2024 г. стал самым теплым за всю историю наблюдений, а глобальная температура превысила доиндустриальный уровень на 1,5 °С ― казалось бы, именно этого не должно было допустить Парижское соглашение. Сегодня климатологи прогнозируют, что такие же периоды могут впоследствии повторяться чаще, как и природные аномалии. Примером тому — рекордно теплые недели января 2025 г. Но необратимых последствий еще не наступило.
Почему пока не стоит опасаться превышения полутораградусной отметки в 2024 г.? Какие прогнозы климатологи строят на ближайшие десятилетия? Какие факторы преимущественно влияют на изменение климата ― антропогенные или естественные? Об этом ― в интервью с руководителем лаборатории взаимодействия океана и атмосферы и мониторинга климатических изменений Института океанологии РАН им. П.П. Ширшова членом-корреспондентом РАН Сергеем Константиновичем Гулевым.
― Превышение глобальной температуры на 1,5 °С обозначали как опасную границу еще около десяти лет назад. Некоторые источники даже называли ее точкой невозврата. Превышение температуры в 2024 г. привело к каким-то необратимым последствиям?
― На самом деле Парижское соглашение и последний Оценочный доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) трактуют повышение глобальной температуры двояко. С одной стороны, 2024 г. действительно стал самым теплым за всю историю инструментальных наблюдений, а температура превысила доиндустриальный уровень на 1,5 °С. К этому надо относиться очень серьезно. Но если говорить о каких-то репрезентативных метриках климатических изменений, которые рассматриваются в Парижском соглашении, то надо оценивать усредненные значения за достаточно долгие периоды времени, хотя бы за десятилетие. То есть, когда мы говорим, что к концу века нельзя допустить повышения глобальной температуры, допустим, на 2 °С, это значит, что средняя температура не должна превышать это значение в течение десяти, а то и 20 лет. Но в отдельные годы превышения могут быть: на карте изменений температуры видны достаточно сильные скачки от локального минимума к локальному максимуму.
С одной стороны, повышение глобальной температуры в конкретный год и из-за естественной изменчивости климата, и из-за антропогенного фактора ― это интересный и важный факт: такие однолетние превышения и формируют средние значения в десятилетние и более долгие периоды. Но говорить о том, что мы перешли какие-то рубиконы, определенные Парижским соглашением, сейчас рано.
― Можно ли строить какие-то прогнозы на следующее десятилетие?
― У климатологов есть твердая уверенность, что потепление будет значительным и в период между 2030 г. и 2040 г. средняя десятилетняя температура превысит границы, определенные Парижским соглашением в 1,5 °С. Такая тенденция к потеплению явно заметна: в 2018 г. тренд средней температуры по отношению к доиндустриальным значениям давал оценку 1,09 °С, сейчас это более 1,2 °С. Поэтому есть определенная уверенность, что достаточно скоро температура превысит и 1,5 °С именно в долговременном осреднении, о чем мы говорили выше.
― Повышение средней температуры с 2018 г. по 2024 г. на 0,2 °С ― это много?
― Превышение и на 1 °С, и на 1,09 °С, и на 1,5 °С ― это много. Изменение температуры, пусть даже на один градус, происходит очень неравномерно по земной поверхности. В отдельных областях, особенно субполярных, отчасти в средних и полярных широтах Северного полушария температура может превышать два-три градуса. Средний рост температуры на территории России, согласно отчетам Росгидромета, также превышает 1,5 °С. При этом больший рост температуры показывают континенты, а не океаны: когда средняя глобальная температура превышала доиндустриальные значения на 1,09 °С, на поверхности океана этот тренд составлял 0,86 °С.
Может показаться, что адаптироваться к повышению глобальной температуры на полтора-два градуса совсем не сложно. Но земная климатическая система очень динамична и даже небольшие изменения средней температуры приводят к значительным последствиям, которые уже можно наблюдать. Меняются траектории циклонов и экстремальность синоптических событий, гидрологический цикл становится более интенсивным: атмосфера начинает активнее перерабатывать поступающую влагу, из-за чего на одних континентах выливается больше осадков, что приводит к наводнениям, а в других областях возникает засуха. В целом увеличиваются частота и интенсивность экстремальных климатических событий ― это и есть та самая реакция на очень небольшие изменения средней температуры.
Важное влияние потепления на Россию ― это таяние вечномерзлых грунтов. Здания, сооружения, дороги на севере России строились с учетом того, что под ними вечная мерзлота, и их стабильность опиралась именно на это. Теперь стабильность нарушена, в зданиях появляются трещины, а причальные сооружения и дороги, в том числе железнодорожное полотно, приходят в негодность.
