ВОЗДУХ ПОЛЫННОЙ ДОРОГИ

* * *

Молчанье было – робкий мой удел.

Но от любви душа заговорила.

Свобода духа благодатной силой

Взошла среди оцепенелых дел.

Я эти неразрывные дела

Пыталась разорвать семье в убыток:

И тайно доставала пыльный свиток,

И, как Скупой, над ним я не спала...

О муж мой, сын мой, возвышаюсь я

Над страхом лжи и тяжестью уныний –

Блажен, кто ищет истинной святыни,

В отпущенном пространстве бытия.

ИЗ ПОЭМЫ «ЧАША»

Беспощадные смутные годы

Над страной, над отцом, надо мной.

Корабли, поезда, пароходы

Режет ветер залётный сквозной:

Свой похитчик и чужеплеменный

На открытых просторах Руси...

Братьев кличет Иван полоненный –

Не проснутся – проси, не проси!

Я по-русски всё жду терпеливо,

Над равниной кружит вороньё...

Отобрали у песни мотивы,

Раскатали по брёвнам жильё,

Осквернили родные могилы,

А над пашнями ядом смердят.

Брат мой, где твоя удаль и сила,

Обернись красным молодцем, брат!

Горек воздух полынной дороги.

Бесконечны, как думы, холмы.

Сбиты в кровь наши бедные ноги,

От кого ждём спасения мы?

Может эти пожары лесные,

Замутнённые воды озёр,

Дочернобыльские витии –

Пустословья обман и позор

Нас спасут? Деревеньки пустые,

Городов обезличенных высь...

Но, как сила души, золотые,

Купола золотые зажглись…

ПАРАД 1946 ГОДА

Сорок шестой, послепобедный,

Бедой войны пропахший год.

А под халатом мамы бедной

Уже выпячивал живот.

В нём я жила,

Ждала рожденья,

Слыхала радостный парад.

И мне казалось

Без сомненья,

Что мир мне тоже будет рад…

Одно из впечатлений детства,

Восторг земного бытия –

Ещё во чреве мамы дерзко

Победе радовалась я.

В ДЕРЕВНЕ

Я себя протащу до покинутой нашей деревни.

Эх, какие там люди! В ненаписанной книге прочту

Не обиду на жизнь, а хранимую душу издревле,

Боль за бедность в полях, истощение сил, нищету.

Утром мама моя не отгонит на выпас Бурёнку –

Нет бурёнок давно, поразъехались все пастухи.

Вспоминает, родная: «Везли на чужую сторонку

Нас в телячьих вагонах – платить, за какие грехи?»

– Так за что же, за что, – я спрошу, как некрасовский Ваня, –

Выгоняли из дома, бросали на каторжный труд?

– Нас за новые сени, а их вот за новые сани. –

Только батя утешил, – а люди и тут ведь живут!

«Всяко было потом, – скажет мама и тихо заплачет.

Голод, нары да тиф... да родителей бедная смерть.

Только с наших, сиротских, землёй переполненных тачек

Завертелась такая на голой степи круговерть!

Мы о городе новом слагали стихи в культбараке,

Ни горячей обиды, ни зла не держали в сердцах,

Только жаль деревеньки, давно утонувшей во мраке,

Жаль, что дети и внуки всё больше живут в городах…»

За деревней бегут облака, словно серые волки,

Дуют злые ветра и грызут у домишек бока.

Я уеду теперь навсегда или, может, надолго,

Словно серые волки бегут и бегут облака.

БРАТУ

Приедешь, поклонись далёкой

Могиле матери моей.

Скажи, что стала одинокой

Я без неё. А жизнь – бедней.

Да посади – она любила

Цветочки голубого льна,

Чтобы весной цвела могила,

Издалека была видна.

И я приеду, хоть не близко,

К простому привезу кресту

Московский ландыш серебристый,

Волжанке-маме, как мечту.

Да с корневым комком берёзу

Из леса маминой весны,

Да раскулаченные слёзы

Всех, виноватых без вины.

