TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?


Проголосуйте
за это произведение

 Человек в пути
27 августа 2007 года

Михаил Стародуб

 

СТЕКЛЯШКИ НА ВИТРАЖ

 

 

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ И ОСТАЛЬНОЕ, ДЛЯ ДУШИ ПОДХОДЯЩЕЕ

 

 

 

Жизнь -- мозаика. Сразу не угадаешь, что принесет очередное событие, встреча, пейзаж, музыкальная фраза, промелькнувшая идея. Какой объемной картинке еще только, может быть, предстоит сложиться из фрагментов, деталей, частиц прожитого. Скажем, сегодняшнее настроение идеально "монтируется" под музыку для скрипочки и флейты, услышанную в прошлогоднем феврале, с эпиграфом из дня пятнадцатилетней давности, с ароматами осени 2001 года, на улице вечернего Будапешта, где официант ночного клуба выставил столик под открытым небом для меня, размышляющего на эту тему за чашечкой кофе. Я бы не удивился, если смысл жизни заключался бы в том, чтобы набрать ярких событий, точных образов, острых ощущений, -- для конструирования такого рода коллажей. Пример: ищу я грибы в голицынском лесу, а в двух шагах, за сосновыми посадками, -- и это можно реально проверить, -- шумит Енисей. И, пройдя правым берегом через незнакомую деревню, как раз входишь узенькими улицами в пригород Лондона. Здесь, при желании, я способен ощутить событийный ряд (ситуацию в целом) с точки зрения сорванного гриба, уложенного в лукошко, пережить происходящее как река, или облако, от имени мостовой города, на которую ступает башмак, в рамках логики и характера прохожего, что встретил меня на улицах Лондона. Собственно, как Божья искра в движении. Как сознание, изучающее материю разного рода и уровня метафорически: уподобляя и противопоставляя, сближая, сравнивая и так далее.

 

Не жалею о том, что закончилось, о прошлом. Оно, признаться, никуда и не уходило, сделавшись... мною! Просто с некоторых пор мы путешествуем вместе на пространствах жизни. Можно легко проверить это, положив руку на сердце. А еще, прошлое умеет возвращаться. Мелодией, строчкой стиха, чьим-то смехом (летучей смешинкой), дождем или вздохом ветра. Таким образом, предыдущее (то, что сложилось раньше) демонстрирует хвостик, краешек.

 

Написать бы...

...про человека, который вдруг начинает встречать двойников. Сначала предполагает, что душевно нездоров, у него -- редкий вид сумасшествия. Преодолев страхи, решает следить за кем-то из наиболее любопытных. Варианты: богач (один в один лицом, манерами, может быть, даже привычками, разве, чуть располневший от хорошей жизни), нищий (место действия в переходе подземки), супермен (история в баре). Приходит мысль, что мог бы поменяться местами с кем-то из этих людей. Пробует исполнить такую замену. Случай помогает, один из двойников срочно уехал из города. Живет день в "чужой шкуре". Потом возможна встреча. С одним или со всеми.

 

... как-то раз, ближе к вечеру, почувствовав невесомость, -- взлетел. Через некоторое время пришла уверенность: есть возможность выбора. Возвратиться на землю, или, сохранив воздушность, задержаться под облаками. Там, в небесах, он мог бы найти подобного. Кого-нибудь из летучих, путешествующего внутри облака, чтобы не привлекать внимания, не смущать нас, бескрылых. Далее они могли бы пить дожди. И почему бы им ни питаться манной? В конце концов, логично было бы свить гнездо, или устроить нечто сходное. Чтобы со временем уменьшаться в размерах, усыхать, обрастая перьями. Потому, что если хочешь к следующей весне высиживать яйца, приходится чем-нибудь жертвовать, хотя бы размерами. Он назвал себя "птиц" (не путать с птицей!)...

 

...один молодой человек по утрам делал гимнастику, обливался холодной водой, ходил босиком по траве. Однажды он провалился в землю по щиколотки во время медитации, стоя с закрытыми глазами, вытянув вверх руки со сцепленными пальцами и вывернутыми к небу ладонями (на Востоке считается, что таким образом организм насыщается праной). Закончив медитировать, молодой человек обнаружил, что врос в землю. Что через кожицу пяток он может и должен пить подземную влагу. Прохладную и ароматную. Вкуснейшую, с неведомыми оттенками и свойствами. Ему представилась возможность стать деревом.

 

...некоторый легкомысленный господин написал на небе желтой краской:

.        Анечка! Я люблю тебя!

Сначала все любовались, а некоторые радовались. И больше всех -- Анечка. Но через неделю многим надоело, да и солнце заслоняли эти слова. Кроме того, вокруг пахло краской. А если шел дождь -- кое-кому попадало на одежду. Оказалось, что заоблачная краска почти не смывается с рубашек и штанов. Стали думать, как убрать надпись. А она только крепнет и разбухает. И все, что "люблю", улетело к звездам, а вместо "Анечка" в небе торчат огромные и кривые "чка" и "енА" с восклицательным знаком. Раздражают грамотное население. Да и урожаи как раз стали хуже. К тому же, на яблоках, огурцах, помидорах и остальных плодах, вызревающих в тот год, стала отпечатываться надпись про Анечку. Понятно, что все потребовали от легкомысленного господина очистить небо, а также хотя бы некоторые из овощей-фруктов. Но господин уже рассорился с Анечкой и начал дружить с Мартой. Как честный человек, он, конечно, попытался убрать надпись про Анечку. И начал с многочисленных помидоров, огурцов и прочего. Тогда-то и появились на прилавках нашего города странные овощи с названием "рцы", "доры", "рбузы", "екла"... Из-за того, что легкомысленный господин отщипнул не те буквы и не в том месте. Очень все обрадовались, что он не полез выскребать небо, а начал с овощей-фруктов, сказали господину:

.        Хватит!

С тех пор на небе больше не пишут. Оно и к лучшему.

 

Что приятней: остроумная двусмысленность или двусмысленная острота?

 

Музыканты собрались на "фортепьянку".

 

С.:

.        Каждый день "стою треугольником". А надо -- работаю куском мыла.

 

Да, с третьей рукой удобней взять. Но не так красиво прогуливаться. И с рубашками хлопоты. Жаль. А к длинному носу общество просто еще не готово. Попыток -- без счета. Кто-то уже носотянец, другой -- ну-и-носец. Достойные примеры: Крут-Ноздрянский, полковник, кажется, польских кровей, фон Шнобель из немцев, Хоботов -- новый русский.

 

.        Хватит уклоняться, незнамствовать...

.        Я сказал бы "незнамить". Так гармоничней.

.        Довольно "вродекакствовать"!

.        Фи! Я бы выразился мягче: довольно "какбудствовать".

 

Ницше пишет, что иногда чувствует себя "среди друзей, как среди коров". Согласен. Хотя, разумеется, "среди коров" всего лишь частный случай. И вариант не из худших.

Шри Ауробиндо: "человек -- самолюбивое ничтожество". Увы. И в связи с этим, в конце концов, устаешь от собственного ничтожества. Трудно нести, иметь в виду, ощущать, упираясь в это. Если находишь мужество и время задуматься, и быть сколь есть силы честным.

 

Хармс: "человек человеку -- бревно". Так. Но, замечу, "бревно" -- хоть какая-то ценность. Случается, человек человеку... как нет.

 

"Ложь хуже воровства"? Скорее, -- форма воровства. Часто его начало, иногда -- жульничество, как таковое. В чистом виде разного рода присвоение: похвальба, преувеличение и прочее. В косвенном -- оговоры, сплетни, интриги. Ложь -- причина и следствие воровства.

 

Обман, как игрушка, в которую веришь: кубики конструктора, заяц, сшитый из куска одеяла, с глазами-пуговицами, ушами от поношенной зимней шапки. Обман, как приобретаемый рефлекс. И, далее, как попытка дополнить и поправить судьбу. Как способ жить. Лжет, в общем, слабый. Сильный несет свой крест, готов ответить за слова и поступки. Иногда, обман -- хищная тварь, которая умеет оседлать и подчинить. Ближе к вечеру обман, как утешение (реже -- милосердие), часто, -- единственный талант. Наконец, обман, как итог. Дрянной результат чьих-то неудачных поисков счастья.

 

У Бл. Августина: "многих знаю я, кто охотно обманывает и никого, кто хотел бы обмануться (курсив мой, М.С.)", "в чем предпочитаешь найти радость? В истине или во лжи? Все не усомнятся в ответе: в истине". Но сегодня большинство хотело бы обмануться! Оставаясь безразличным к тому, где и в чем найти свою долю радости, главное, -- взять ее, и точка. Ну, и замечательно точно, конечно, "люди... ненавидят истину, из любви к тому, что почитают истиной". Так. Множество и множество раз. Каждый находит ряд "истин" -- часто вполне случайных и пустеньких, временем навязанных, -- живет и почитает фантом.

 

Нескончаемые виртуальные компьютерные возможности ощутить, пережить, потеряться в искусственной жизни -- обстоятельства и обманы, в самом деле заманчивы, но неуловимы, то есть, вполне бесплотны. Разум исполнит перевертыш, потребует ограничений, без которых нет смысла желать. Потому что самая "виртуально-изощренно-сущая" иллюзия, именуемая "человек", милосердно ограничена конкретным телом. И пространством -- объемными, в красках и ощущениях декорациями сегодняшней реальности. И отпущенным временем на игры в этих декорациях.

 

Разливанные пространства обмана! Приходится, мучаясь, на ощупь искать правды. Из небольших истин складываешь островок, чтобы уместить подошву башмака и торчать аистом, опираясь на эту нефальшивую твердь, которая не ускользнет из-под ноги, выдержит. Останется реальной.

 

Хотелось бы однажды изобрести трам-троллей-авто-роллер (в крайнем случае, авто-цикл!). Такой вездеход. Для удобства можно называть его кратко: трам-троллей. Оседлавши его, порядочный молодой человек от души погонял бы на окружающих территориях.

 

А то, можно, к примеру, организовывать пейзаж на холсте (совсем как живой, даже лучше!). Или -- записывая в рифму мысли (тайные и всем известные), -- складывать стих. А там, глядишь, и мелодию, да! Выращивать что-нибудь непредсказуемое, каждый раз поразительное. Новенькое даже для самого себя.

 

Нахожу в облаках действие, которое чрезвычайно символично. И предполагает участие. Если владеешь языком и палитрой.

 

Шиш -- вариант условной денежной единицы. Один шиш, два полновесных шиша. Три государственного банка шиша, подделка преследуется. Конвертируемы. Телесного цвета купюры для расплаты за удовольствия. Шиш со смаком. С "просто таком". С дыркой от бублика.

 

"Так-сячина", "на-всякий-случина", "не-очень-то-хотенция" а бывает "хотенция", но не очень. Возможный, но не обязательный десерт.

(Не)носибельные башмаки, (не)смотрибельная картина, (не)подойдибельная девушка... неподойдибка, или, наоборот, -- подойдибушка!