Еще один эффект ― это таяние льда: за последние 40 лет мы потеряли около 30% летнего льда. Из-за этого увеличивается навигационный период, а ситуация выглядит привлекательно с экономической точки зрения: мы можем использовать Северный морской путь для грузоперевозок из Европы на Дальний Восток, что гораздо короче, чем путь через Индийский океан, Красное море и Суэцкий канал. Но массовые перевозки по Северному морскому пути ставят новые задачи: нужны причальные сооружения, многие из которых с таянием вечной мерзлоты пришли в негодность, требуется навигационное обслуживание, которое не так просто осуществить, а кроме того, в северных морях повышенная штормовая активность. Повышение температуры, связанное с ним таяние льдов и вечной мерзлоты, формальное удлинение навигационного периода ― это связанные процессы, то, что называется climate impacts: влияние изменения климата на самые разные области.
Еще один процесс, связанный с увеличением глобальной температуры, может быть, менее важный для России, но первоочередный для остального мира ― повышение уровня океана на 3,14 мм в год: 10 см за 30 лет. Это происходит по двум равнозначным причинам. Во-первых, это таяние континентальных ледников и ледниковых щитов, а также рост температуры океана и термическое расширение морской воды. Если налить воды в чашку и нагреть ее, не давая выкипать, то ее объем увеличится. То же самое происходит с Мировым океаном.
Это колоссальный вызов для всего мира. Например, в Индийском и Тихом океанах есть несколько островов с самыми высокими точками 24–27 см над уровнем моря. Это абсолютно плоские острова с населением 150–200 тыс. человек, богатыми курортами и развитой инфраструктурой, в том числе с аэропортами. Самый известный пример ― это аэропорт Чанги, самый большой аэропорт Азии, построенный в Сингапуре. Основание для него насыпали в море.
Остановить повышение уровня океана мы не можем, поэтому «Что делать?» ― это вопрос ближайших десятилетий. Такое увеличение уровня океана ― абсолютно неоспоримое доказательство происходящих климатических изменений.
― Аномально теплая погода в Москве и Подмосковье в январе 2025 г. ― это тоже проявления глобального потепления?
― Две теплые недели января конкретного года ― это не показатель происходящих климатических изменений, а скорее отражение того, что на фоне изменения климата подобные аномалии будут возникать все чаще и станут интенсивнее. Это справедливо и для летних аномалий: например, тепловые волны, которые долго стояли на европейской территории России в 2010 г., или жара в 2023 г. Такие ситуации будут возникать все чаще, а общий тренд на повышение средней температуры складывается из подобных отдельных событий.
― На изменение климата преимущественно влияет антропогенный фактор или это в большей степени естественные природные изменения?
― Естественных природных факторов несколько. Во-первых, это светимость Солнца: излучение может меняться в пределах 1,5–3 Вт на 1 м2 верхней границы атмосферы. Это достаточно серьезная величина. Из-за слабой активности Солнца в отдельные годы правления Бориса Годунова температура на европейской территории России летом была около 5–7 °С. Дополнительно на похолодание повлияло извержение вулкана Уайнапутина в Перу: в атмосферу было выброшено много мелкодисперсного вещества, из-за чего на Землю в достаточной мере не могла проникнуть коротковолновая радиация. В результате в начале XVII в. в России были неурожайные годы, что привело к голоду и отразилось на правлении Бориса Годунова. Это пример того, как отдельные эпизоды истории могут быть связаны с климатическими изменениями по естественным причинам.
На изменение климата также влияют орбитальные факторы: из-за взаимодействия Земли, Солнца и самой большой планеты Солнечной системы Юпитера немного меняются орбита нашей планеты, расстояние до Солнца и наклон земной оси. Влияние изменений движения Земли на ее климат описаны циклами Миланковича. Конечно, эти факторы влияют на изменения климата ― это важнейшие причины климатической изменчивости, но в масштабах времени в десятки и сотни тысяч лет.
В масштабе 100–150 лет влияние таких естественных факторов очень слабо: по оценкам, немногим более 1%. Из природных факторов достаточно серьезное влияние в такой период времени продолжают оказывать только вулканы. Но и последствия извержений отыгрываются земной климатической системой в течение двух-трех лет.
Собственная изменчивость климатической системы Земли, конечно, тоже накладывается на тренд потепления. Но ее влияние оценивается только на 30% от всей наблюдаемой и прогнозируемой изменчивости. Остальные 70% ― это антропогенный фактор. Но ― еще раз подчеркну ― в достаточно коротком временном масштабе сроком примерно в 150 лет.
В значительной степени наука о климате ― это именно наука о масштабах. Когда приводят примеры вроде: «В Англии в определенные эпохи в Темзе водились крокодилы», это действительно так. Однако ключевое отличие — временные масштабы. Возьмем, например, оптимум эоцена (55–50 млн лет назад): Земля тогда была принципиально иной. Континенты имели несколько иные очертания, глобальная температура превышала современную на 14,5–15 °C, атмосферная циркуляция и океанические процессы кардинально отличались. Уровень моря за миллионы лет колебался в диапазоне от +25 до –7 м относительно сегодняшнего, но все эти изменения происходили крайне медленно — за десятки и сотни тысяч лет, но не за века. А мы говорим об изменениях, произошедших в течение последнего века, и именно это вызывает опасения.
