкин
| Дискуссионный Клуб посетило |  | человек. |
- Андрееву
Г-н венский сантехник, вчера я прекратил общаться с вами лишь по просьбе ВМ. Упоминая сегодня мой ник, вы не только провоцируете меня, но и ПРОЯВЛЯЕТЕ НЕУВАЖЕНИЕ к ВМ, ПРИЧЕМ НЕУВАЖЕНИЕ ПУБЛИЧНОЕ. Поскольку вы обо мне ничего не знаете, любая ваша догадка о моей биографии очень напоминает шукшинское: "Ну, старуха, ты что ни скажешь, то как в лужу пернешь". А вдруг я, к примеру, закончил мехмат? Кстати, у столь нелюбимого вами Морозова, насколько я знаю, очень крепкое и негуманитарное образование.
- Облако не отвечало, если в начале сообщения не было
специально закодированного сигнала, а правительство США не знало кода.
Неудача со связью вызвала к жизни новые планы. Весть о них произвела в
Нортонстоу впечатление разорвавшейся бомбы. Новость сообщил Паркинсон.
-- Почему на свете столько дураков? -- завопил он диким голосом,
врываясь в кабинет Кингсли.
-- Отлично, наконец-то у вас появились проблески сознания, --
прокомментировал Кингсли.
-- И вы среди них, Кингсли. Теперь мы находимся в страшно запутанном
положении из-за вашего идиотизма в сочетании с кретинизмом Вашингтона.
-- Ладно, Паркинсон, вот вам кофе и успокойтесь.
-- Пошли вы к черту со своим кофе! Слушайте. Давайте вернемся к 1958
году, когда никто еще не слышал об Облаке. Вспомните гонку вооружений,
вспомните о том, как США вслед за Советами стали готовить межконтинентальные
ракеты с водородными зарядами. И как ученый вы понимаете, что запустить
ракету на шесть или семь тысяч миль от одной точки земной поверхности в
другую -- это в общем то же самое, что запустить ракету в космическое
пространство.
-- Паркинсон, вы что, хотите сказать...
-- Я говорю вам, что работа в США над этой проблемой продвинулась
гораздо дальше, чем Британское правительство могло себе представить. Мы
узнали об этом только день или два назад. Мы узнали об этом, только когда
правительство США заявило, что они запустили ракеты, запустили их в Облако.
-- Дураки непомерные! Когда это случилось?
-- На этой неделе.
-- Пойдемте к Марлоу и Лестеру и подумаем все вместе, что можно
предпринять, чтобы предотвратить катастрофу.
Мак-Нейл был в это время у Марлоу, и он тоже принял участие в
обсуждении. Когда Паркинсон повторил свой рассказ, Марлоу сказал:
-- Свершилось. Это то, чего я опасался, когда мы ругались с вами на
днях, Крис.
-- Вы хотите сказать, что предвидели это?
-- Ну, неточно, если говорить о деталях. Я не представлял себе, что они
так далеко продвинулись со своими злосчастными ракетами. Но я печенкой
чувствовал, что-нибудь такое должно случиться. Видите ли, вы слишком
увлекаетесь логикой, Крис. Вы не знаете людей.
-- Сколько этих ракет было послано? -- спросил Лестер.
-- По нашим сведениям, больше сотни.
-- Ну, не думаю, чтобы это имело особое значение, -- заметил Лестер. --
Энергия сотни водородных бомб может казаться огромной для нас, но она
ничтожна по сравнению с энергией Облака. По-моему, это так же глупо, как
пытаться убить носорога зубочисткой.
Паркинсон покачал головой.
-- Насколько я понял, они не пытаются разнести Облако в клочья. Они
пытаются его отравить!
-- Отравить! Как?
-- Радиоактивными веществами. Вы слышали, как Облако рассказывало, что
может случиться, если радиоактивные вещества проникнут сквозь его экран. Они
все это узнали из слов самого Облака.
-- Да, я думаю, несколько сот тонн сильно радиоактивного вещества --
это совсем другое дело. Заговорил Кингсли.
-- Радиоактивные частицы могут вызвать ионизацию в очень неприятных
местах. Вернемся к старому разговору о том, что мы работаем на постоянном
токе, а Облако на переменном. Для работы на переменном токе на больших
расстояниях необходимы высоковольтные системы. В нашем теле не может
возникать высокое напряжение, поэтому оно может работать только на
постоянном токе. Но Облако должно иметь высокие напряжения, чтобы
осуществлять высокочастотную связь на больших расстояниях. А при больших
напряжениях несколько заряженных частиц в определенных местах в изолирующем
веществе могут привести к чертовски серьезным повреждениям.
-- А экран? Может быть, он не пропустит ракеты внутрь Облака? --
спросил Марлоу.
-- Видно, в этом заключается самая мерзкая часть плана, -- ответил
Кингсли. -- Экран, вероятно, действует на газ, а не на твердые тела, так что
он не может остановить ракеты. А пока они не взорвутся, не будет никаких
радиоактивных веществ, и я думаю, главное в том, чтобы они не взрывались,
пока не проникнут сквозь экран. Паркинсон подтвердил это.
-- Верно, -- сказал он. -- Они должны автоматически направляться к
любому твердому телу значительных размеров. Таким образом, они попадут прямо
в нервные центры Облака. По крайней мере, таков замысел.
Кингсли вскочил и зашагал по комнате, продолжая говорить:
-- Все равно, это дикая глупость. Действительно, во-первых, это может
не сработать, или, предположим, это принесет Облаку серьезный ущерб, но не
убьет его. Последуют ответные действия. Облако может уничтожить всю жизнь на
Земле так же безжалостно, как мы давим муху. По-моему, оно никогда не
выказывало особого восторга по поводу жизни на планетах.
-- Но оно бывает всегда так рассудительно во время бесед, -- вставил
Лестер.
-- Да, но из-за неистовой боли оно может потерять всю свою
рассудительность. Во всяком случае, не думаю, чтобы разговоры с нами
занимали хоть сколько-нибудь значительную часть мозга Облака. Оно, вероятно,
одновременно делает тысячи других дел. Нет, я не думаю, что мы можем
надеяться на сколько-нибудь деликатное отношение. Но это только одна сторона
дела. Ничуть не лучше, если удастся убить Облако. Прекращение его нервной
деятельности приведет ко взрывам колоссальной силы -- назовем это его
предсмертной агонией. По нашим масштабам, запасы энергии Облаке неимоверно
грандиозны. В случае неожиданной смерти вся эта энергия высвободится -- и
опять у нас ни малейшего шанса выжить. Все равно, что вас запрут в загоне с
бешеным слоном, и еще похуже, как сказал бы ирландец.
Наконец, и от этого тоже можно с ума сойти, если Облако убито и нам
настолько повезло, что мы избежали всех этих возможностей подохнуть, мы
вынуждены будем жить постоянно с диском газа вокруг Солнца. И все мы знаем,
чем это пахнет. Таким образом, со всех точек зрения эти действия непонятны.