 

.        Можешь ли помочь мне? Укрепить. Добавить здоровья, удачи... остального, желанного... Можешь ли такое исполнить?

.        Сам я исполнить не в силах, но попросить об исполнении... конечно.

.        Чего же ты ждешь?! Проси! Скорее и больше!

.        Необходима, собственно, энергия...

.        Как это?

.        Ты ищешь энергетической подпитки. Не предусмотренной в твоих завтрашних днях добавки.

.        Какая разница! Это возможно в принципе?

.        Да. Если у кого-то взять и тебе отдать.

.        Например, у кого?

.        У этого голубя, к примеру... (пролетает голубь)

.        Взять у этой птицы? У голубя? Энергии? За чем же дело, бери! Сию секунду! Выпотроши его до дна! До изнанки, если нужно! И отдай мне!

.        Но это было бы несправедливо.

.        Как?! Для кого несправедливо? Почему?

.        Несправедливо по отношению к птице. К ее смыслу, судьбе, завтрашнему дню.

.        Плевать! Какой там голубь... мне она нужней, энергия! Понятное дело, я главнее!

.        Кто так решил?

.        Я сам и решил!

.        С чего бы? То есть: откуда такая уверенность?

.        С рожденья. Так учили родители. Школа, общество... Я главнее.

.        Заблуждение. Ошибка. Вы равны. В отношениях с завтрашним днем. По законам судьбы и смысла. Равны.

.        Готов обсудить это позже. Сначала возьми и отдай. Скорее и больше.

 

.        Да, наступает время. Пора уходить из этого мира. А ведь как я научился в свои сто двадцать стирать воротнички рубашек! И гвозди заколачиваю идеально. Из ста сто. А как выбираю арбузы?! Чутье. И, без ложной скромности, навык такого уровня -- стоил напряженного труда. Обидно. Между прочим, сколько еще не успел, не освоил, не довел до ума! Попадаю в бегущую цель, плюнув через левое плечо, увы, единожды из трех раз. Да и то, если днем и в безветрие. Жаль прощаться.

 

.        ...В свое время я многому от тебя научился. В том числе, как не следует поступать, действовать, воспринимать. К чему нет смысла стремиться. Где может находиться точка отсчета, начало будущей ошибки, неудачи, печали, аналогичного, за что бывает стыдно или больно. Спасибо за демонстрации разного рода тупиков и отступлений! Я бы сказал, ты академичен, не щадя нас, окружающих, на собственных примерах... существуя, может быть, даже чересчур злободневно. Но предельно внятно и недвусмысленно до отвращения.

 

.        Сколько же после человека остается барахла...

.        Пожалуйста, не надо обобщать. Правильней сказать: сколько барахла остается вокруг конкретного человека! Да, еще и -- человека ли? Что если, перед нами имитация или предыстория? Ранняя стадия, эмбрион, тень? Оболочка, в которой когда-то был человек, а потом его "моль почикала". А то и сам засох без витаминов.

.        Но кто там гуляет на двух ногах?

.        Скорлупка от человека. Кости да брюхо. Кадавр.

 

Время -- продукт скоропортящийся. Прошлое? Как не со мной! И что, это печалит? Да ни в коем случае! Что бы я стал делать с тем, что прожито больно и бессмысленно? С бездарным и отвратительным? То-то, брат.

 

Саша К. рассказывал про гастроли в Японии. Из курьезов: большинство населения живет и работает строго по инструкциям. Не соблюдающих пункты -- ожидают многочисленные беды и наказания. И, вместе, -- недоумение общества. Их считают небрежными, глупыми и т. д. Поэтому инициативы -- ноль. Она постепенно исчезает, отмирая за ненадобностью. Инструкция в японском туалете на многих языках, пункт первый (перевод с английского): "Снимите штаны" (!).

Я: -- Неужели есть хотя бы теоретическая возможность, что кто-то из посетителей не

знаком с пунктом первым?

Саша: -- Предполагается, что человек, действующий по инструкции, абсолютно доверяет

составителю. Настолько, что разум рефлекторно отключается. Человек -- всего

лишь исполнитель. Наставление должно быть всеобъемлющим, идеальным.

 

В одной из записных книжек еще задержался апрель. Для кого-то (или для меня?) будущего. С холодным солнцем, сочной палитрой облаков, собраньем вздохов и дуновений из поднебесья. С голенькими еще деревьями, прохладой, ожиданиями, надеждами.

 

.        ...А еще мне нужна буря. В крайнем случае, гроза.

.        Нет.

.        Как же так?

.        Гроза -- в сейфе. А ключ украли... ключ, пожалуй, я оставил дома.

.        Подберите другой ключ. Или взломайте сейф.

.        Другого ключа не существует. А взломать хранилище для грозы... такое, извините, даже представить жутко!

.        Но мне нужна гроза!

.        Сожалею. Ничем не могу помочь.

Ну, а метель, по аналогии, конечно, в холодильнике. Ночь -- под одеялом, дожди -- в специальных (а может быть, в самых элементарных, таких знакомых) бутылях или даже пузырьках темного стекла... что еще? Солнце, то есть, огонь, здесь, под сердцем. А далекие звезды мы храним в глазах любимых девочек и женщин.

 

Я и август.

Однажды я, наконец, понял, что август -- мой месяц. Что мы любим друг друга давно и преданно. Что жду румяных листьев, дождей, прохлады, а иногда -- солнечных, самостоятельных в этой прозрачной освещенности, почти отстраненных дней. В которые более всего пишется, думается, любится, живется.

Восьмой месяц года. Счастливая для меня цифра выглядит так: два нолика -- поболее и меньший соединились. Отпочковывается детеныш? Или "битый небитого везет"? Может быть, больший подставил спину, чтобы меньший с высоты хорошенько разглядел то невероятное, что ожидает впереди? Там, в пространствах долгожданного будущего...

Август печален и насмешлив характером. Он старший товарищ -- восемь двенадцатых года ... две трети срока отпущенного на очередную прогулку вокруг солнышка прожито! Господин в возрасте. Преклонного времени, но не дряхлый... хотя, сегодня, мы будто уже и ровесники? Август мудр, и мудрость его от природы наивна (не путать с "простенька"!).

Что-то еще... он тактично ненавязчив погодой, непременной жарой или обязательным морозом. Нет, в это время ты свободен выбрать легкую рубаху или свитер с косматой шкурой. Ну, и, кажется, никогда ночи не случаются такими бескрайними, со звездами, набухшими от зрелости и желания... чего? Счастья, радости, прочего человеческого. Наши желания, отражаясь в млечных зеркальных объемах, накапливаются к восьмому месяцу года. Вызревают, чтобы разродиться в сентябре самостоятельной метафизической жизнью. Незаметной, но вполне ощутимой нами, человеками. Хотя явленье нового -- с болью и криком, роды -- с водами и грязью назначены на сентябрь, а у нас еще август. Сросшиеся нолики. Беременный организм, две жизни которого до времени едины.

Здесь мои дни, если в мире позволено владеть хоть чем-то неуловимым и летучим. Дни, когда время любит меня, жалуя и предпочитая из окружающих и прочих. Хотя, вероятно, уместна поправка: "жалуя и предпочитая с окружающими и прочими".

 

Достаточно привычно звучит: "перевод с... английского", с других языков. Ну, а "перевод с языка параллельной реальности"? Вольный пересказ с "над-человеческого"? Выдержки из объема Истины? Не есть ли часть нашего творчества такой перевод? И, как всякое воспроизведение, более или менее качественно и талантливо. Ближе к источнику -- дальше от него. Пересказ, подражание, мотивы Истины.

 

Несколько заказов и просьб, советов написать о Москве (скоро 850-летие). Мол, такая работа будет иметь эфир, продолжение, оплату. Словом -- очередная "верная" тема. Казалось бы, город мой -- место разного рода счастливых и менее счастливых событий, отчего бы и нет? Попробовать написать, то есть. Ведь писали Цветаева, Пушкин, да и, кажется, все писали! Однако подумалось... для меня, сегодняшнего, писать о Москве -- прекрасной, доброй, расчудесной! Все равно, что, скажем, искать рифмы к мыслям и образам, воспевая башмак, рубаху... равно прикладное и вполне бытовое, существенно необходимое. Да, башмак хорош. Рас-чу-десен и надобен. Но всего лишь и только, как обувка, защищающая ногу от повреждений. Было б можно, бегал босиком! И не я один, надеюсь. Возвращаясь к Москве: мы живем в этих домах, конечно, по необходимости. Милостью науки и техники своего времени. Наш город сегодня -- панельные многоэтажки, организованные в улицы, кварталы, районы и т.д. Можно и нужно представить себе общество, которому не нужна крыша, стены и бесконечные склады разного рода предметов (первое такое поселение, прости Господи! -- именовалось Раем). Хотим мы этого или нет, человек -- часть природы. Лучшая или худшая, другой вопрос. Душе надобны просторы и дали, пейзаж, натура. А дизайн, архитектурные изыски -- удачи и даже откровения строителей городов -- это все-таки временно, галантерейно, прикладно. Ну, не могу восхищаться стенами с крышей, улицами и мостовыми, прочими достижениями цивилизации.

 

Все в человеческой жизни можно довести до абсурда: не есть, но обжорствовать, не пить -- заливать глаза, сердце, мозг, не любить -- заниматься блудом, копить бесконечные предметы. Воевать против себе подобных или с самим собой. Стало быть, важно сдержать себя? Точнее, сдержать собственную ненасытность? Найти меру, равновесие. Научиться с благодарностью и осторожностью принимать именно ту часть, которая предназначена в этом мире для тебя. Здесь подумалось, что варианты ограничения -- голод, самому себе назначенный, жажда ради принципа... какого? Отказ от дара чувственной любви, уход от предметов, облегчающих быт, от всевозможных подарков цивилизации... запреты рационально само уничижающее или ограничивающее полноту жизни, радость, в конечном счете, от права жить сегодня, любая такая попытка дискриминации, лишения себя (остальных, понятное дело, тем более!) свободы, -- все это тоже часть абсурда, нами, человеками изобретенного. Однако каждый ищет "золотую середину" сам. Другой вопрос, находит ли?

 

Искусство (если всерьез) не спасает, не защищает, не.... утешает, направляет, баламутит и так далее, но обязывает. Ты должен. В нем. Рядом с ним, с искусством, в поисках его, владея им, -- должен. Миру, себе, Господу, который милосерден.

 

Почему в четырех строках стихотворения я нахожу часть (крупицу) от объема осени, реки, поля, прочего, о чем может написать поэт? Более того, вступая в очередную, новенькую осень, я уже проецирую на окружающее известные метафоры, как бы дополняя его. Четверостишье поэта в моем восприятии уже является частью "осени вообще". Удачный образ -- часть содержания, то есть "вещи в себе" по Канту, "нумена". Но ощущать стихи, или Дар, или серьезный труд, итог воспитания. Отсюда понятно, почему большинство предпочитают дрянную прозу или популярные куплеты. Не хочется напрягаться. Не разработан мускул творчества. Да и вообще, лень, и нежелание совершенствоваться.