* * *

Охапку лет – черёмуховых веток

Приносит мальчик смелый, твой двойник.

Здесь и теперь между окон двойных

Пылятся клочья высохшего лета.

Знакомые берёзы под окном,

Зелёные качели над обрывом,

Они живут в неведении счастливом,

С весной в ладу в пространстве мировом.

И только люди, проживая век,

Не думают в гордыне иль смятенье,

Что жизнь и смерть – единое смиренье,

Которого не хочет человек.

А мы за то неведенье в саду

Остаток жизни отдали бы смело.

Любовь одна не ведает предела –

Цвети она в раю или в аду.

ТЮТЧЕВ

Вадиму Кожинову

Его дыхание земное.

Но с приближённостью к Нему,

Кто жизнь вдохнул во все живое,

Дал чувство чувству, ум уму.

И роковым страстям знакома,

В чужбине жизнь его влеклась, –

Чтоб русский был в России дома,

Нужны величие и власть:

Высокомыслящая Лира.

Он верил Родине одной –

Спасению Святого мира

Для Благодати мировой.

НА ЧЕРДАКЕ

1

Вся награда в светлице мечтаний –

Тайный холод небесной тоски.

Светом давних надежд и желаний

Сёл далеких горят огоньки.

Клён приник к слуховому окошку,

Под стрехой подсыхает укроп,

Из-под старой тетрадной обложки

Видны буквы заглавные строк.

Первоклассники, что мы писали

В том, туманом покрытом году?

«Мама... Родина... Ленин и Сталин...»

Я как страшную помню беду,

Наши узкие классы в бараке,

В окнах марта померкшего свет,

Нарукавные траура знаки

И над чёрной доскою портрет...

Дома плакали... То ли утрата

Мне так внятна, что еле дыша,

Будто в чём-то была виновата,

С детства в страхе сжималась душа.

Мне Отчизны всегда не хватало...

С малой родиной в сердце моём.

Но я знала ни много, ни мало –

Свет велик и высок отчий дом.

2

Маленкова портреты и Берии

В старой «Правде» поблёкли давно.

Мощный луч из Российской Империи

Освещал Слуховое Окно:

Сердце, славой космической радуя,

Самоцветом сверкал на Кремле.

Пировал за весёлою брагою

Или тайно светился во мгле.

Выйдут сроки – провалы и пропасти,

Солнцем Правды взойдет не портрет –

Божьей Матери в скорби и кротости

Милосердный над Родиной свет.

Я ПРИХОДИЛА К НИМ…

Что наши беды по сравненью с тем,

Какие беды у детей России!?

Иные не рождаются совсем,

Больными с детства явлены другие.

Страданье за какие-то грехи

Ниспослано несчастным и убогим.

Я приходила к ним читать стихи

В больницы, интернаты и остроги

Всей немощью своей напряжены,

Внимали мне они душой и сердцем –

Я уходила с ощущением вины

За чьё-то обездоленное детство.

СТРУННАЯ ПЕСНЬ

Золотая струна о радости запоёт –

Переливается юности вешний мёд,

Родником выбивается чистый звук,

Лёгкой бабочкой вылетает из детских рук.

Берег неба – родное моё крыльцо –

Крылья Ангела овевают моё лицо,

Я не знаю, какую струну задеть,

У меня есть золото, серебро и медь.

Серебро задену слегка – там семья и дом,

Задрожит свеча над мамою и отцом…

Вы оставили детям своим не зло – добро –

Золото чистое вы моё и моё серебро.

Струнной песнью звучит литая, тяжёлая медь –

– Аллилуйя – готовятся в хоре церковном петь…

Помоги мне, Боже, поверить в Тебя, полюбить,

Колокольчик души притяни за незримую нить.

Берег неба – родное моё крыльцо –

Крылья Ангела овевают моё лицо,

Я не знаю, какую струну задеть,

У меня есть золото, серебро и медь.