Вам ясна психологическая подоплека этого дела
- Друзья! Прекрасен наш союз!
Этнографом заткнем наш венский шлюз!
Он многословен, пуст, витиеват.
Во всем ВМ, конечно, виноват!
- Через три часа Кингсли разбудили. -- Извините, что я разбудил вас,
Крис, но случилось нечто важное, -- сказал Гарри Лестер.
Убедившись, что Кингсли окончательно проснулся, он продолжал:
-- Паркинсона вызывает Лондон. -- Да, времени они не теряют.
-- Но ведь мы не можем допустить этого разговора. Это слишком большой
риск.
Некоторое время Кингсли молчал. Затем, видимо, на что-то решившись, он
сказал:
-- Я думаю, нужно пойти на этот риск, Гарри, но мы будем стоять у него
над душой во время всего разговора. Мы можем быть уверены, он не
проболтается. Дело вот в чем. Хотя я и не сомневаюсь, что длинная рука
Вашингтона может дотянуться и до Нортонстоу, нашему правительству, по-моему,
не очень-то будет приятно, если ему начнут давать распоряжения, что оно
должно делать на своей собственной территории. Следовательно, мы сейчас
имеем то преимущество, что на нашей стороне симпатии нашего народа. Если не
дать Паркинсону провести этот разговор, мы лишимся такого преимущества.
Пойдемте к нему.
Когда они разбудили Паркинсона и сообщили ему о вызове, Кингсли сказал:
-- Послушайте, Паркинсон, я буду говорить откровенно. Что до нас, мы
все время вели честную игру. Верно, мы поставили много условий перед тем,
как переселиться сюда, и мы потребовали, чтобы эти условия были выполнены.
Но в свою очередь мы честно сообщали вашим людям все, о чем узнавали сами.
Верно и то, что мы не всегда оказывались правы, но причина наших ошибок
теперь совершенно ясна. Американцы тоже организовали соответствующее
учреждение, но им руководили политики, а не ученые, и от него поступало
меньше информации, чем из Нортонстоу. Вы отлично знаете, если бы не наши
предупреждения, смертность в минувшие месяцы была бы значительно выше. --
Куда вы клоните, Кингсли?
-- Я просто хочу дать вам понять следующее: мы вели честную игру, хотя
временами и могло казаться, что это не так. Мы продолжали играть в открытую,
даже когда обнаружили истинную природу Облака, и передавали информацию,
получаемую от него. Но с чем я не могу смириться, так это с напрасной тратой
времени, которое отводится Облаком для связи с нами. Нечего рассчитывать,
что Облако будет без конца с нами разговаривать, слишком мы для него мелкая
рыбешка. И я ни в коем случае не буду, если это окажется в моих силах,
тратить драгоценное время на политическую болтовню. Нам слишком многое еще
нужно узнать. Кроме того, если политики ударятся, как на женевских
совещаниях, в дебаты о повестке дня, Облако, вероятно, вообще не выдержит.
Оно не захочет тратить время на разговоры с болтливыми идиотами.
-- Мне всегда очень лестно слышать ваше мнение о нас. Но я все еще не
понял, к чему вы клоните.
-- Вот к чему. Вас запрашивает Лондон, и мы собираемся присутствовать
при разговоре. Если в ваших словах промелькнет хотя бы тень сомнения
относительно моего заявления о союзе между нами и Облаком, я продырявлю вам
череп гаечным ключом. Пошли.
Оказалось, что Кингсли составил себе неверное представление о ситуации.
Премьер-министр всего-навсего хотел узнать у Паркинсона, как он считает,
есть ли хоть малейшее сомнение в том, что Облако может стереть с лица Земли
целый континент, если оно действительно этого захочет. Паркинсон без труда
ответил на этот вопрос. Он заявил вполне откровенно и без колебаний о своей
полной уверенности, что Облако это сделать может. Премьер-министр
удовлетворился таким ответом и, сделав несколько несущественных замечаний,
закончил разговор.
-- Очень странно, -- сказал Лестер Кингсли, когда Паркинсон ушел
досыпать. -- Слишком много от Клаузевица, -- продолжал он. -- Их интересует
только сила оружия.
-- Да, им, видно, никогда не приходило в голову, что кто-нибудь может
обладать оружием невиданной силы и не применить его. -- Особенно в таком
случае, как этот. -- Что вы имеете в виду, Гарри? -- Ну, разве не аксиома,
что всякий нечеловеческий интеллект должен быть злым?
-- Полагаю, что да. Действительно, в девяноста девяти процентах историй
о нечеловеческом интеллекте он мерзок по природе. Я всегда объяснял это тем,
что трудно создать по-настоящему убедительного мерзавца, но, возможно, здесь
и более глубокие причины.
-- Да, люди всегда враждебно относятся к тому, чего не понимают, а
по-моему, политики не очень-то поняли, что происходит. И вы еще думаете, они
поверят, что мы со стариной Джо -- друзья? Как бы не так.
-- Если только они не рассматривают нашу дружбу, как сговор с дьяволом.
- Глубокоуважаемый Графоман!
Выскажу робкое предположение: С.Довлатова любят люди которые не любят литературу, а любят жизнь. К примеру, люди, которые не любят поэзию, любят, как правило, стихи В.Ходасевича. Это я, пес смердящий, про себя и о себе.
- Коллеги! Борис Акунин - большой плут и хитрован, ведущий весьма сложную и изощренную литературную игру. Разумеется, он прекрасно знает историю русской литературы (в том числе и начала XX века). Он намеренно задает читателю загадки (все вычислено), читатель разгадывает (или не разгадывает) оные, но все равно получает большое интеллектуальное "удовольствие". Вот и все. В двух фразах.
- Чрезвычайно важно, что мое сердце, почки и кровь имеют неорганическую
природу. В случае, если они перестают работать, ничего страшного не
происходит. Если мое "сердце" начинает плохо работать, я просто подключаю
запасное "сердце", которое держу всегда наготове. Если выходят из строя мои
"почки", я не умираю, как ваш композитор Моцарт. Я опять-таки перехожу на
запасные "почки". Пополнять объем крови я также могу практически
неограниченно.
Вскоре после этого Джо "покинул трибуну".
-- Все-таки потрясающе, насколько общими оказываются принципиальные
основы жизни, -- заявил Мак-Нейл. -- Детали, конечно, сильно отличаются: газ
вместо крови, электромагнитное сердце и почки и так далее. Но общая
структура организма почти одинакова.
-- И то, как он достраивает свой мозг, имеет что-то общее, мне кажется,
с программированием для вычислительных машин, -- сказал Лестер. -- Вы
обратили внимание, Крис? Это очень похоже на составление новой подпрограммы.