Язык Пушкина, вопросы Достоевского, реальности Гойи, Пикассо, звуковой ряд Бетховена, эстетика Баха -- обогатят, даже заменят часть жизни. Но без упомянутого и качественно близкого каждый вправе обойтись. Окружающий мир не потеряет. Обеднит себя конкретный человек.

 

В каком-то смысле часть моей жизни (до сегодняшнего дня) -- "бинокль", который я так хотел заполучить мальчишкой. Чтобы приближать окружающее и приближаться самому. Быть вдруг рядом с чем-то или кем-то. Сопутствовать. Наблюдать и так далее. Не прошло и пяти десятков лет -- в доме появился бинокль. А я уже не очень-то и желаю "приближаться в мгновенье ока". Некому стало сопутствовать или ни к чему? Достаточно самого себя, Мишути, Защитника, остальных, которые были всегда со мной, здесь, под сердцем. Теснее не приблизишь. Однако, бинокль -- славная штука. Я получил то, что желал. В красивом футляре, на ремешке, с радужными линзами -- часть реализовавшейся мечты.

 

Время служения. Идеям, себе, друг другу. Разумеется, хотелось бы "служить" по возможности комфортно. Но не это главное, хотя любой побочный (прикладной) смысл достаточно часто становится главным. Каждый из нас, живущих, пытается решить сколько сможет. Время -- жизнь. Вопросы -- общие. Их можно успешно не замечать, но решать-таки придется. Наконец, кто-то лучший осенен. Он -- носитель Знания. Далее -- необходимо разделить это с окружающими, которые вполне не торопятся приобщиться. Иногда не готовы, чаще не желают приложить усилие. Менять привычки -- хлопотно. Так или иначе, каждый знающий вносит долю в общечеловеческое целое. И только так, всем вместе, можно идти со ступени на ступень того, что понимается как прогресс. В результате кто-то проектирует троллейбус, другие исполняют его. Третий садится за руль (энергию обеспечивают четвертый, пятый и двенадцатый), чтобы, наконец, сто пятнадцатый, проехав до конечной остановки, сошел у входа в городской парк. И, вдохновившись, написал стишок про пчелок и бабочек.

Сейчас же пришло в голову, что интересно "служить" пчелкой или бабочкой, о которых вдохновленный поэт напишет рифмы. А троллейбусом служить менее интересно. И, уж видимо, совсем печально прожить свой срок в должности "конечной остановки". Хотя, кто знает?

И еще... то, ЧТО ты сделал -- результат -- достается окружающему миру. То, КАК ты сделал -- процесс -- твое приобретение. По известной формуле: "цель ничто, путь -- все".

 

На сцену выходит Вамскажуя (Петрович, к примеру). В той же пьесе -- грек по имени Шумадраки.

.        Где Шумадраки?

.        Нету его. Не случилось. Сбежал.

А еще персонажи: Обнимал Говорилыч, Плюнь Плюныч. Господин Добудька, запросто исполняющий чепухури прямо из воздуха. Его дочь -- шестнадцатилетнее малольгдетище. Девочка Ша. Остальные буквы потерялись. Или где-то гуляют.

.        Может быть, Красная Ша?

.        Нет, просто Ша.

Когда она найдет себе Ма, эта история закончится.

И массовка: Провожайло, Умывайло, Пейдоднаров и (прошу прощения!) Жридерьмовский.

 

.        Да, я слегка опаздываю. Но прихожу день в день. Какие могут быть обиды!

 

Допустим, никто иной, как я сам, программировал свою предстоящую (то есть, сегодняшнюю) жизнь. Допустим, это делалось со мной: при участии сознания, которое воспринимает себя, как самостоятельное "я". То есть, заранее были определены возможные цели, намечены варианты обстоятельств. Когда это было? Разумеется, до рождения! В период телесного несуществования. Никто из нас не ощущает этого времени именно (предположим!) для чистоты последующих выборов и действий в многообразии ситуаций. Итак, молоденький организм не имеет информации о прошлом своего сознания. Ряд прожитых лет предоставлен мне, сегодняшнему, как процесс обучения. Как время, за которое нужно решить некоторые практические задачи, сделать выводы (то есть, осмыслить). Приобрести... или, скажем, так: взять положительный опыт этого периода в основу создаваемой индивидуальности. В сердцевину будущей личности. Которая формируется (предположим!) в течение ряда жизней. Планируя, таким или иным образом, собственную судьбу, я не удержался бы от подсказок. Имеются в виду намеки на правильное решение в "хаосе" вероятностей жизненных потоков. Ясное дело, в хаосе видимом, ложном. Нужно искать такие подсказки, которые, наверное, требуется еще заслужить! Которые должны раскрываться на определенном этапе развития. Когда ты достаточно подготовлен для диалога с собой прошлым. Где искать? В обстоятельствах. Событийном ряде. Скажем, потенциал здоровья, данный каждому. Возможность немедленного и жесткого воздействия на личность в случаях неправильных решений, отступлений от программы, ошибок в ней.

 

Большинство человеческих претензий к Высшим Силам можно было бы, наверное, обозначить, как:

1.      Я бы на Их месте уже давно... (и так далее).

2.      Меня недостаточно оценивают... (то есть, моя деятельность заслуживает... и так далее, как вариант "я бы на Их месте").

 

Думается, что Зло невозможно победить... в смысле "уничтожить", "сломать", "осилить" "истребить", "погубить" и так далее. Эти и прочие разрушительные действия предполагают борьбу способами, приемами, методами Зла. Оглянуться не успеешь -- примеров "тьма" (в прямом и переносном смысле!), как и сам уже бяка изрядная. Предполагаю, что Зло можно всего лишь сдержать, не подпитывая энергией своей жизни, вернуть его во тьму ни с чем. Отправить на территории, где существует логика Зла, из этих мест, где от такой логики сознательно отказались. Где другие смыслы и способы их достижения. Как видится, противопоставление -- действенная и, главное, реальная форма существования со Злом, которое неуничтожимо. Увы, или к счастью? Далее -- способы такого сопротивления, сказать точней, противостояния.

 

Мучиться, болеть по поводу всевозможных обманов, обид (особенно денежных), превосходств разного уровня, законных для нас homo sapiens... всего бесконечного и откровенно несправедливого (лукавого), явно, с немалой гордостью и чванством утверждаемого, переживать по поводу безвкусного (впрочем, иногда очень даже и "вкусненького", но подлого и воровского)? Нет. Иначе -- проигрыш. Сожалеть о происходящем. Печалиться, сочувствовать окружающему и себе. Но не стремиться занять "достойное" место в сегодняшней реальности, не пытаться въехать в это. Существовать параллельно по собственным законам. Даже, может быть, и в единственном числе (исключая Защитника), прожить просто и осмысленно с точки зрения Истин, которые неизменны. Хватит силенок-то?

 

Для Зла не существует правды-справедливости-милосердия. Злу чуждо и смешно это. Пытаться объяснить, а тем более заставить быть добрым, невозможно. Только отодвинуть. Собственно, борьба за тех, и меня в том числе, кто и там, и здесь. Не всегда добрых, местами злых. За тех, кто умеет уходить и возвращаться.

 

Мальчику дауну подарили на день Рожденья множество подарков. Он разложил их на кровати. Что-то из одежды. Конфеты и фрукты. Звери, машинки... игрушки заводные и мягкие. Нарядные, новенькие, разные. Какое-то время мальчик растерянно смотрит на все это богатство, а потом... горько плачет!

.        В чем дело?

.        Что случилось?!

.        Почему ты плачешь? -- изумляются родственники и гости. Пытаясь утешить, как-то исправить ситуацию.

Именинник успокоился нескоро. Плакал до тех пор, пока кто-то не догадался отвести его в сторону от груды нарядных подарков.

.        Он... -- мальчик даун ткнул пальцем в грудь (говоря о себе в третьем лице), -- он не знает, что он хочет!

Как стало понятно, бедняга не знает, что выбрать из множества замечательного. Оттого и слезы. Для меня эти слова стали формулой трудности выбора вообще в определенных ситуациях, когда варианты многочисленны и желанны. Тогда-то я, М.С., в положении: "он не знает, что он хочет".

 

Рецензия.

.        Ну, как вам мой куплет? -- спешит спросить поэт.

.        Не "впе" и не "чатля". Случайной рифмы для.

 

А. пришел из школы. Рассказывает. В том числе, про уроки пения.

.        Вы занимаетесь пением? Как это происходит?

.        Изучаем хорошие песни. Ну, и биографии всяких "шопенов".

 

Ведь у нас нет пока М. Стародуба -- богатого, щедрого, знаменитого, уверенного в себе красавца и так далее. Что ж... Вперед, с тем, который имеется! Авось, дозреет со временем. Возьмет свое в движении.

 

Один рыжий кот решил с завтрашнего дня петь. Говорить-то он всегда умел, но не желал: свои неправильно поймут, а остальным говори -- не говори... Да и неуместно солидному коту опускаться до объяснений с прочими, и так сойдет, перебьются! А вот с музыкой, как-то, слабинка вышла -- напевы самые невообразимые одолевали рыжего, темы так и просились на волю, в окружающие пространства. Из-под сердца поднимались созвучия, толпились в горле. И каждая нотка требовала свободы, а что такое свобода, знает и ценит любой хвостатый, тем более, -- рыжий. Пожалуй, наш -- сразу решил: петь самому себе неинтересно. Нужен знаток, ценитель, который сумел бы разделить удовольствие. Но где найти такое существо? Кому, вообще, имеет смысл петь в этой жизни? Может быть, ветру или звездам?

 

Леша С.:

.        Наверное, профессионал отличит один этюд Скрябина от другого. Большинство дилетантов, в лучшем случае не перепутает, скажем, его и Шопена. Но сам Скрябин -- стиль, манера -- неподражаем. И это Музыка. Прочее -- мнение о музыке. То, что рядом. Музыка -- это улучшенная тишина. Но самое интересное (смысл) -- в паузах между нотами.

Я:

.        Стало быть, ноты (звуки) вообще -- грани тишины. Оправа? Или орнамент? Хранилище. Сосуд для тишины. Иногда бокал, а, бывает, и -- мусорный бачок.

 

Когда птичье крыло режет воздух, может и должна возникать мелодия. Иначе говоря, рассекая воздушную плоть, крылатый вполне способен строить мотив, исполняя нечто гармоничное. Он -- часть инструмента, аналог "смычка", где воздушные потоки -- эквивалент струнного набора. Уплотненная атмосфера -- подходящий источник для извлечения звука на скорости, от смены которой, вероятно, должны зависеть ритм, темп, динамика. В конце концов, в птичьих полетах мы наблюдаем единство и разнообразие ритмов, и какие! К слову, флейтист или трубач организуют ту же субстанцию, которая там, под небесами завывает и посвистывает, именуясь ветром. Вообще, мир -- это музыка, то есть, гармония, дарованная еще и в звуках. Хотел бы я представить мотив, сотворенный, скажем, раскрывающимся бутоном. Хотел бы конструировать мелодию из элементов, казалось бы, несовместимых. Соединяя стук сердца, звуки капель, плеск волны, шорохи и вздохи, остальное бесконечное. Впрочем, не "конструировать", нет! Скорее, пытаться зафиксировать, повторить то, что в тебе самом. Нужно только прислушаться, если повезет услышать.