МАТЕРИНСКИЙ ЛОМОТЬ

Воспоминание – жизни моей полотно –

Незачем мне украшать его вязью рисунка,

Прямо скажу обо всем, что хранило оно,

Сердце, задетое с детства о строгую струнку.

Видно, Господь преломлял материнский ломоть,

Короб хлебов оставался пришельцу и гостю,

К ней и теперь, чтобы душу свою прополоть,

Я приезжаю к могиле на сельском погосте…

И простодушные люди тропою добра

Едут ко мне от неё до Великой столицы –

И не седьмая вода, не слеза, не сестра,

Как за себя, я за ближнего буду молиться.

РОДИНА

Тысячелетье ею пройдено

Во славу дедов и отцов.

Теперь по всей великой Родине

Стоит недвижимость «дворцов».

Не знаю я, какого лешего

Ищу в лесу, дороги вью,

И не чужая здесь, а здешнего,

Родного, я не узнаю:

Обманным дымом занавешена,

Чужой, зыбучей новизной,

Она как будто бы опешила,

И нет пути передо мной.

Перекорёжена, надорвана,

И вихрями разметена,

Над нею плачут Вдовы Чёрные,

И к Небу движется она.

НАЧАЛО

Шли волхвы. Звезда лучистая

В Вифлеем их привела.

Богородица Пречистая

Иисуса родила.

Как вместила Духа Божьего,

Бога Слова – слово Бог,

Как носила в подорожии

Сына, именем – Любовь?

Богоматерь! На колени я,

Встав, прошу за нас молитв,

Силы кроткого терпения –

Образа Твоей любви.

ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА

Скоро вас перестанут понимать.

Вадим Кожинов

Сейчас так, душой, никто не пишет.

Николай Дорошенко

Читателя в потомстве не найду –

Поймала Книгу сеть небытия,

Попала в паутинную среду

Живая жизнь – поэзия моя.

И бьётся рифма из последних сил

В невидимых ей лапах Паука.

Он башни срезал, страны подавил,

Не дрогнула в с е м и р н а я рука

Высокую настроенность души

Чудовище не может понимать.

Поэт! Излить свой бисер не спеши –

Ты перед тем, кому валюта – мать…

Вам посылаю электронные слова,

Последние читатели мои.

Погибла Книга. Но пока жива

Творящая энергия любви.

БРАТУ

Поэту Юрию Костареву

Ты вздрагивал от ритма рифм и строчек,

Откуда мне? Давно их не слыхал…

Но Божий Промысел не знает проволочек:

Ты не писал, как «гибли за металл».

Ты не писал, как отнимали веру.

Ты не писал, как выслали отца…

Твой день рождения в июне, в сорок первом,

Он отлит из горячего свинца.

А город отлит из огня и стали,

И совместились несовместные, они:

Россия-мать, «отец» – Иосиф Сталин,

В язычестве прошли года и дни…

А нынче, брат, не вздрагивай от строчек,

Пиши, пиши я з ы ч е с к у ю н о ч ь!

Где все – темно, но дышит Дух, где хочет,

И что услышишь – не прогонишь прочь.

ВДАЛИ ОТ РЫНКА

Одна по городу брожу,

Вдали от рынка,

И помогаю встать бомжу

В худых ботинках.

Он, переживший дождь и зной,

А как иначе?

Дрожит, как лист передо мной,

Худой, бродячий.

Оброс щетиной и репьем,

Отвержен тоже…

Поэт и бомж – идем, бредем.

Спаси нас, Боже!

* * *

Ищи звезду…

Ю. Кузнецов – Н. Дмитриеву

Не пропала в лесу или в поле,

Унеслась эта ночь навсегда.

То свершилось по Божией воле –

За звездою сгорела звезда.

Умной твердью и силой красиво,

Небо выше забвенья земли:

Всё под ним – и цветы, и крапива,

И посевы на пашнях взошли…

Пробуждаются Ангелы Света,

К Солнцу тянется новый росток,

И ведёт за собою поэта

Путеводной звездою Восток.