-- Я думаю, наше сходство не случайно. Я как-то слышал, что коленный
сустав мухи очень похож по своей конструкции на человеческий. Почему? Да
потому, что существует, видимо, только одна хорошая конструкция коленного
сустава. Точно так же существует какой-то единственный вполне определенный
принцип, в соответствии с которым может быть построено разумное существо.
-- Но почему вы думаете, что этот принцип единственный? -- спросил
Мак-Нейл Кингсли.
-- Мы знаем, что вселенная построена в соответствии с некоторыми
основными законами природы, которые постигает или пытается постичь наша
наука. Мы склонны к некоторому зазнайству, когда, обозревая свои успехи в
этой области, мы говорим, что вселенная построена логично с нашей точки
зрения. Но это то же, что ставить телегу впереди лошади. Не вселенная
построена логично с нашей точки зрения; это мы и наша логика развились в
соответствии с логикой вселенной. Таким образом, можно сказать, что разумная
жизнь есть нечто, отражающее самую суть строения вселенной. Это справедливо
как для нас, так и для Джо. Вот почему у нас оказывается так много общего,
вот почему в разговоре у нас обнаруживается нечто вроде общих интересов,
несмотря на столь большое различие в нашем детальном строении. Ибо в
основных чертах как мы, так и Джо построены по принципам, которые вытекают
из общего устройства вселенной.
-- Эти политики все еще пытаются пробиться. Проклятье, пойду выключу
лампочки, -- сказал Лестер.
- Василию Дворцову
Дорогой Василий! Все у Вас получилось и все всегда будет "получаться". У моего "корешка заветного" есть еще один замечательный труд: Прориси и переводы с икон из собрания Пушкинского Дома. Составитель Г.В.Маркелов. СПб., 1998. Разумеется, он - петербуржец. В прошлом году он издал еще один капитальный фолиант по той же проблематике. Если Вы соблаговолите, я вышлю Вам его электронный адрес. Всего Вам самого доброго.
- -- Иными словами, оно значит -- если оно вообще что-нибудь значит --
неакустическую связь.
-- А это означает использование электромагнитных волн, -- вставил
Лестер.
-- А электромагнитные волны означают использование переменных токов, а
не постоянных токов и напряжений, которые возникают у нас в мозгу.
-- Но я думал, что в какой-то степени мы обладаем способностью к
телепатии, -- возразил Паркинсон.
-- Вздор. Наш мозг просто не годится для телепатии. В нем все основано
на постоянных электрических потенциалах, в этом случае никакого излучения не
возникает.
-- Я понимаю, что вообще-то это жульничество, но мне казалось, иногда у
этих телепатов получается здорово, -- настаивал Паркинсон.
-- В науке засчитывается только то, что позволяет делать правильные
предсказания, -- ответил Вейхарт. -- Именно таким образом Кингсли побил меня
всего час или два назад. Если же сначала делается множество экспериментов и
только потом в них обнаруживаются какие-то совпадения, на основе которых
никто не может предсказать исход новых экспериментов, -- от этого нет
никакого толка. Все равно, что заключать пари на скачках после заезда.
-- Идеи Кингсли очень интересны с точки зрения неврологии, -- заметил
Мак-Нейл. -- Для нас обмен информацией -- дело крайне трудное. Нам
приходится переводить все с языка электрических сигналов -- постоянных
биотоков мозга. Этим занят большой отдел мозга, который управляет губными
мускулами и голосовыми связками. И все-таки наш перевод весьма далек от
совершенства. С передачей простых мыслей мы справляемся, может быть, не так
уж плохо, но передавать эмоции очень трудно. А эти маленькие зверьки, о
которых говорит Кингсли, могли бы, видимо, передавать и эмоции, и это еще
одна причина, по которой, пожалуй, довольно бессмысленно говорить об
отдельных индивидуумах. Страшно даже подумать: все, что мы с таким трудом
втолковываем друг другу целый вечер, они могли бы передать с гораздо большей
точностью и полной ясностью за сотую долю секунды.
-- Мне бы хотелось проследить мысль об отдельных индивидуумах немного
дальше, -- обратился Барнет к Кингсли. -- Как вы думаете, каждый из них сам
изготовляет себе передатчик?
-- Нет, никто никаких передатчиков не делает. Давайте я опишу, как я
себе представляю биологическую эволюцию Облака. Когда-то на ранней стадии
там было, наверное, множество более или менее отдельных, не связанных друг с
другом индивидуумов. Затем связь все более совершенствовалась не путем
сознательного изготовления искусственных передатчиков, а в результате
медленного биологического развития. У этих живых существ средство для
передачи электромагнитных волн развивалось, как биологический орган, подобно
тому, как у нас развивались рот, язык, губы и голосовые связки. Постепенно
они должны были достигнуть такого высокого уровня общения друг с другом,
какой мы едва ли в силах себе представить. Не успевал один из них подумать
что-либо, как эта мысль тут же передавалась. Всякое эмоциональное
переживание разделялось всеми остальными еще до того, как его осознавал тот,
у кого оно возникло. При этом должно было произойти стирание
индивидуальностей и эволюция в одно согласованное целое. Зверь, каким он мне
представляется, не должен находиться в каком-то определенном месте Облака.
Его различные части могут быть расположены по всему Облаку, но я
рассматриваю его как биологическую единицу с общей нервной системой, в
которой сигналы распространяются со скоростью 300 тысяч километров в
секунду.
-- Давайте обсудим подробнее природу этих сигналов. Наверное, они
длинноволновые. Использование обычного света, по-видимому, невозможно, так
как Облако непрозрачно для него, -- сказал Лестер.
-- Я думаю, это радиоволны, -- продолжал Кингсли. -- Есть веские
основания так думать. Ведь для того чтобы система связи были действительно
эффективной, все колебания должны происходить в одной фазе. Этого легко
достигнуть с радиоволнами, но, насколько нам известно, не с более короткими
волнами.
-- Наши радиопередачи! -- воскликнул Мак-Нейл. -- Они, наверное,
помешали нервной деятельности Облака.
-- Да, помешали бы, если бы им позволили.
- ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПОДРОБНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ
Любопытно, как сильно прогресс всего человечества зависит от отдельных
личностей. Тысячи и миллионы людей кажутся организованными в некое подобие
муравейника.
Но это не так. Новые идеи -- движущая сила всякого развития -- исходят
от отдельных людей, а не от корпораций или государств. Хрупкие, как весенние
цветы, новые идеи гибнут под ногами толпы, но их может взлелеять
какой-нибудь одинокий путник. Среди огромного множества людей, переживших
эпопею с Облаком, никто, кроме Кингсли, не дошел до ясного понимания его
истинной природы, никто, кроме Кингсли, не объяснил причины посещения
Облаком солнечной системы. Его первое сообщение было воспринято с открытым
недоверием даже его собратьями-учеными. Вейхарт выразил свое мнение весьма
откровенно.
-- Все это вздор, -- сказал он. Марлоу покачал головой.
-- Вот до чего доводит чтение научной фантастики. Мак-Нейл, врач,
заинтересовался. Новая гипотеза была больше по его линии, чем всякие
передатчики и антенны.