 

Р. Штайнер "Королевское искусство в новой форме": "Миссия человеческого рода на Земле -- преобразовать земной шар, посредством искусства", "преобразуя минеральное на основе человеческой мудрости... в будущем он (человек, М.С.) овладеет живым". То есть, научится творить из этого материала тоже. Какие (моральные и прочие) ужастики будут вызваны к жизни, начнут вынужденно существовать по вине или прихотью наделенных властью "творцов"? Правда, Штайнер говорит о преобразовании "на основе человеческой мудрости". И это, понятно, главное условие! Хотя, человечество торопится. Позволяет себе преобразования разного рода, оставаясь морально несовершенным.

 

Если набраться храбрости вспомнить, что все сегодняшнее имущество цивилизации было сначала задумано, а потом в нелегких трудах исполнено, что огромная, изощренная культура воплощенного человеком в неживой материи -- это множество побед в освоении и подчинении пространства... что рукотворные предметы несут в себе заряд любви, усилий, творчества поколений... если представить себе все это, -- становится понятным, насколько ты богат (в рамках общечеловеческого наследия), как невелик в работе на себе подобных. Где и в чем твоя доля труда, прозрений, реализаций и т.д.? Ты посадил дерево? Написал ряд строк? Изобрел часть велосипеда? Или пользовался всеобщими Дарами, ни разу не задумываясь, что хорошо бы и самому поучаствовать?

 

Человек милосердно защищен оболочкой, не позволяющей ощутить бесконечность связей. Он окружен конкретными предметами (их множество!), которые отвлекают разум на частное. Видимо, невозможно постоянно иметь в виду даже ту, малую, сегодняшнюю долю знания относительно каждой структуры (предмета). Мир -- предусмотрительно конкретен, защищен от Всеобщего, которое, бесспорно, присутствует, не открывая себя. Почему, то есть, зачем так? Чтобы человек, как набор элементарных ощущений, как разум, имеющий право на ряд (наверное, линейный ряд) выборов во времени, изменяясь качественно, сохранил форму. Разумеется, духовную. Вышел на результаты, необходимые... для дальнейшего в бесконечном Всеобщем. Интересно, отступая от темы, представить себе в сегодняшнем гармоничном мире некоторые сознательные "упущения", следы "божественной игры". Сначала известные: кентавр, человекособака (иные симбиозы египетской мифологии), сфинкс. Из неодушевленных, скажем, -- яблоко в яичной скорлупе, живой ручей, переходящий в массив застывшего стекла, дерево, одна из веток которого -- звериная лапа (человечья рука). Определенно, попытки проинтуичить подобное на холсте были. Значит, кто-то ощущал. Пытался совместить несовместимое.

 

Лозунги:

"Если что -- давай!", "Найди меня!", "Штормит, как хочется детей!", "Давайте петь за деньги!", "Забудь и в путь!" ("Оставь и вплавь!"). "Всем врагам -- по рогам!". "Учись настойчиво кусать!"

 

.        Он маленький и круглый?

.        Нет. Большой и квадратный.

.        С усами?

.        Лысый.

.        А! Хромает на правую ногу. Чуть-чуть.

.        Нет, сутулый.

.        То есть, горбатый?

.        Просто сутулый.

.        Не знаю такого.

.        Зато он тебя знает. Это (подает конверт) от него.

(начинается история, которую еще надо сочинить)

 

 

Когда С. заболел, то вдруг почувствовал, как много у него... органов! Оказалось, что естество состоит из желудка, печени, селезенки и так далее, которые можно воспринимать по отдельности. И каждая часть организма умеет недомогать по-своему, вполне индивидуально. Такое открытие испугало. С. потратил немалое время на изучение оттенков хвори.

.        Здоровый человек не замечает составляющих организма! -- вспоминал С. -- Какое прекрасное неведение!

К счастью, С. выздоровел. Значит, естество стало единым, а сознание вернулось к счастливому неведению.

 

Темы словесного самовыражения со временем не меняются. Только один пишет: "полковник наш рожден был хватом, слуга царю, отец солдатам", другой, чуть позже: "комбат, ё-комбат", (цитирую по памяти), мол, "ты не прятался за спины ребят". У одного получается: "я вас любил"... "как дай вам Бог любимой быть другим", у другого: "хочешь, ты меня хочешь", "но молчишь". Читатель волен выбирать.

 

Где сейчас ё-комбат? На, блин, Канарах.

 

Что делать, если влюбился в розовое облако? Натурально, превращаться в сиреневый туман.

Сочинение Ух! -- класса. Рифмы Ого! -- уровня. Силой в 300 Э-хе-хе. Величиной в 100 Ну-и-ну. Ничего-себе жанра. В стиле Вот-это-дашенька! Поиски урожая 2003г. Коллекция в картинках. Предупреждалочки. Указюли. Напоминалки. Плакалочки.

 

Здесь меняют 8 девушек на 8 сушек. Но ни у кого из нас, как назло, нет с собой ни единой сушечки!

.        Я, -- говорит один человек, -- отдал бы последнюю рубашку и за одну такую милашку!

.        А я сменял бы ваших девушек, -- предлагает другой, -- на 8 мушек и 8 пушек, или столько же кошек, а еще лучше -- на 12 с короткой стрижкой старушек.

.        Не нужно вам... -- говорю тому, у кого девушки, -- столько кошек и мушек. Так уж и быть, предлагаю 12 насмешек от Стародуба Мишки. Записанных на новеньких формата А-4 бумажках.

.        Нет, -- отвечают всем нам. -- Требуются сушки.

 

Та ли это талия -- вам объявят далее.

 

Несправедливо одинок рабочий мускул между ног!

 

Н.:

.        Мудреные книги пишут такие, как ты, оторванные от реальной жизни идеалисты. Начитавшись друг друга, вы долго и серьезно рассуждаете о том, как и зачем надо бы жить. О том, чего не знаете, чего ни разу даже не пробовали всерьез. О местах и территориях, где все наоборот, не по-книжному.

 

Михаил Стародуб печатает на машинке. Он сменил ленту и проверяет ее качество. Пробует, хороша ли она. Однако, что с интервалом? И почему, спрашивается, новая лента зависает? Срок годности прошел. Хорошо, что от времени эта лента не слишком поблекла. Я бы на ее месте... Впрочем, дудки! У каждого из нас -- свое место. И время "блеклости". На этой достаточно бесспорной, но банальной мысли, М.С. заканчивает пробу (вполне дурацкое сочетание "заканчивает пробу"!). Итак, господин писатель удовлетворен... "лентой"?! Здесь нас посетила...

(акт первый, явление второе)

ЛЕНТА -- Привет, М.С.! Как я тебе?

М.С. -- Нет слов... хороша.

ЛЕНТА -- Значит, теперь нас двое. Ты и я. А то, знаешь ли, одиночество сушит. Блекнешь со временем в единственном числе. Замечательно, что ты меня распечатал!

М.С. -- Как мужчина и джентльмен, вынужден заметить...

ЛЕНТА -- Ах! Что за слова: "джентльмен"! "Мужчина"! Роскошь!

М.С. -- Так вот, у "распечатанных" -- проблемы.

ЛЕНТА -- Да-да, и "время блеклости", я запомнила. И еще "заканчивает пробу". Но "как мужчина и джентльмен" -- мне нравится больше. Продолжай, М.С.! Это так необыкновенно! Так ощутимо и впечатляюще!

М.С. -- Что продолжать?

ЛЕНТА -- Пробу, конечно!

М.С. -- В следующий раз, дорогая. Тогда займемся, надеюсь, чем-нибудь действительно серьезным...

ЛЕНТА -- Звучит заманчиво! Какое счастье быть Лентой и ждать обещанного следующего раза!

М.С. -- На сегодня все.

ЛЕНТА -- Поторопись, дорогой!

(антракт в балагане)

 

К.М.:

1.

.        Женщина, которая все время говорит, -- норма. Разве бывают молчаливые женщины? И, если они все-таки где-то существуют, это противоестественно! Значит, у такой женщины богатая внутренняя жизнь, она, разумеется, говорит, но сама с собой, по секрету.

2.

.        Я расставалась с очередным возлюбленным. Стояла на кухне и громко рыдала. Потом, в какой-то момент, вдруг сообразила: зачем? Никто этого не видит. Не сможет оценить происходящего во всех драматических оттенках! Я утерлась и пошла в комнату. Здесь почему-то уже не захотелось так рыдать. Я поскуливала и внимательно смотрела, как он собирается. Не торопясь, обстоятельно. Он вообще был аккуратист. Но когда я заметила, сквозь слезы и ужас... у меня был коллекционный набор упаковочной бумаги! Когда я увидела, как он заворачивает в нарядную коллекционную бумажку каждую свою вещь, перед тем, как уложить в чемодан, возникло недоумение. Пришла мысль: как он смеет тратить упаковку на пустяки! Но более всего я была потрясена, что такие неуместные мысли и чувства могут вообще существовать во мне разом, сейчас, независимо. Одна часть моего существа причитала и скулила (как бы исполняя некий ритуал!), другая -- ждала, когда он, наконец, соберет свои вещи и уберется вон.

 

Странная, с бело-голубыми оттенками в одеждах женщина. Скрестила руки. Накинула ногу на ногу. Прищурила глаза. Призывно оглянувшись, вышла. С дороги, с глаз долой, из жизни моей ушла. Клеенка общественной лавки в вагоне метро -- пуста. А через пару минут на этом месте уже сидела старуха с усталым лицом. Которая, в свою очередь, сгинула, предоставив место мальчишке. Затем, на краешек сиденья присела девушка. Мы -- лотерейные шары. Какое-то время катимся рядом. Иногда способны исполнить очередного новенького.

 

Тоталитарная держава, в которой самый большой государственный секрет -- список, где перечисляются разрешенные гражданам действия. То, что допускается, не возбраняется, рекомендуется.

.        Как же быть?

.        Просить письменного разрешения на каждый отдельный поступок.

.        Лицензию?

.        Что-то сходное. Иметь соответствующее удостоверение или, хотя бы, подпись и печать.

.        А как с мыслями и желаниями?

.        Мысли держать при себе, фиксируя тезисы на соответствующих бланках. Желания утверждать. Обсуждая на конференциях.

Между прочим, я жил в подобных местах лет тридцать.

 

Осень без красок, угрюмая. Люди злы, я зол (пытался себя останавливать пятнадцать раз на дню!). Город -- грязный, мало освещенный, нищий. Каждый за себя, значит, -- против остальных в этом городе. Никто тут не удивится летающим тарелкам, всеобщей беде, землетрясению... как не удивляются порнографии, колдунам, танкам на улице, глупости, любому злу (в добро не поверят, отмахнутся, как от случайности). Задумался: чему удивятся? Товарам без очереди? Изобилию? Удивятся, да. Встанут в очередь, удивленные до крайности. Поправка! Не "встанут", а "встанем". Я тоже.