― Существует тренд на потепление, и по прогнозам мы превысим опасный климатический порог в ближайшие 15–20 лет. Есть шанс этого избежать?
― Задача климатической политики — определить порог, который человечество не пересечет при вложении разумных усилий, не обременительных для населения и экономики. К вопросу надо подходить осторожно, а решения должны быть взвешенными. Многие инициативы, например полный переход на зеленую энергетику, часто политизированы.
В Европе, особенно в Германии, зеленые имеют серьезное влияние, а партии, которые они поддерживают, преимущественно и формируют состав правительства. Они настаивают на отказе от углеводородов в пользу ветряков и солнечных панелей. Но в значительной степени это утопия ― углеводороды останутся основным источником энергии как минимум век.
На конференции ООН по изменению климата 2024 г. предложили вложить $1,3 трлн в альтернативную энергетику для развивающихся стран. С учетом того, что 40% населения Африки не имеют доступа к электричеству, мне кажется это смешным. Гораздо важнее повышать энергоэффективность существующих систем.
Если говорить о России, то наша страна в выгодной позиции благодаря лесам, поглощающим углерод в масштабах значительно больших, чем в других регионах мира. Да, мы знаем, что леса горят, но это несопоставимо с пожарами в Амазонии или Конго. Кроме того, не стоит рваться в «зеленые лидеры». Определение эффективности ветровой и солнечной энергетики требует проведения детальных оценок. Например, чтобы создавать достаточно большие объемы энергии с помощью солнечных панелей в пустыне, нужно устанавливать целые поля. В результате намного уменьшится отражающая способность значительной площади поверхности. Кроме того, их производство и утилизация оставляют углеродный след. То же с ветрогенераторами — их создание требует ресурсов, а эффективность зависит от локации.
― Если обобщить, превышения температуры в 2024 г. опасаться не стоит, но проблема остается и усугубляется?
― Да, сейчас опасаться сложившейся ситуации не стоит: для значительных изменений среднестатистическое превышение температуры на 1,5–2 °С должно продолжаться в масштабах 15–20 лет. Но надо очень серьезно относиться к существующим изменениям и понимать, что такие годы будут наступать все чаще.
Утверждать, будто мы уже прошли точку невозврата, обозначенную в шестой статье Парижского соглашения, неверно. Рубикон связан с многолетними, а не однолетними температурными показателями. То же касается и некорректной интерпретации информации о таянии арктических льдов. В прогнозах МГЭИК, в создании которых я участвовал, указывается, что в период с 2050 по 2055 г. Арктика может временно освобождаться ото льда. Однако это не означает его полного исчезновения, как могут писать некоторые источники. После 2050 г. Арктика, возможно, не будет покрыта льдом только в отдельные годы. Но после таких лет лед опять будет появляться. Динамика сокращения количества льда напоминает колебания, как и рост глобальной температуры. Например, в сентябре 2012 г. был зафиксирован рекордный минимум ледового покрова, но в последующие годы эта ситуация не повторилась, и мы не можем точно прогнозировать, когда возникнет следующий ледовый минимум.
Искаженное восприятие научных данных — это большая проблема. Журналисты часто упрощают и драматизируют выводы, мы же, ученые, предпочитаем говорить сложно, но точно и правдиво. Сама по себе наука о климате может показаться скучной. Ученые понимают и описывают в научных статьях, какие неопределенности существуют в решениях и насколько точны прогнозы и модели. Затем эти научные статьи, достаточно сложные для людей, которые не занимаются наукой, интерпретируются в СМИ с разной степенью добросовестности. Поэтому хотелось бы, чтобы журналисты, которые занимаются климатической тематикой, получали хотя бы минимальное дополнительное образование в этой области.
Земная климатическая система очень сложна. Приведу пример из последнего отчета МГЭИК, который мы готовили в период пандемии COVID-19. В то время остановилась значительная часть промышленности и сократилось движение транспорта во всем мире, в результате выбросы климатически активных газов в атмосферу серьезно уменьшились. Мы решили оценить влияние пандемии на климатическую ситуацию. В результате оказалось, что потепление от такого снижения выбросов даже немного увеличилось. Дело в том, что со снижением выбросов климатически активных газов сократилось и количество выбросов разнодисперсных аэрозолей: которые не влияют на потепление напрямую, но замутняют атмосферу. Атмосфера стала прозрачнее, и это увеличило количество проникающей коротковолновой радиации, из-за чего и поднялась температура. Земная климатическая система работает настолько сложно, что относиться к происходящим изменениям и подаче информации надо очень серьезно.
На самом деле заниматься наукой о климате было приятно немного раньше, когда к этому вопросу еще не сформировался повышенный интерес общества, а тема не была политизирована.
Информация взята с портала «Научная Россия» (https://scientificrussia.ru/)
Обозрение "Terra & Comp".