-- Я хотел бы знать, Крис, что вы в данном случае подразумеваете под
словом "живое".
-- Видите ли, Джон, вы сами знаете лучше меня, что разница между
понятиями "одушевленное" и "неодушевленное" весьма условна. Грубо говоря,
неодушевленная материя обладает простой структурой и относительно простыми
свойствами. С другой стороны, одушевленная, или живая, материя имеет весьма
сложную структуру и способна к нетривиальному поведению. Говоря, что Облако
может быть живым, я подразумеваю, что вещество внутри него может быть
организовано каким-то необычным образом, и поведение этого вещества, а
следовательно, и поведение Облака в целом гораздо сложнее, чем, мы
предполагали раньше.
-- Нет ли здесь элемента тавтологии? -- вмешался Вейхарт.
-- Я же сказал, что такие слова, как "одушевленный" и "неодушевленный",
-- всего лишь условность. Если заходить в их применении слишком далеко,
тогда, действительно, получится тавтология. Если перейти к более научным
терминам, мне представляется, что химия внутренних слоев Облака очень сложна
-- сложные молекулы, сложные структуры, построенные из этих молекул, сложная
нервная деятельность. Короче говоря, я думаю, у Облака есть мозг. Марлоу
обратился к Кингсли: -- Ну, Крис, мы понимаем, что вы имеете в виду, во
всяком случае, приблизительно понимаем. Теперь выкладывайте свои аргументы.
Не торопитесь, выкладывайте их по одному, посмотрим, насколько они
убедительны.
- Там, где у Кетеван (так вернее) пятая родинка - эрогенная зона.
Ты по-прежнему sexy, если у тебя такая родинка, даже после того,
как рожала четырнадцать раз как минимум (автор не указывает умирали
ли у нимфомаки ╚Кэтэвань╩ дети). Ох уж этот бес, затаившийся между
безымянным и средним пальцем! Матушка изменяет четырнадцать раз,
по разу на каждого брошенного ребёнка, а одного из них - Вано
приказывает посадить на колючий куст: дескать, мешает счастливому
и чинному свадебному кортежу. Что интересно, нашлись люди, это
садистское распоряжение выполнившее...
"Я не знаю про Кэтэвань╩, но в эпизоде ни правды, ни здравого
смысла. Даже ╚художественность╩ текста не служит оправданием.
Весь рассказ пестрит такими перлами. Автор делает коллаж и не чурается
использовать для него нечистоты. Незнание натуры компенсируется
╚свободностью╩ горячечного стиля автора. Это может нравиться, если
в таких писаниях есть вкус. В рассказе Горловой есть раскрепощенность
бреда, но нет ╚инстинкта меры╩. К тому же это писание подвигает разных
╚обзирателей╩ на заявления, по такту и точности сродние рассказу.
Да, о главном, о сталинизме. Нельзя же строить анализ на том, что какой-то
дрянной мальчишка угодил в сверстника камнем. Создаётся ощущение, что ради
этой детали был затеян рассказ, а несчастного Кутина, зловещего Сосо
просто приплели.
Гурам
- Только этого ненормального Этнографа здесь нехватает. А так все есть.
| 244208 ""
|
2002-05-22 15:33:19
|
| [217.231.221.92] Штирлиц |
|
- "Остаток июня и весь июль на всем земном шаре температура непрерывно поднималась. На Британских островах жара перевалила за 30╟ Цельсия и продолжала увеличиваться. Люди страдали от зноя, но серьезного беспокойства не возникало."А зачем беспокоиться ведь " усё у порядку", подумаешь 30 градусов, да и то Цельсия.
- Mne kajetsia, chto rubriru "Chto ob etom govoriat v DK?" nado vinesti v
OTDEL'NIY razdel. A tak ona ne estechichno smotritsia na kajdoy stranice
sita Glazunova and portit obschuyu zadumku.
| 244206 ""
|
2002-05-22 15:20:53
|
| [217.231.221.92] Штирлиц |
|
-
Ну конечно! Джон МальбОро и Джим ВинстОн решат все проблемы. Бррррppp какой ужас.
| 244205 ""
|
2002-05-22 15:16:48
|
| [217.231.221.92] Штирлиц |
|
- Уважаемый Этнограф,
Это, по всей видимости, сценарий для фильма "День независимости 2" Брррр какой ужас.
- Джон Мальборо получил новые результаты, которые показались всем
невероятными, однако он уверял, что не ошибся. Чтобы не зайти в тупик,
решили, что работа будет повторена Лестером, который занимался проблемой
связи. Работа была проделана заново, и спустя десять дней Лестер докладывал
на многолюдном собрании.
Вернемся немного назад. Когда Облако было впервые обнаружено, мы
выяснили, что оно движется по направлению к Солнцу со скоростью несколько
меньшей, чем семьдесят километров в секунду. Было установлено, что скорость
должна постепенно увеличиваться по мере приближения к Солнцу и что конечная
скорость должна быть порядка восьмидесяти километров в секунду. Наблюдения,
сделанные Мальборо две недели назад, показали, что Облако ведет себя не так,
как мы предполагали. Вместо того чтобы ускоряться по мере приближения к
Солнцу, оно на самом деле замедляется. Как вы знаете, было решено повторить
наблюдения Мальборо. Лучше всего показать несколько диапозитивов.
Единственный, кого эти снимки порадовали, был Мальборо. Его работа
получила подтверждение.
-- Но, черт побери, -- сказал Вейхарт. -- Облако должно ускоряться в
гравитационном поле Солнца.
-- Если оно не отдает каким-либо способом свой импульс, -- возразил
Лестер. -- Взгляните еще раз на последний снимок. Видите эти маленькие
зернышки вот здесь? Они так малы, что можно их принять за дефект на снимке.
Но если они действительно существуют, то скорость их должна быть около
пятисот километров в секунду.
-- Интересно, -- пробормотал Кингсли. -- Вы хотите сказать, что Облако
выстреливает маленькие сгустки вещества с очень большой скоростью и таким
образом замедляется?
-- Может быть и так, -- ответил Лестер. -- По крайней мере такое
объяснение согласуется с законами механики и является до некоторой степени
разумным.
-- Но почему Облако ведет себя таким чертовски странным образом? --
спросил Вейхарт.
Паркинсон присоединился к Марлоу и Кингсли, когда они гуляли днем в
саду.
-- Интересно, изменится что-нибудь существенным образом из-за этого
нового открытия? -- сказал он.
-- Трудно сказать, -- ответил Марлоу, пуская клубы дыма. -- Рано
что-нибудь говорить. Теперь мы должны смотреть в оба.
-- Наше расписание может измениться, -- заметил Кингсли. -- Мы считали,
что Облако достигнет Солнца в начале июля, но если торможение будет
продолжаться, это может отодвинуть сроки. Все начнется, может быть, в конце
июля или даже в августе. И я теперь не уверен в наших оценках температуры
внутри Облака. Изменение скорости изменит и температуру.