 

В стране, где прошла моя молодость, многого не хватало. Одежды, книг, еды, остального бессчетного. Время от времени для немногих избранных устраивались "распродажи". Происходило это где-нибудь в местах, куда случайный человек попасть не мог. Помню очередь за редкими предметами в фойе Кремлевского Дворца, перед праздничным концертом, в котором каким-то образом участвовал. Нас, артистов, допустили в эту очередь. Позади меня (в стране -- равенство!) стоит генерал в парадной форме. Грудь -- от подбородка, до штанов с лампасами -- в орденах и медалях. Уже перед самым прилавком генерал уперся мне в спину кругленьким, мягким животом. Пытается через плечо мое оглядеть прилавок. Я слышу, как позвякивают боевые награды: генерал дрожит телом в предвкушении удачной покупки.

 

Нечему стало удивляться. Наступил-таки всеобщий порядок и полное благосостояние. Исчезли дураки и ярковыраженные умники. Вероятно, дураки исчезли последними. Рождались только милые дети. Мальчики -- красавцы и девочки -- красотки. Хромых, горбатых и несогласных отправляли в резервации. Чтобы не мучили себя в этом совершенном мире. Начали программировать судьбы. Для удобства. До двенадцати лет варианты программы выбирали родители, после пятнадцати -- Совет Наставников. Место действия рассказа, конечно, резервация.

 

История Стаса К.

Первая поездка со спектаклем Детского театра "за бугор" в Берлин 1987 года. Юбилей города. Несколько дней общего праздника. Фейерверк. Удивление, мало сказать, -- открытие того, как "они" умеют веселиться. Насколько свободны в удовольствиях. Как тщательно считают деньги. И не любят, что там, -- презирают "нас". Отсюда -- изрядная доля вежливого снисхождения, если в разговорах возникает тема прошлой войны: мол, и кто же, позвольте спросить, реально в ней победил? Впрочем, тема деликатная, не будем спорить, найн! Лучше выпьем. Разумеется, российские актеры должны были что-то купить в городских лавках, которые (вот незадача!) по случаю всеобщих торжеств оказались закрыты. Начинали работу именно в последний перед отъездом группы день. И хотя открылись самые модные, а значит, дорогие магазины, цены казались фантастически дешевыми, а товары -- выше всяких похвал. Актеры мотались из зала в зал. Покупали какую-то чушь. Мерили дубленки, башмаки, рубахи... прочее. Преодолевая тихий саботаж продавцов, шарили по полкам. Мучились, выбирая. Каждые полчаса, час пили водку для бодрости. Считали марки и пфенниги. Встретили своего из Куйбышева. Он обрадовался, начал в голос материться. В свою очередь, шаря по прилавкам, бранил немцев, капитализм, вообще все. Еле от мужика отвязались. Устали за день, сгружая купленное в два зарезервированных номера гостиницы. Вещи перепутались, чемоданам не хватало места. На следующий день трудно грузились в поезд, злились, укладывая вещи. Наконец, успокоились, огляделись. Выпили водки и расслабились. Подъезжали к границе не без удовольствия, впереди Родина! Неустроенная, горемычная, тем более своя. Один из актеров достал фотоаппарат -- оставалась часть пленки -- решил, что имеет смысл сфотографировать полосу, разделяющую два мира, запечатлеть момент возвращения из неметчины. Подойдя к окну, отснял несколько кадров. С той стороны пограничных столбов, и с нашей, российской. А через некоторое время поезд остановился. В купе ворвались три офицера в зеленых погонах.

-- Аппарат! -- рявкнул один из них.

Фотоаппарат мирно лежал на верхней полке.

.        Ну?! -- кричал офицер. -- Аппарат!

Кто-то передал аппарат пограничнику.

.        Фамилия! -- засвечивая пленку, продолжал орать офицер. -- Ну!?

Наступила пауза. Актер тужился, вспоминая. Память заклинило.

.        Фамилия! -- требовал офицер.

.        П-п-петя... -- честно ответил несчастный, в ужасе забыв все на свете, -- фамилию, откуда и зачем путь держит. К счастью, часть памяти действовала. На вопрос "куда гражданин направляется", Петя сумел ответить.

.        Домой направляется! -- сказал он и, к общему недоумению, разрыдался.

 

В начале 90-х годов вывалилось множество информации о Сталине, социализме вообще, о государстве и его прошлом. Официальные признания не явились откровением. Думается, все происходило страшней, обыденней и, одновременно, фантастичней, больнее, чем можно себе представить. Миллионы сломанных судеб. Абсурдная, больная логика. Но день сегодняшний -- всего лишь результат. Итог покалеченного смысла. И если завтра объявятся инопланетяне, чтобы отстреливать блондинов, лысых или кривоногих -- это покажется всего лишь одним из следствий прошлого. Так сказать, законным продолжением. Мы, люди, изобретательны на несчастья, ужасы, беды. Мы талантливы в борьбе с собой. Интересно, что всегда находится кто-то из нас, который понимает, что должен фиксировать происходящее. Зачем? Для будущих, если они сохранятся.

 

.        Можешь представить, как обидно, когда понимаешь, что стране, Родине, Отечеству на тебя плевать?!

.        Могу. Обидно примерно так же, как понять, что тебе самому -- плевать на страну, Отечество, Родину.

 

Не понимаю моего народа, себя, страны. Ведь это от ее имени мальчишек отправили в Афганистан. Не спрашивая согласия, по присяге. Пацанов с автоматическим оружием. Они попали в беду, в плен. Где мучают за то, что случилось не по их вине. Казалось бы: все, как один.... именно все, держава, общество... обязаны вытащить мальчишек. Любым путем. Уплатив имеющимся в стране золотым запасом, развязав новую, еще более страшную, но справедливую в этом случае драку, наконец, обменяв их на генералов, которые допустили такое несчастье, на политиков, чья прихоть закончилась для мальчишек такими последствиями. Или опять существует нечто, которое умалчивают сознательно? Не понимаю, а иногда боюсь понять то, что происходит. Отчего бросили людей в беде? Как нам всем после этого назваться?

 

Удивительно, что происходит в российском государстве образца 1991! Фантастика, но страшненькая. Придумать подобное самому, пожалуй, было бы невозможно. Два дня назад, ночью, около часа, звонок по телефону:

.        Приходите в домоуправление получить талон.

.        Сейчас? В домоуправление? Какой кретин меня разыгрывает?!

.        Это депутат районного совета... -- (называется фамилия). -- На ваш дом выдано три талона. Мы их разыграли. Приходите немедленно, вашей семье повезло.

Выхожу из подъезда, посмеиваюсь. Иду вместе с М. -- соседом по лестничной площадке, его семье с талоном повезло тоже. Депутат -- глаза воспалены от усталости -- вручает нам по клочку дрянной бумаги (под роспись!). Советует быть у дверей магазина не позднее пяти утра. Иначе, мол, не смотря на талон, на нашу долю ничего не достанется. Возвращаемся. На обратном пути вспоминаю, что в семье нет денег. М. щедро предлагает взаймы. Вхожу домой. Жена не спит в предвкушении. Ни за какие блага я не согласен ехать раньше восьми утра, времени официального открытия магазина. После обмена репликами, завожу будильник на семь. На талоне надпись: "Свитер мужской, импортный. 100 рублей". Утро. Меня отправляют первым, чтобы стоял в очереди. Жена решает появиться позже, когда, собственно, наступит время реализовать счастливый шанс.

.        Ты, как всегда, купишь что-нибудь не то, -- говорит она, и это сущая правда. Примеров -- тьма.

Магазин. Очередь -- метров восемьсот. Тысяч десять покупателей. Перед дверями -- несколько рядов, разделенных специальными металлическими барьерами. Далее -- очередь худеет, почему-то "закругляясь" в самом конце, то есть, люди построены в затылок друг другу, образуя... спираль! Я, сосед М. и его девятнадцатилетняя дочь становимся последними. Впрочем, скоро у нас за спиной появляется кто-то еще. Очередь начинает "приводить себя в порядок": мы (и те, кто за нами) ходим, ориентируясь на спину впереди стоящего, какими-то странными кругами. Топчемся, практически, на одном месте, исполняя восьмерки, нули, что-то странное. Так проходит минут с двадцать. Тот, кто никогда не стоял в очереди (есть ли такие среди моих сверстников?), вряд ли оценит драматичность процесса "упорядочивания" многотысячной толпы. Все сосредоточено переступают ногами, исполняя круги, с идиотским видом топая друг за другом. Кружится голова. Становится смешно. Народ косится, не одобряя веселья. Выхожу из общей круговерти под предлогом того, что надо бы, мол, на всякий случай проверить, как там, у самых дверей, дела? Перед входом в магазин -- каменная ваза (она же -- летняя клумба): полуметровое возвышение. Встаю на нее. Наблюдаю толпу, металлические барьеры, стеклянную коробку вестибюля, внутри которой суетятся два десятка милиционеров. Кажется, двери, которые отворяются наружу, невозможно открыть, -- покупатели навалились в предвкушении распродажи. Мне грустно от людского нетерпения, я надеюсь, что сам -- не такой. Отсюда, с возвышения, оказывается, удобно смотреть. Наконец, в немыслимом усилии какая-то из дверей приоткрыта. В щель по одному выдавливают себя милиционеры. Начинают орать. В ответ -- возмущенье толпы. Милиция достает дубинки. Резиновые палки смешно перегибаются над головами. Ноль эффекта. Люди напирают. Женские крики (в толпе есть женщины с детьми!), мужской мат. С десяток людей перелезает через заграждения, меняя, таким образом, расклад очереди. Милиция пытается препятствовать. Дубинки... где же они?! Уже не над головами. Однако, позвольте! Крики боли. Мне страшно. Милиция явно не справляется. Молодые парни из добровольцев пытаются оттеснить толпу от дверей. Общий крик нарастает. Это уже почти вопль. Мне жутко. Тем более что за спиной, собралось несколько рядов людей, которые топчутся позади меня, в свою очередь, наблюдая. Так что я в центре человеческой массы и выше всех на своем возвышении. Вдруг, и, кажется, одновременно, входные двери магазина распахиваются. Группа милиционеров и парней-добровольцев на секунды оттеснили по сторонам передние ряды толпы. В образовавшуюся дыру рванулись ряды задние, в том числе люди, что стояли за моей спиной. Толкнув, сжали от башмаков до бедер -- я по-прежнему возвышаюсь, -- потащили вперед! Сметая железные барьеры, вперед, к самому входу в магазин! Мне больно. Вместе со всеми кричу: "Ё-ё-ё!". Потом: "А-а-ать!". И опять: "Ё-ё-ё!". Толпа (со мной, как со знаменем!) ударила в тощую шеренгу милиции, милиция невероятным образом устояла, пружиня, отбросила. Толпа отступила, оставив меня перед входом. Затем, прильнув, наподдала в спину! Как пущенный вперед снаряд я пробиваю милицейский заслон, и, удержавшись на ногах, первым оглядываюсь в вестибюле магазина. Дальше неинтересно. До поры, когда наступило время уходить. Прорываться через встречные ряды людей -- стаей, группой, сплоченным коллективом обладателей "свитера импортного, мужского". Удивительно, в конце очереди (куда я, как честный человек вернулся, чтобы рассказать, что происходит у дверей магазина) -- все еще разгуливали кругами и восьмерками в затылок друг другу. Там, по просьбе соседа М., я демонстрировал окружающим "свитер импортный", который был... неподходящего размера! Жена, разумеется, оказалась права: я купил очередное не то.