ПРОЩАНИЕ С ДОМОМ

Прости, мой дом, полвека пролетело,

Прогнулись все подпорки бытия.

Но дышит и скрипит твоё живое тело,

Рыдает ветер и душа моя.

На крыльях крыши снежные заплаты

И чёрной тенью кошка-сирота,

На все восходы и на все закаты

Закрыты ставни, двери, ворота.

Отдам ключи хозяину другому,

Благословлю на жизнь и Благодать.

И оглянусь, прильну глазами к дому,

Но снег в глаза, и дома не видать.

САВАОФ

Глаза отдыхают на свежих угодьях лесов,

В контрастах берёзок и елей играющий свет.

На золото храма всесильный сошёл Саваоф –

Содом и Гоморра преткнулись о Новый Завет.

Богатые! Время о бедствиях ваших вопить!

Покрыты сыпучею ржавчиной ваши сердца –

Сокровища духа изъела войны волчья сыть…

И око не видит, и ухо не слышит Отца.

Покорны стихии Ему – пробужденья и сна.

Но гнев и отмщение будет, лелеющим зло!

Поёт Ему славу предвестница силы – весна

И птицы, и всякая Тварь… кому жить повезло.

ОТЕЦ

Моему отцу Н.К. Костареву

Фанерный ящичек наследства,

Потрёпан краски синий лён,

От раскрестьяненного детства

Отец в небесное влюблён...

Несёт портфелик васильковый,

А в нём тетрадочка лежит,

И пламенно о жизни новой

Рабочий-мастер говорит:

Что вот насытится голодный,

Что сытый будет разуметь…

А он, ремесленник свободный

Свободно в синеву глядеть.

ЁЛКА РУБЦОВА

Последняя ёлка Рубцова –

Ветки жёстко обнажены:

Молчит обострённое слово,

Ни дочки и ни жены…

Съездить бы надо за ними,

Ёлку в огни нарядить!

Счастье – семьёй любимой

В новой квартире жить!

Только судьба другая –

Поэту наперекор,

Сама себе потакая,

Мчится во весь опор,

Хватает за горло, душит…

Окстись! Отойди от зла!

Стекает с ёлки на душу

Горькой слезой смола.

О ПРОШЛОМ

…В нём, кроме бедности порока,

Был низкий домик над рекой

И Родина – вся от порога

И до границ была другой.

Была семьёй страна большая,

И без обид, не в тесноте

Жила от края и до края

В святой беспечной простоте.

УРАЛ

Хребет Евразии – Урал

Тыл и войну страны держал,

Стальной бронёй гремел в Европе,

Блистал он касками в окопе,

Лежал с винтовкой у опушки,

Пил водку из солдатской кружки.

Ел кашу он из котелка,

Штыком прокалывал врага.

Он сапоги и гимнастёрки

Сшивал блестящею иглой.

И на побывке, и в каптёрке

Звенел гитарною струной.

От пуговицы до снаряда

Снабжал советского солдата.

Блестели звёздочки в петлицах,

Улыбки на победных лицах.

Звенели песни, ордена…

Есть Родина у нас одна!

Прощай, проклятая война!

Гремите, русские медали,

Чтобы Урал мы не отдали,

Чтоб наши «Илы» заблистали

В родной отечественной стали –

И чтоб Державу удержал

Хребет Евразии – Урал.

ПАСТУШЬЕ РЕМЕСЛО

Голосами бабьими пропето,

Петушиным криком боевым,

Обруч Солнца прокатило Лето

Временем небесным и земным…

Запах степи сквозь село кочевье

Проносило летнее руно –

Овцы шли, от сумерек вечерних

Древней тайной веяло давно:

Вслед за пылью шёл пастух незримо,

Звуки дудки по ветру несло,

Как осталось – неисповедимо –

И во мне пастушье ремесло.

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"