-- Правильно я понял, что Облако замедляется таким же способом, как
ракета -- выбрасывает вещество с большой скоростью? -- спросил Паркинсон.
-- Похоже на то. Мы только что обсуждали возможные причины такого
явления.
-- Что же вы думаете на этот счет?
-- Вполне вероятно, -- продолжал Марлоу, -- что внутри Облака действуют
очень сильные магнитные поля. Уже наблюдались исключительно большие
возмущения магнитного поля Земли. Может быть, конечно, они вызваны
солнечными корпускулярными потоками, как обычная магнитная буря. Но мне
кажется, мы испытываем влияние магнитного поля Облака.
-- И по-вашему, все явления связаны с магнетизмом?
-- Да, может быть. Целый ряд явлений может быть обусловлен
взаимодействием магнитных полей Солнца и Облака. Сейчас еще не ясно, что
именно происходит, но из всех объяснений, которые можно придумать, это
выглядит самым вероятным.
Они завернули за угол дома и увидели коренастого человека, который снял
перед ними кепку.
-- Добрый день, джентльмены.
-- Прекрасная погода, Стоддард. Ну, как сад?
-- Да, сэр, прекрасная погода. Помидоры уже поспевают. Никогда раньше
такого не бывало, сэр.
Когда они отошли, Кингсли сказал: -- Откровенно говоря, если бы у меня
была возможность поменяться с этим малым местами на ближайшие три месяца,
честное слово, я бы ни минуты не колебался. Какое облегчение не видеть
ничего вокруг, кроме зреющих помидоров!
Остаток июня и весь июль на всем земном шаре температура непрерывно
поднималась. На Британских островах жара перевалила за 30╟ Цельсия и
продолжала увеличиваться. Люди страдали от зноя, но серьезного беспокойства
не возникало.
- -- В таком случае, может
быть, вы расскажете мне в общих чертах о
положении дел. Ведь я в сущности знаю почти
столько же, сколько в день
нашего разговора в пустыне Мохаве. За это время я кое-что сделал,
но ведь
сейчас нам нужны не оптические наблюдения. К осени
мы сумеем что-нибудь
выяснить, но мы уже договорились -- это дело радиоастрономов.
-- Да, я помню. И я растолкал
Джона Мальборо, как только вернулся в
Кембридж в январе. Пришлось порядком потрудиться, чтобы
убедить его начать
работу, ведь сначала я не говорил ему, зачем это в действительности
нужно --
хотя теперь он, конечно, все знает. Так вот, мы узнали
температуру облака.
Она несколько больше ста двадцати градусов, градусов Кельвина, конечно.
-- Что же, это довольно хорошо. Почти
так, как мы надеялись. Немного
холодновато, но терпимо.
-- На самом деле, это еще лучше,
чем кажется на первый взгляд. Ведь
когда Облако приблизится к Солнцу, в
нем должно начаться внутреннее
движение. Согласно моим первым
расчетам, это приведет к увеличению
температуры на пятьдесят -- сто процентов, в результате
чего температура
станет немногим ниже нуля по Цельсию. Выходит, что
некоторое время будет
стоять морозная погода, и только.
-- Лучше и быть не может.
-- По-моему, тоже.
-- Продолжайте.
-- В то время, еще в январе, я
думал, что всех, кого хочешь, проведу.
Поэтому я решил попробовать обмануть
власти. Я исходил из того, что
политикам нужны во что бы то ни стало
две вещи: научная информация и
секретность. Я решил обеспечить им и то и другое,
но на моих собственных
условиях -- на каких условиях, вы видите сами здесь, в Нортонстоу.
-- Да уж вижу: местечко отличное,
никакие военные вас не изводят,
никакой секретности. А как вы набирали персонал?
-- С помощью преднамеренных
неосторожностей, как например заказные
письма. Ведь совершенно естественно, что сюда доставляли
каждого, кто мог
знать что-либо от меня. При этом я сыграл одну нехорошую
шутку. Это уж нa
моей совести. Вы тут встретите одну очаровательную девушку, она
великолепно
играет на рояле. Кроме нee, вы встретите
других музыкантов, а также
художника и историка. Мне казалось, что если
тут будут одни ученые, то
заточение в Нортонстоу на год станет
совершенно невыносимо. Поэтому я
устроил подходящую неосторожноcть -- и они оказались здесь. Только
смотрите,
не проболтайтесь, Джефф. Я думаю, обстоятельства
в какой-то степени меня
оправдывают, но все-таки лучше пусть они не знают, что я сознательно
их сюда
заманил. Не будут знать, не будут и сердиться.
-- А как насчет пещеры,
о которой вы говорили прошлый раз? В этом
вопросе, я полагаю, вы тоже все уже уладили?
-- Конечно. Вы, вероятно, не видели
ее; это здесь недалеко, пониже
холма. Там у нас работает много землеройных машин.
-- Кто же этим занимается?
-- Парни из нового поселка.
-- А кто убирает тут в доме, готовит еду и
так далее?
-- Женщины из того
же поселка; секретаршами работают тоже здешние
девушки.
-- Что же с ними будет, когда заварится каша?
-- Они тоже укроются в убежище, конечно. Поэтому
пещеру придется делать
гораздо больше, чем первоначально предполагалось.
Вот почему мы начали
работы так рано.
-- Ну, что же, Крис, я вижу, вы
неплохо устроились. Но я не понимаю,
почему вы считаете, что обманули политиков. В
конце концов, им удалось
загнать вас сюда, и, насколько я вас понял, они получают
всю информацию,
какую только вы можете им дать. Выходит, и они устроились совсем неплохо.
-- Давайте, я расскажу вам,
как мне все представлялось в январе и
феврале. В феврале я думал взять под
свой контроль все мировые события.
Марлоу засмеялся.
-- О, я знаю, это звучит
до смешного мелодраматично. Но я говорю
серьезно. И я не страдаю манией величия, во всяком случае, так
мне кажется.
Это только на один-два месяца, а потом я великодушно отказался
бы от своей
власти и вернулся бы к научной работе. Я не
из тех, из кого получаются
диктаторы. Я чувствую себя по-настоящему хорошо,
только когда я мелкая
сошка. Но это уж дар небес, что мелкой сошке удалось урвать
такой кусок у
власть имущих.
-- В этом поместье вы как раз похожи
на мелкую сошку, -- сказал Марлоу
со смехом, принимаясь за свою трубку.