 

Более всего смущает, конечно, что я вовсе не такой, как хотелось бы. Что ошибаюсь в самом себе. В ту или другую сторону, и даже в стороны прочие. Поступками, логикой я человек, достаточно неожиданный. Только и остается ждать: ну-с, милейший, как мы будем действовать сегодня? Что новенького исполним? Взгромоздим? Вытворим? Замечу, сказанное в одинаковой степени касается и хорошего и плохого. Это примиряет с непредсказуемостью.

 

Сергеев явился исполнить гражданский долг к полудню. На ближайший к месту жительства участок раньше выбраться не получилось. Наверное, можно было воспользоваться чьей-нибудь служебной машиной или просто наплевать на дело, именуемое подозрительным словом "референдум". И оставшееся время торчать поганкой в собственном учреждении (Сергеев заведовал хозяйственным отделом), где были организованы сразу два участка для проведения всенародного голосования.

.        "Доверяете ли вы своему Президенту?", -- хотелось знать какому-то ловкачу, напечатавшему такой вопрос на цветной бумажке.

.        Конечно, нет! -- усмехнулся Сергеев. -- На него посмотреть -- сразу поймешь, "долбак". Из тех, у кого за спиной можно и нужно устраивать множество темных делишек. Не доверяю... -- вздохнул Сергеев, -- но мало ли какие самые фантастические способы выявить и наказать чересчур самочинно голосующих граждан появились у соответствующих служб? -- рассудил он. Потом, без всякого удовольствия зачеркнул слово "нет", оставив "да", отдавая, таким образом, голос в поддержку тех, кто в недалеком будущем захочет устраивать делишки за спиной своего президента. -- Возможно весь этот "референдум" -- тотальная проверка на лояльность. Несогласных расстрелять, и точка.

.        "Считаете ли вы необходимым провести досрочные выборы Президента?".

.        Чтобы пришел еще худший "долбак", а то и сукин сын из новеньких торгашей, бандитов и ворюг? Не желаю! -- ответил на вопрос Сергеев, заглянув в следующую бумажку.

.        "Поддерживаете ли вы экономическую политику Президента?".

.        Да! -- ответил всему свету Сергеев. -- Ларьки по ночам пивом торгуют. Барахла невесть откуда народу обломилось. Дорого, конечно, но имеется. Вообще, жить стало свободней -- не знаешь, за каким углом тебя ограбят. Или, может быть, ограбишь ты, если угол подходящий, и случай в твою пользу. Одобрям-с!

Четвертый вопрос был о Верховном Совете. Сергеев, не затрудняя себя, от угла перечеркнул бюллетень.

.        Хорош, нагулялись! Запускайте, нам на беду, следующую команду!

День был апрельский, теплый, но трава еще не прорезалась. Улица -- грязной и пыльной, захламленной. В скверном настроении Сергеев возвращался на работу. Подскочил облупленный троллейбус. Сиденья оказались не чищенными, кто-то прогулялся башмаками. Пассажиры с суровыми лицами стоя дожидались нужной остановки. Чей-то бульдог, выкатив налитые кровью глаза, ронял ниточки слюны. В кабинете Сергеева сидели менты. Капитан, майор, опер в штатском. Пили водку. Сергеев вошел, ему плеснули в заляпанный, мутный стакан, отломили хлебца, подали сморщенный огурец. Пить не хотелось, но Сергеев выпил. Капитан рассказал, как три дня назад, ночью, неизвестные обстреляли ларек. Майор таращился вполне по бульдожьи. Захотелось пристроить в угол рта майора ниточку слюны. Подумалось, что вот сейчас помещение дернется, задребезжит, как старенький троллейбус, надо будет объявлять следующую остановку. Пришла буфетчица Катя, ругаться из-за комнаты, куда "загнали порядочных работников сферы обслуживания". Где "невозможно повернуться, не то, что общаться с клиентом". Менты слиняли. Сергеев закрыл дверь на ключ. Подошел. От Катерины пахло колбасой и хозяйственным мылом.

.        Что у них там, мыла приличного нет? -- думал Сергеев, содрогаясь от отвращения, расстегивая пуговицы и крючки.

Катерина легла на стол для оперативных совещаний. Задышала со всхлипами. Стол кряхтел, но держался. Зазвонил телефон. Громоздящийся на женщине Сергеев одной рукой прикрыл горячий от страсти, скользкий рот Катерины, другой, потянувшись к телефону, -- снял трубку. Звонила пятилетняя дочь. Спрашивала:

.        Как у папочки дела?

.        У меня -- референдум, -- по возможности ровным голосом ответил Сергеев. -- Будь умницей, дочь, не отвлекай родителя.

Конечно, рассказ будет называться "Референдум".

 

В доме пять этажей, мой -- пятый. Окна комнаты, где я по ночам пишу, выходят на узенькую улицу. Напротив -- в двухстах тридцати трех шагах -- пятиэтажный близнец моего дома. Там, на пятом этаже, в типовой квартире с белеными потолками и стенами, крашеными синей масляной краской, с облезлыми от времени деревянными полами, на кухне с газовой плитой и газовой колонкой в ванной, с сортиром, чугунный бачок которого пристроен у самого потолка, а металлическая цепочка для слива воды заканчивается белой фарфоровой ручкой... в местах тождественных (сказать, родственных!) живут люди с непонятной логикой! Они написали коллективное письмо в отделение милиции, обеспокоенные тем, что в моей комнате допоздна горит свет. Они не согласны, возмущены, протестуют. Ночью, мол, надо бы спать!

 

В середине девяностых начались перебои с зарплатой на государственных предприятиях. Стали закрываться учреждения, институты. Зато появился частный сектор. Оставалось научиться торговать. Хоть бы и самим собой! Я обзвонил друзей, знакомых и, наконец, малознакомых. Выяснил, что на артистов, о которых никто не слышал, тем более на нечитанных поэтов, спроса нет. На всякий случай звоню С.О., полтора десятка лет тому назад, работая в театре, сидели, помнится, в одной гримерной. Он, по слухам, удачно режиссировал где-то на эстраде, в модных Клубах и ресторанах.

.        Нужна работа, С. Нет ли чего подходящего?

.        Есть! -- прямо-таки восторженно кричит он. -- Замечательно, что ты объявился! Я как раз ищу кого-нибудь твоего плана, а главное, опыта!

.        Вот как?

.        Да! Ты не растолстел? В форме?

.        Пожалуй, что в форме.

.        Сто баксов за ночь тебя устроит?

.        За ночь? Собственно, что ты имеешь ввиду?

.        Представь себе необозримый космос!

.        Как? Что представить?

.        Необозримый космос. Бездну, пустоту, бесконечность. Представил?

.        С трудом. Зачем это?

.        Тебе в самом деле нужна работа? -- интересуется он вполне официально. Даже несколько жестко.

.        В самом деле, нужна. Но не любая работа.

.        Ладно, не дергайся раньше времени. И потом, это только для начала, сто баксов за ночь. Гонорар зависит от конкретики.

.        Что нужно делать?

.        Чудесно, что ты позвонил! Мне нужен актер мхатовской школы, твоего плана, прошедший академический театр. Да еще и романтик. Стихи-то еще пописываешь? Или бросил?

.        Пописываю, черт тебя дери!

.        Вот. Разумеется, я не ошибся. Нужен исполнитель темпераментный.

.        Ну?! Рассказывай, что за работа. Колись, сукин ты сын!

.        Представь себе необозримый космос.

.        Что б тебя, с необозримым космосом... представил.

.        Не верю. Халтуришь, по голосу слышу. А баксы в нашей антрепризе, знаешь ли, на дороге не валяются. Итак...

.        Сделано. (Глухо и мрачно) Мы в космосе. Здесь холодно и пустынно. Бездна, пустота, бесконечность. Одиноко и...

.        Очень правильно по ощущению. Верю. Одиноко, и? Продолжай!

.        И...

.        Ну?

.        И баксы не валяются. Будет выламываться, С.! Что за антреприза? Говори, или я бросаю трубку.

.        Ладно. Из уважения к нашему театральному прошлому... представь, космос... в его тотальной бесконечности, где-нибудь на краю, в самом глухом углу...

.        "В глухом углу тотальной бесконечности"? Сильно сказано.

.        Это рабочий образ, не придирайся! Обозначение места действия в предлагаемых обстоятельствах. Стало быть, где-то на донышке бездны...

.        О! У твоей бездны -- донышко?

.        Еще слово, и ты уволен! В смысле, не принят на хорошо оплачиваемую работу.

.        Прошу прощения, мэтр, я весь внимание. Если не ошибаюсь, мы остановились "на донышке бездны"?

.        На противоположных полюсах бесконечности -- две былинки. Ты -- одна из них. Задолго, до того, как увидеть друг друга, возникает ощущение некоторой странности, непустоты пространства, присутствия в необъятности подобного.

.        Понимаю. Возникает "ощущение присутствия". И что же?

.        Даже, скорее всего, появляется всего лишь надежда на то, что такое невероятное чудо может произойти, сложиться. Еще не решаясь в это поверить, сдерживая себя, былинки устремляются друг другу навстречу. Наконец, через некоторое время становится возможным увидеть себе подобного. Момент встречи -- откровение. Потом почти чувственное наслаждение от процесса постижения. Далее, обоюдные попытки сделаться ближе, понятнее, ощутить такого, как ты, только лучшего. Каким образом? С помощью данных пяти чувств. Ладонями, губами, кожицей щеки и бедра. Итогом -- попытка единения. Чтобы взять и, одновременно, отдаться до дна.

.        До дна бездны?

.        Почему бы и нет? Единение и вселенское счастье до дна музыкальной бездны, оформленной светом, голографическими эффектами. Зрелище в постановке модного балетмейстера и не последнего в своем жанре режиссера.

.        Былинки, разумеется, голые?

.        А ты можешь себе представить былинку в трусиках? В штанах и при шляпе?

.        Порнушка!

.        Эротическая пантомима. Ладно, не пыхти в телефонную трубку! Ты будешь в набедренной повязке. Но партнерша работает обнаженной. Что, как помнится, стимулирует обоюдное творчество. Что скажешь?

.        Спасибо, но... Воздержусь, пожалуй.

.        Зря. Хорошие деньги упускаешь.

.        Не в первый раз.

.        Помню, что не в первый, в одной гримерной сидели! Уговаривать не стану, живи нищим виршеплетом. В трусиках и при шляпе. Хотя, если честно, мне нужен актер твоего плана...