-- За все это пришлось бороться. Иначе мы
получили бы организацию вроде
той, на которую вы так гневаетесь. Разрешите, я коснусь немного
философии и
социологии. Приходило вам когда-нибудь в голову, Джефф, что, несмотря
на все
изменения, которые внесла наука в жизнь
общества, такие, скажем, как
освоение новых видов энергии, древняя
общественная структура остается
неизменной? Наверху политики, затем -- военные, а действительно
умные люди
-- внизу. В этом отношении нет никакой разницы между нами,
древним Римом и
ранними цивилизациями Месопотамии. Мы
живем в обществе с нелепыми
противоречиями, современном в области техники,
но архаичном по своей
социальной организации. Годами политики сетуют на нехватку квалифицированных
ученых, инженеров и так далее. Они, кажется, никак
не могут понять, что
дураков существует весьма ограниченное количество.
-- Дураков?
-- Да, людей вроде нас с вами, Джефф. Мы дураки.
Мы предоставляем свои
мыслительные способности в распоряжение толпы ничтожеств; допускаем,
что они
вовлекают нас в свои сделки.
-- Ученые всех стран, соединяйтесь! Такова
ваша мысль?
-- Не совсем. Ученые против остальных
-- это не совсем то. Суть дела
глубже. Это столкновение между двумя совершенно различными формами
мышления.
Современное общество зиждется в области техники на математическом
мышлении.
С другой стороны, по своей социальной организации оно основано
на мышлении,
облеченном в слова. Конфликт возникает, таким
образом, между мышлением
словесным и математическим. Вам нужно бы встретиться с министром
внутренних
дел. Вы бы тогда увидели, о чем я говорю.
-- И вы представляете себе, как все это изменить?
-- Я представляю себе, как помочь
математическому мышлению. Но я не
такой осел, чтобы воображать, будто какие-либо мои
действия могут иметь
важное значение.
Я думал, в случае удачи я смогу показать хороший пример того, как
накручивать политикам хвосты.
- Все "сюжеты и идеи", как вы выразились, давным-давно созданы. Библией. Вам, как редактору литературного отдела РП, надо было бы это знать...
- -- Тем лучше для него. Мне кажется, это ему очень подходит. Но вы не
рассказали мне, как вам удалось улизнуть из пустыни и почему вы решили это
сделать?
-- Почему -- объяснить легко. Потому что там все было до смерти
заорганизовано.
Марлоу взял несколько кусочков сахара из сахарницы и положил один из
них на стол.
-- Вот парень, который делает дело.
-- Как вы его называете?
-- Кажется, у нас нет для него никакого общепринятого названия.
-- Мы здесь называем его "роб".
-- "Роб"?
-- Да, сокращенное от "робот".
-- Ну, что же, пусть будет "роб", хоть мы его так и не называем, --
продолжал Марлоу. -- Как вы скоро увидите, это роб что надо.
Затем он выложил в ряд остальные кусочки.
-- Над робом стоит начальник отдела. Я как раз и есть начальник отдела.
Затем идет заместитель директора -- у нас им стал Геррик, хотя его кабинет
не больше собачьей конуры. Далее наш друг -- сам директор. Над ним --
помощник инспектора, потом, естественно, сам инспектор. Они, конечно,
военные. Потом идет руководитель проекта. Этот уже из политиков. Так, шаг за
шагом, мы доходим до заместителя президента. Потом, я полагаю, идет
президент, хотя тут я не совсем уверен, никогда не забирался так высоко.
-- Думаю, вам все это не очень-то по нраву?
-- Нет, сэр, -- продолжал Марлоу, с хрустом жуя кусок поджаренного
хлеба. -- Я был на слишком низкой ступеньке этой лестницы, чтобы мне могла
нравиться вся система. Кроме того, я никогда не мог узнать, что происходит
вне моего отдела. Все было устроено так, чтобы держать нас совершенно
изолированными друг от друга. В интересах безопасности, говорят они, но, я
думаю, точнее было бы сказать в интересах волокиты. Так вот, мне это не
нравилось, как легко понять. Такая организация дела не по мне. Поэтому я
начал приставать, чтобы меня перевели сюда для участия в вашем спектакле. Я
думал, здесь все делается много лучше. И я вижу, это так и есть, -- добавил
он, взяв еще один ломтик поджаренного хлеба. -- Кроме того, меня внезапно
охватило страстное желание взглянуть на зеленую травку. Когда такое находит,
ничего с собой уже не поделаешь.
-- Отлично, Джефф, но как же все-таки вы сумели вырваться из этого
кошмарного заведения?
-- Просто повезло, -- ответил Марлоу. -- Начальству в Вашингтоне пришла
в голову мысль -- а вдруг вы тут знаете больше, чем говорите. И так как они
были уверены, что я с радостью соглашусь на перевод, меня послали сюда в
качестве шпиона. Я же говорил вам -- попал сюда благодаря вероломству.
-- То есть предполагается, что вы будете докладывать обо всем, что мы
тут, возможно, скрываем?
-- Вот именно. Ну, и теперь, когда вы знаете, почему я здесь, разрешите
вы мне остаться или выкинете вон?
-- Всякий, кто попадает в Нортонстоу, остается здесь -- такой у нас
порядок. Мы никого не выпускаем.
-- Значит, Мери тоже можно приехать? Она делает в Лондоне кое-какие
покупки, но уж завтра обязательно приедет.
-- Вот и прекрасно. Дом тут большой, места много. Мы будем рады принять
миссис Марлоу. Откровенно говоря, у нас полно работы и почти некому ее
делать.
-- Может быть, мне все-таки посылать время от времени в Вашингтон
какие-нибудь крохи информации? Чтобы доставить им удовольствие.
-- Вы можете им говорить, что угодно. Я пришел к выводу: чем больше
скажешь политикам, тем больше они расстраиваются. Поэтому мы решили сообщать
им обо всем. Вообще у нас тут нет никакой секретности. Вы можете посылать
все, что захотите, по прямой радиолинии в Вашингтон. Мы наладили связь как
раз с неделю назад.
-- В таком случае, может быть, вы расскажете мне в общих чертах о
положении дел. Ведь я в сущности знаю почти столько же, сколько в день
нашего разговора в пустыне Мохаве. За это время я кое-что сделал, но ведь
сейчас нам нужны не оптические наблюдения. К осени мы сумеем что-нибудь
выяснить, но мы уже договорились
- Отожествить Бондаренко с новомировскими критиками может только человек начисто обделенный литературным слухом. Бондаренко не критик. Это тип мерзости при литературе. Наглой и невежественной. Задача таких "критиков" состоит в прямом оскорблении авторов. Тем самым, привлекая внимание к себе. Ни один приличный журнал не печатал бы подобный текст. И то, что РП начал свою деятельность с печатания Бондаренко, а затем "вернулся" к нему - говорит, в первую очередь, об уровне редактора этого журнала. Весьма приблизительном.
- Глубокоуважаемый Сергей Сергеевич! Немного с запозданием: как всегда спасибо за то, что Вы есть!
К сожалению, с иконописью Глеба Валентиновича Маркелова не знаком. А вот Свод святых древней Руси знаю. Он петербуржец? Я ведь работал в Россреставрации в основном с москвичами, потом в Поволжье, Украине и в Молдавии. А с Питером навсегда связало чудо от блаженной Ксении. Но это очень личное. Вообще, как Вам мои ощущения от тех лет работы в храмах и монастырях России: три центра: Москва ментальный центр, дух, в материальном мире она сама рациональность, Санкт-Петербург астральный, душа, чувственность, но чувственность более в восприятии, в сенсорности, а не выплеске, а вот Нижний утроба России, тугая необоримая физика? Я не говорю об истории глубокой, всякий новый город России, в т.ч. мой Новосибирск, кроме функционально-экономических потребностей, берёт на себя некую социальную в размерах нации. Но вот как сложилось во второй полвине 20-го века? И каково чувствовать себя ╚самим╩ под колпаком такого ╚определения╩, что есть отличие москвича и питерца? Я в ╚Портрете╩ попытался пощупать. Правда ли получилось?
- Уважаемый К.Крылов,
Ваша фраза, "Но в целом мне не очень понятно зачем все это когда есть фотография?", просто оскорбительна.
Фотография это неживая копия объектов, запечатленных в определенное мгновение, причем
спектр
эмоций в основном весьма ограничен.
Живопись же - огромный букет чувств. В картину художник вписывает себя, кроме того картины не являются запечатлением одного мгновения. В течении работы художник вносит в свою картину множество новых нюансов. Картины живут и дышут, уважаемый господин Крылов.
- Я слышал такое, что многие, в частности Федор Сологуб, весьма удивились бы ознакомившись с трудами господина Акунина, признав в них идеи и сюжеты своих произведений.
- Прошу прощения. Не дед Талаш, а дед Щукарь. Смешно получилось.
- Недавно наконец сподобился прочесть "Азазель". Собственно,
давно собирался, неудобно ведь: самый модный писатель на сегодняшний
день, а я до сих пор не причастился. Ну вот, свершилось.
Ничего не скажешь, хорошо пишет, чертяка, увлекательно. Нынче
принято сравнивать понравившееся произведение с творчеством
Марининой, чтобы в очередной раз сказать "фи" в адрес последней.
В данном случае такой номер не пройдет, ибо вещи несопоставимые,
несмотря на детективный сюжет и там, и там. Произведения
Марининой суть дамские романы, Акунин же делает сильный реверанс
в сторону исторических реалий, максимально возможно подгоняя
сюжет под дух описываемого времени. Вот тут-то, сдается мне,
он и споткнулся. Любой писатель стремится увлечь читателя
так, чтобы тот ушел в сюжет с головой, страдал, радовался вместе
с героями и боялся за их судьбу как за собственную. Если это
удалось, считай - книга удалась. Что же мы имеем в "Азазеле"?
Герой попался в руки врагов, его подло заманили в сети и собираются
утопить в заграничной реке Темзе. Что же в этот момент делаю
я, читатель? Я спокойно закрываю книгу и иду спать, так как
время позднее, а дочитать можно и завтра. Почему я не переживаю
за беднягу Фандорина, почему меня не волнует его предстоящая
гибель? А вот почему. Книга выписана очень старательно, купеческо-
дворянско-старосветская Москва встает перед глазами во всей
своей пикейной самоварности. Создается впечатление, что я смотрю
телевизор, сидя в удобном кресле. А это не то. У меня должно
быть ощущение тревоги за будущее, присущей каждому моменту жизни,
я должен ощущать на себе сырость лондонского климата,
духоту московского кабака и то, как мне давт ребра дурацкий
корсет Фандорина. Но ничего этого нет. Есть игрушечность,
невсамделишность всего происходящего, и я остаюсь равнодушен
к страданиям молодого Верт... простите, Фандорина, спокойно
закрываю книгу в самый страшный момент его жизни и иду спать.
В голове моей копошатся мысли о том, что Акунин, несомненно,
хороший писатель, даже очень хороший, и на этом я мирно засыпаю.
Такая вот апробация, как говаривал дед Талаш.
Не совсем по теме, но хотелось высказаться.
| 244194 ""
|
2002-05-22 11:51:05
|
| [195.34.133.62] Кот Вася |
|
- Господин Резниченко! То, что Вы являетесь одним из немногих гуманитариев, прошедших через горнило строгого экзамена по математике, налагает на Вас особую ответственность. Вы немедленно должны выступить с программным заявлением, исчерпывающе объясняющим литературный процесс, да и остальные процессы, имеющие место в среде и организмах гуманитариев. Было бы, также, прекрасно, если Вы нашли время составить список литераторов и деятелей других видов изящных искусств в соответствии с их вкладом в культуру. Отсутствие такого списка часто порождает нелепые споры, история с Довлатовым - яркое тому подтверждение.
Хорошо было бы, если бы именно Вы составили список слов, которые не должны знать парламентарии в Думе, известные своим лексическим авангардизмом.
Я счастлив жить и ловить мышей в одну и ту же историческую эпоху с Вами.
- Уважаемый АМ!
Говоря о "безликих критиках", я не имел в виду всю сеть, только нескольких господ, подвизающихся на Переплете, включая Вас. Возможно, такая малая выборка и не отражает полной картины, и я употребил прием генерализации, попытался найти объяснение тому, почему Ваши тексты выглядят столь непритязательно с интеллектуальной точки зрения. Если Вы помните, я предположил, что умственный уровень "гуманитариев" в доельцинской России был ниже уровня тех, кто занимался естественными науками.
Положение осложняется еще и тем, что разговаривая с Вами, я постоянно вынужден делать скидку на Ваши ограниченные способности, и если это мне не каждый раз удается, возникают недоразумения.
Вам, Андранику, Шиншину следует примириться с существующим положением вещей, и постараться исключить из своих текстов безусловные утверждения, которые, в силу описанных выше обстоятельств звучат совершенно нелепо и превращают Вас в объект насмешек.
- Уважаемый Кирилл Артурович!
Зря Вы насчет фотографии. Этот "ювенильный" аргумент в
споре с реализмом нужно оставить студентам какого-нибудь РГГУ.
Мир немного сложнее мгновенной проекции его кусочка на фотопленку.
Да и реализм - это вовсе не стереометрия.
Реализм, и об этом пишет Глазунов цитируя Достоевского - это
признание, что мир - арена борьбы добра и зла.
Насчет мастерства - Вы сильно ошибаетесь, мне кажется.
Глазунов был замечен еще до поступления в академию.
Естественно, рассказ истинного реалиста - это рассказ
(картина) о себе, от себя, через себя.
Здесь как раз и нужна точность. Иначе получится масло-маслянное, сон во сне, странный аттрактор.
Позвольте процитировать: "Он опять вспомнил Учителя. Тот как-то ему объяснил, что
современные авангардисты и прочие модернисты, на самом деле и в подметки не годятся
Шишкину и Айвазовскому. Поскольку мир это всего лишь фантазия духа, то всякое точнейшее ее
копирование и есть настоящий авангардизм. А эти смешные открыватели новых горизонтов, всего
лишь рабски копируют единственное реально существующее - сознание художника. Поэтому
исторически живопись, возникшая в каменные времена, завершила свою миссию, вернувшись к
примитивному пещерному реализму. Конечно, самым отстраненным искусством было и остается
искусство фотографии. Но и Перовские водовозы очень неплохи! ".