И много чего еще, с вариантами. Былинкой в набедренной повязке сделаться не случилось.

 

Надо принять это время, когда, кажется, в воздухе -- отчаяние, а общее неверие в завтрашний день материализуется между небом и землей корочкой, болячкой, которая разрастается, пытаясь перекрыть звездную бездонность над головой. Надо прожить и такую данность с помощью известных с детства способов: "вопреки", "не смотря ни на что", "хотя, казалось бы". Забавно, если не нервничать и быть внимательным, заметишь, что бессмыслица, перетряхнув себя, демонстрирует не более чем новенькую изнанку. Она выглядит запредельной, отвратительной и фатальной единственно из-за своей непривычности, когда именно то, что представлялось тайным, с удовольствием демонстрирует себя на каждом шагу. Однако качественно ничего не изменилось: мир -- тот самый, знакомый, в котором я родился и немало лет живу. По-прежнему существуют жадность и доброта, знание и невежество, прочее, -- выбирай! Трудность сегодняшнего дня в том, что бессмыслица стала активной. Времена активной бессмыслицы. Ее урожай. Перебор, то есть, критическая масса. Грани и краешек. Но всеобщая грань, где находится твой личный краешек.

 

В очередной раз представляю себе будущее. Скажем, лет через сто.

Люди -- красавцы и красавицы -- примерно одного возраста. Результат генной селекции, трансплантаций разного рода, реальной возможности заменить большинство членов и органов человеческого организма. Плоть -- набор клеток с многочисленными возможностями регенерации. Личность меняет оболочки, как одежку. Старости (то есть, ветхости плоти) не существует. Моды сезона на лица, фигуры, характерные черты. Неисчислимы сочинения (исполни сам себя!), -- ужастики, жутики, гаденыши. Граждане стандартного общества проводят большую часть дня в психофантазиях, объемных сенсорно активных сериалах, которые транслируются круглосуточно. Сознание отключено, оно действует в очередном приключении (за серьезные провинности кого-то из нарушителей могут лишить на время психо-стерео иллюзий). Башмаки (разумеется, фирменные) автоматически приводят каждого по собственной пешеходной тропе в нужное место. Таким образом, заранее программируется направление, чтобы во время пути не отвлекать рассудок от сеанса. Так же бессознательно граждане трудятся. Исключение -- охранные службы, верхушка (мыслители, промышленники, политики, координаторы). Есть также "сектанты". Те, кто не признает иллюзии психо-стерео. Наверное, это люди, которые сознательно отказались от смены физической оболочки, проще говоря, от преимущества "вечной" молодости. История о том, как "несовершенные" пытаются сохранить род человеческий, его мораль.

 

Жизнь, увы, не мечта. Но путь к мечте через преодоление самого себя. Бескорыстие -- серьезная доля, ступень, элемент мечты. Бескорыстие в человеческом смысле -- отказ в пользу ближнего. Отсюда: чувство это (такая позиция, логика) должно быть конкретным относительно чего-то или кого-то. Небескорыстен даже мотылек, личинке которого необходима пища. Когда (и если) у человека исчезнет необходимость в еде, одежде, продолжении рода, когда талант и знания станут потоками энергий, от которых позволено вкусить каждому, корысть станет бессмысленной. Здесь начнется нечто качественно иное, трудно представляемое, идеальное с сегодняшней точки зрения. Но каждый из бескорыстных приближает это время. Может быть, копит энергию. Создает предпосылки. Зреет вместе с человечеством, переживая "девять обязательных временных единиц" предродового существования.

 

Как это, ощущать в себе стихи? Неудобно. Они просятся наружу, вон, из тебя -- неподходящего. Иногда давят на грудь и, пытаясь уложить в строку эту призрачную сущность, ты ошибаешься, чиркаешь страницу. Текст слишком плотный, переполненный метафорами. Он прерывист и малопонятен, -- не успел, смысл ушел в землю! Но обступает легкость, небо притягивает, звезды зовут. Тогда пытаешься записать невесомое, прозрачное. То, что задержал на бумаге -- почти неуловимо. Образы невещественны. Взлетели к небесам, улетучились! Не успел! В следующие, худшие дни, приходит время, собственно, "писать". Начинаешь работать, громко сказать, "творить". То есть, искать эквивалентные варианты в словах для того, что ушло в небо, осталось под землей. Вспоминаешь, заменяешь подходящим, угадываешь.

 

Найти бы пару подходящих фраз, образов для начала. А может быть, ухватить что-то с последней страницы. Или из середины того, что еще только будет написано. Почувствовать аромат происходящего: время года, обстоятельства, настроение кого-то из героев. "Въехать" в ткань повествования, в структуру текста. Пару фраз для растопки того, что уже затеплилось, пытаясь с твоей помощью сделаться огнем. Точку опоры. Деталь, с которой начнется понимание сущности изысканной конструкции. Фрагмент, или колечко мелодии. Взгляд, поворот головы, линию силуэта. В общем, найти пару фраз на растопку...

 

Искусство так же бесполезно, как, скажем, бесполезна совесть. Процесс умножения потенциала, пожалуй, растителен: так прорастает зерно, зреет кочан капусты, распускаются тюльпаны. Собственно, можно было бы обойтись в этой жизни без тюльпанов, как можно обойтись без многого. Без Африки, к примеру, мне, европейцу, а там, в Африке, -- без меня и этих рассуждений.

 

Конечно, нужно изумляться и радоваться не тому, что сегодня тебе повезло со строкой, образом, точной мыслью и так далее, но тому, что исполненное может существовать вообще, быть запечатленным в этом мире, пополнить собой (если чутье не подвело!) многообразие прочего. Которое может быть нужным кому-то еще. Как находка, часть личного, утешение. Нечто, вполне самостоятельное. А то, что именно ты был при рождении очередного гармоничного, что ж... Спасибо тому, Кто дал.

 

Моя строка не тараторка. Ее природная повадка -- быть до растерянности краткой, простой до полного восторга!

 

Притча о художнике.

Бог знает когда, один художник взмолился о помощи и... вышло как никогда ни у кого. Художник ходил гордый и спросил, раз уж его услышали, помощи еще. Результат был прекрасен! Художник даже всплакнул. В страхе перед тем, что возникло. Лучше, казалось ему, быть не может. Не смеет быть. Доказывая, что это не так, Тот, кто помогал художнику, сложил кое-что по-своему Великое. Что случилось с художником? Найдя Великое, он забросил работу. И все ходил вокруг, раздавленный совершенством. С тех пор художникам помогают очень осмотрительно. Малыми и малейшими долями.

 

Иногда кажется, что люди больше никогда не будут читать стихов, серьезной литературы вообще. Смешно? Погоди, сейчас будет еще смешнее! Почему-то совершенно уверен, что люди (отдельные, разумеется) всегда будут писать в стихах, прозой, диалогами. Речь идет о действительно Стихах, литературном творчестве. Но большинство не ощущает силы точных, искренних строк. Иначе, как бы мы, люди, по прочтении таких строк осмелились делать друг другу "бяки"?

 

У тех, кто перед нами -- прошлых (не путать с прошедшими!), -- у Цветаевой, Булгакова, Пастернака, -- более жестокая данность. Время, когда за самосовершенствование, размышления, попытку даже, могли (или должны были бы) убить. Сегодня просто не кормят. Хотя, грех жаловаться: как в прошлом, так и сегодня Бог нас не забывает.

 

Персонаж, у которого нет камердинера, лакея, кухарки, повара. Но серебряный колокольчик, чтобы вызывать кого-то из прислуги, он уже приобрел. Выставил на полку. Позванивал время от времени, чтобы изучить существо дела. Быть готовым, при случае, достойно распорядиться.

 

Храбрость -- по незнанию, от скудности воображения. Скорее, даже беспечность, что позволяет выглядеть весьма защищенным. Жить на "авось". Но однажды приходится зарабатывать право на другую храбрость. Когда, уже зная о последствиях, сознательно преодолел, победил себя. Ну, и здесь в помощь разнообразные причины: победил от ярости, или безвыходности, от усталости и безразличия к себе. Самое, иногда, непредсказуемое, чем можно защитить и защититься.

 

Широкие плечи иного поколения. Ухоженное тело. Растрепанные кудри. Щеки, торчащие из-за спины, кажется, пахнут лосьонами, цветочным мылом. Независимость в манерах. Гортанные голоса, невнятная речь с укороченными словами. Там, где глаза, а не пара двугривенных, не стекляшки и не два плевочка... где синь и тьма бесконечности -- там, наконец, что-то знакомое, присущее и моим сверстникам тоже. Собственно, человеческие глаза неизменны от Сотворения.

 

Гастроли нашего театра в городе Алма-Ата. Жара невероятная. Такая, что спать в

комнатах гостиницы по ночам невозможно. Кто-то из актеров первый догадался, вытащив на открытый балкон матрац, устроиться под открытым небом. Пытаемся заснуть... Что такое? Сквозь дрему слышу, кто-то карабкается по перилам, снизу -- вверх! Я сошел с ума? Или это верхолаз-грабитель? Наш номер -- на шестом этаже, впрочем, до крыши далеко, еще несколько этажей... смотрю, мать честная! Два десятка парней дружно пробираются по фасаду вверх, и как пробираются! То есть, насколько легко скользят с балкона на балкон! А ближе к утру, только это встало солнце, -- парни возвращаются таким экстравагантным способом в номера второго этажа. Позже выяснилось: на втором этаже поселили мужскую сборную Союза по спортивной гимнастике. Ну, а на этаже последнем, соответственно, отвели место женской ее части. Тренеры провожали питомцев по номерам, закрывая двери на ключ. Впереди престижные международные соревнования, спортсмены должны были соблюдать режим. Но природа брала свое, сборная в полном составе отказалась от спортивного распорядка. Нарушая тренерские установки, организованно и ловко, добираясь за считанные секунды на верхний этаж (предполагаю, в объятия друг другу!). В одну из ночей мы устроили овацию. Разумеется, так, чтобы аплодисменты не услышал кто-нибудь посторонний. Кстати сказать, позже из газет выяснилось, что тогда в Алма-Ате наши гимнасты завоевали все мыслимые и немыслимые награды. Спортивные обозреватели хором восхищались, нахваливая тренеров, сумевших правильно организовать и подготовить такую массовую победу нашего спорта.

 

А ты бы хотел, чтобы твоя девушка была чуть менее откровенной, не такой взбалмошной, непредсказуемой, не так больно, мучаясь и муча, переживала происходящее? Чтобы сделалась чуть больше похожей на прочих, ближе к стереотипу? Чтобы тебе было не так хлопотно?

 

Медок счастья.

.        Гляди-ка, будет чересчур. Приторно будет. Морда покривится, и желудок испортишь.

.        Не боись... Справимся.