- Поразительно...словно грунтуя холст для будущей картины, автор втирает в текст фоновое "мррразь". И уже на нем- окрасившим полотно эссэ в мокротно-желчный цвет - расчеркивает детали портрета.
Неугасимая ненависть. Ненависть даже к уже мертвому человеку продолжает истеричным тиком подергивать перья врагов Довлатова. И вот они всё пишут, пишут, пишут...повторяясь и повторяясь. Хлюпая и чавкая сапогами в одном и том же "месиве пороков" Довлатова. Как те потешные борцы, что мусолят друг друга в чане с грязью. И злятся, и топают ножками, как капризные дети, разбрызгивая в стороны мелкие колючие слезки, досадуя: "Ну, от чего ж? От чего же этого Довлатова так любят?! Ведь он такой-сякой-разэдакий, да плюс вотэнтый! Алкаш, развратник, бездарь, жлоб, плебей, халтурщик!"
А Довлатова все равно любят. И тех, кто любит его неизмеримо больше, чем тех, кто его истово ненавидит, ревнуя - МЕРТВОГО - к той славе, что пришла к нему посмертно.
Как рано он умер! Как много он еще мог рассказать нам...Талантливые, нерядовые люди горят ярко и сгорают быстро. Но о них никогда не забывают. Довлатов слишком ярок. Не по силам истеричным критикам затереть и заплевать память о нем.
Вы, В.Бондаренко, даже в своей ненависти скушны и суетливы. Ни нового чего не рассказали, ни старое не взбили в кружева. И эссэ свое написали, что гвоздем на заборе нацарапали.
| 244190 ""
|
2002-05-22 07:56:44
|
| [171.64.173.8] К.Крылов |
|
- Кошке Кате, надеюсь Вы улыбнулись... Умненькая Вы наша кошка..
- 23909 Г-н Юлий!
Вынужден специально для вас, как для опоздавшего ученика, повторить список имён литературных критиков, регулярно печатающихся в "Новом мире": Василевский, Боровиков, Новиков, Архангельский, Роднянская, Кублановский, Костырко, Кобрин, Басинский ... Я с удовольствием добавляю к этому блестящему перечню и регулярно непечатающегося в указанном издании Владимира Бондаренко.
Извольте не голословничать, а указать конкретно, к кому из указанных литературоведов и публицистов следует приложить вашу инвективу: "уныло, серо,
никакого следа яркой, самостоятельной, с пылу с жару, мысли".
- Хорошо, что появился Глазунов в РП и сразу так много. По существу можно отметить, что рисунки карандашом ему удаются лучше всего, здесь видно, что школа есть, причем ранние 50х годов рисунки лучше. Карандаш это сразу показывает, либо можешь, либо нет, и видно учили тебя или нет. В остальном это конечно не мой художник, да "глазки", но кроме "глазок" есть такие вещи как композиция и идея. Композиционно Глазунов откровенно слаб, особенно это проявляется в сценографии. Очень слабая серия современники, но это и самое трудное наверное, показать современников, чтобы видна была и дышала эпоха. Идейно он безбожно коньюктурен, особенно в последние 25 лет. Почему то не нашел таких его известных вещей как портреты Л.И.Брежнева и Индиры Ганди. В портретах работы Глазунова очень слабые руки, а ведь это важнейший момент в портретном направлении, вспомним импрессионистский по духу и техники автопортрет К.Брюлова, или работы Серова. Из портретных работ пожалуй удачный портрет писателя В. РАСПУТИНА. Но в целом мне не очень понятно зачем все это когда есть фотография? Кстати, Глазунову неплохо было бы взять уроки по композиции фотографии и постановке света, это сильно бы освежило его творчество. В.Резниченко А зачем его слушать? Его смотреть надо и учится как уже больше не надо...
- На самом деле я пианист Сердюк, но для Обсирателя готов взять этот ник: "Сионист Пердюк". До этого я был просто Читатель. Так вот: вместе с вами, господин хороший, я и ..рать рядом не сел бы. Не то, что обсуждать что-либо.
- ПОКЛОННИКАМ ИЛЬИ ГЛАЗУНОВА
Только что посмотрел по телеканалу РТР программу "Культурная революция". Принявший в ней участие "великий художник" в очередной раз осрамился, наговорил глупостей, будто кто за язык его тянул, мог бы ведь и промолчать. Кто видел, пусть подтвердит (или опровергнет).
Лично я - за плюрализм в искусстве: пусть расцветают сто цветов, как провозглашал Мао. Глазунов - в живописи, Церетели - в скульптуре, Кобзон - на эстраде и так далее...
- УВАЖАЕМЫЙ ЮЛИЙ, как говорится, Платон мне друг, но истина дороже. Ваши суждения о том, что на физический факультет было поступить труднее, чем на гуманитарный, не соответствуют исторической реальности. Видимо, Вы не все знаете или что-то забыли.
Это мое замечание отнюдь не вызвано какими-то личными амбициями. Что касается меня, то я сдавал главный приемный экзамен в МГУ преподавателям мехмата (на отделение математической лингвистики). Иначе бы на филологический факультет ни за что бы не попал (принимали исключительно "рабочих и колхозников" со стажем трудовой деятельности). А на "естественных" факультетах была 20-процентная квота для выпускников школ. Так что не все зависело от "ума" абитуриентов.
Один из примеров существовашей в СССР системы отбора научных кадров...
- МИЛАЯ КОШКА КАТЯ, осмелюсь предположить, что Вы ошиблись в выборе профессии, Вам бы литературным критиком быть!
Ваши соображения о творчестве Довлатова разделяю. А Бондаренко, хоть и не лишен способностей - закомплексованный, жалкий человек.
- Дорогой Кот Вася! Мы котов (по принадлежности и по определению) ОБОЖАЕМ, как институтки-смолянки.
| 244182 ""
|
2002-05-22 00:41:00
|
| [195.34.133.61] Кот Вася |
|
- Глубоко жаль, что не все физики отменно умны, и необыкновенно прекрасно, что среди гуманитариев попадаются умнейшие люди.
- Дорогой Юлий Борисович! Осмелюсь Вам робко возразить: для того, чтобы "попасть в гуманитарии" (ну, ясно не в Орловский пединститут) тоже нужно было обладать отчасти скромным умишком (грамотно писать, излагать убогие мыслишки и т.д.).
- Дорогой Юлий Борисович! Со страхом и терзанием душевным, пожалуй, отчасти с Вами соглашусь. Иногда мы исполняем одну и ту же мелодию, но в разных регистрах и тональностях (и на разных инструментов). Это и есть пресловутая полифония.
Назад
Далее
"
"
"