 

После лекций выкатывались на улицу. Купив хлеба и сухого грузинского вина, мы, три молодых и беспечных человека, ехали безбилетниками в трамвае к одному из нас, снимавшему однокомнатную квартиру на окраине города. Удивительно вовремя хозяева квадратных метров уехали из Москвы, предоставив нашему приятелю целых три суверенных жилых территории: кухню, комнату и коридорчик. Оставив за собой комнату, приятель предложил бросить жребий. Нашему третьему другу достался коридорчик. Мне выпала кухня. Здесь, расстилая по ночам одеяло, я устраивался головой к холодильнику "Саратов". Прибор вздрагивал изношенным мотором над самым ухом, чтобы разбудить меня и девушку, с которой делили расстеленное одеяло. Мы зажигали газовую конфорку, жарили хлеб. Вино было кислым с горчинкой. Мы не стеснялись наготы. При свете газа, в голубом полумраке, торопились узнать друг друга. Она -- зажмурившись, закусивши губу, я -- неловкий и злой от жадности.

.        Здесь время остановилось.

.        Надолго?

.        Как скажешь. Это зависит от тебя.

.        А как же остальные? Пешеходы, троллейбусы, фабрики и заводы, самолеты, поезда?

.        Замерли. Ждут нас с тобой.

.        Но мы ведь не сделаем плохо окружающим? Потом... время снова двинется? Оно ведь не исчезнет?

.        Не волнуйся! Никто ничего не заметит.

 

Прежде всего, конечно, ошеломляет, что ты -- нереальность, мечта. Ты и ведешь себя, как мечта: изменяясь по моему желанию. И, вместе,-- как в сладком сне -- рядом с тобой невесомо, неожиданно, вдруг. Теряешься от переживаний и, в то же время, принимаешь долгожданное. Узнаешь нечто свое, заветное, откуда-то из самых глубин души. Знакомишься с тем, ради чего (как ни жестоко признать!) жил предыдущие, бескрылые, полные скучных подробностей года. Жил, готовясь к тому, что складывается сегодня.

В разгар всеобщего веселья мы, не сговариваясь, нашли друг друга в коридорчике прихожей. За спиной -- полумрак, громкая музыка, голоса. Перед нами -- крашеная белой масляной краской дверь кладовки. Немалое помещение, где в старых московских квартирах имели обыкновение хранить имущество: велосипед и лыжи, одежду, инструменты, книги, подшивки старых журналов, газет, картонные коробки с бесконечным барахлом. Чулан оказался пустым. Позже я узнал, что эта комнатушка остроумно используется, как спальня для непривередливых гостей, пол застелен одеялами, в глубине -- подушка.

Щелкнула задвижка. Дверь закрывалась настолько плотно, что наступила тишина. Чересчур, кажется, ощутимая. Вместе, стало кромешно темно. До сих пор такой темени в жизни моей не случалось, малейший лучик, собственно, находился всегда. Глазам хватало, чтобы со временем ориентироваться. Здесь зрение оказалось бессильно. Ощущение чрезвычайное и неожиданное. Как дыхание моей девушки, стук ее сердца, которые внезапно сделались заметны. Как неуверенные прикосновения, попытки разобраться друг с другом на ощупь. Очень быстро одежка улетучилась. Произошло это как-то само по себе, без наших усилий. Кажется, потом я мог видеть ладонями, животом, губами. И то, что встречалось на пути, "пахло свежестью", было прохладным! Совсем нескоро, когда уже стало невмоготу ощущать друг друга, мы опустились на пол. Помню, что сделалось влажно и горячо, еще более прекрасно, совсем счастливо.

 

Однажды зашли в случайный подъезд с тусклой лампочкой. Поднявшись к теплой батарее, расположились между первым и вторым этажами, присев на подоконнике. Потом, отступив в угол, освободив друг друга от громоздкой зимней одежды, целовались. Длинно, хмельно. Очень скоро это место стало "нашим". Мы приходили целоваться именно туда. В прочих пространствах чего-то не хватало. А еще через время, моя любимая уехала, вышла замуж где-то в другом городе. Как мне показалось, вдруг, ни с чего. Было обидно, я растерялся. Нужно было защитить свое счастье, любовь. Я бродил по улицам, задирая встречных, толкая ни в чем не повинных случайных прохожих, раздраженный, измученный, угрюмый. К счастью, не нашлось того, кто отшлепал бы меня, дерзкого мальчика. Так или иначе, я привел в "наш" подъезд другую девочку. Чтобы вернуть что-то важное. Повторить ощущение счастья. Было душно, темно, стыдно. Прошлое не возвращалось. Пахло кошачьим дерьмом.

 

М. -- длиннющий, узенький в плечах исполнитель комических ролей. Актер, которого выпускают на сцену голым по пояс, если нужно зримо представить на сцене трудную судьбу аскета, политического узника, голодающего бомжа. Он человек яркого таланта, ведущий актер театра, выпивоха и балагур. Среди достоинств -- способности разделить последний грош, пить не пьянея, дерзить, драться и насмешничать по поводу и ни с чего. "Гусарить". Если угодно, "актерствовать", М. -- старший товарищ, от которого ушла жена. Я был немного знаком с этой женщиной -- милой и, кажется, безответной. Шумной, не очень трезвой компанией мы частенько вваливались в гостеприимный дом, где чуть заспанная жена М. спокойно принимала нас далеко за полночь.

.        Да! -- хвастался М., обнимая ее. -- С женой мне повезло. Удивительные самоотверженность и понимание специфики творчества! -- опустившись на колени, он неспешно и с удовольствием целовал ее ладошки.

Мы кричали "ура". Расположившись за столом, провозглашали что-нибудь достойное в ее честь, цитируя текущий репертуар или спектакли, которые только готовились к выпуску. К утру, жена М. незаметно исчезала, чтобы перед работой вздремнуть хотя бы пару часов. М. не возражал. Наша компания отсыпалась позже и в полной мере. Актерское ремесло предполагает некоторые излишества.

Итак, в один печальный день, жена нашего друга ушла к другому мужчине. Не суть важно, как это случилось, главное, произошло драматично и стремительно. И, оказалось, безвозвратно.

.        Безденежье, дрянной пафос и амбиции!-- сказала она на прощанье. -- Я бы сбежала от этого рано или поздно.

В общем, нужно было спасать М. В прямом, самом буквальном смысле. Он, без того худой, сделался плоским, начал загибаться крючком. Выглядел необычно серьезным... Вот что: увядшим, как сухофрукт! Разумеется, М. должна была спасти другая женщина, новенькая. Хотя, сам он, конечно, мог не захотеть такой помощи. То есть, отказаться от избавления столь банального, сказать, "элементарного". Но приятного и, главное, верного. Впрочем, по порядку.

Играли пьесу Лопе де Вега, спектакль известный москвичам и многочисленным гостям Столицы: в то время билеты в наш театр предлагались зрителю в комплекте, как обязательная "нагрузка" к зрелищу более популярному. С унизительным понятием "нагрузка" знакомы соотечественники моего возраста. Счастливый неведением читатель нынешнего времени -- смотри словарь! Отыграв первую сцену, я задержался в кулисе, у режиссерской будки, посмотреть на М. Сегодня персонаж его казался особенно нелепым, что на удивление совпадало с линией роли. М., соответствуя логике спектакля, был несчастен и зритель, тонко чувствующий сценическую правду, получал немалое удовольствие. Смотреть было смешно. Насколько больно, настолько смешно. Я отправился в гримерную и дальше, в закуток телефонной будки.

Для меня не связанного семьей, это были насыщенные годы. Первый стремительный брак, нелепый, как штаны, из которых вырос, без проблем закончился. Хохотушки, лапушки и насмешницы... с распахнутыми глазами и лукавым прищуром, блондинки, брюнетки, девы разного рода и окраса принадлежали или (что в определенном возрасте почти одно и тоже!), при обоюдном усилии могли принадлежать мне. Неряхи, зануды и жадины, понятно, исключались. В окружающем разнообразии существовала Т. -- дама, говоря сегодняшним языком, нетрадиционной сексуальной ориентации. Как мужчина мужчину мы уважали друг друга. К несчастью для Т., почти все ее многочисленные подружки не стремились к чувственным изыскам, любили с энтузиазмом, но по старинке.

.        Спаси моего друга! -- прошу по телефону Т. -- Предоставь из вашего девического братства "во временное безвозмездное пользование" кого-нибудь особо неспособного к чувственному авангарду. Барышню непросвещенную и консервативную.

.        Ладно, -- отвечает. -- Записывай адрес. Помогу, но с условием. Не бесплатно, то есть.

.        Ого! -- говорю. -- Какой прогресс на эротическом семинаре! Неужели ты становишься "профи"?

.        Девушек двое...

.        И что же? -- не понимаю. -- Двое? Но мой друг -- не богатырь. К тому же, душевно опустошен. Организм не в лучшей форме.

.        А ты? -- смеется Т. -- Как себя чувствуешь ты? Хватит силенок, чтобы расплатиться любовью с консервативно настроенной барышней?

.        Готов! -- говорю. -- Для погибающего друга готов расплатиться и такой валютой.

Поздним вечером мы добрались до типового дома на самой окраине города. Позвонили в нужную дверь, которая распахнулась и... В полумраке прихожей нас встретила девушка. Яркий, почти резкий свет освещал ее так, что лицо казалось трудно различимым. Отчетливо обозначился силуэт. Я вспомнил линии и формы гибкой фигуры: много раньше, может быть, в возрасте встретившей нас девушки я написал серию рисунков карандашом. Среди других на листе ватмана была нарисована она, до сегодняшнего дня не знакомая, сошедшая с рисунка десятилетием позже.

 

Ночь душная, сухая. Парни, сбросив рубахи, шли голые по пояс, девушки, осторожно ступали босиком по теплому асфальту. Свернув в переулок, нашли площадь, фонтан на площади. Кто-то первым шагнул в воду. Шагнули остальные. Девушки плескались, парни отфыркивались. Подошел милиционер. Пригласили его искупаться, потеснились. Храбро оседлав бордюрчик фонтана, милиционер снял фуражку. Вылил на темечко горсть воды. Капли покатились за ворот, страж порядка уходил с мокрой спиной. Кто-то из парней опустошил клумбу. Девушки сплели браслеты на запястья и щиколотки, пристроили цветы в волосах. Поделив на четверых скамью, расселись парами по краям. Целовались. Решили встретить солнце в горах. Остановили случайный фургон, договорились с водителем. Забрались в кузов. Стены фургона выложены листами металла. От пола к потолку построены рядами коробки пельменей. Закрылись тяжелые двери. Обступили темнота, сырость. Завизжали колеса, шофер погнал. Окаянные коробки лупят по головам, валятся на плечи. Какое-то время было смешно. Потом жутковато. Пространство дыбилось, выставляя острые углы. Однако, скоро начали ориентироваться, невероятным образом справляясь с уходящим из под ног полом. Остановились среди холмов. Присели оглядеться на подходящем камушке. На фоне бледного неба, под луной хребет холма крут, щетинист. Линия щетины плавная. С трех сторон толпятся холмы, со стороны четвертой, до самого края света -- горы. Из-за спины холма потянулись лучи. Воздух стал розовым. Колючий глазу золотой полукруг появился на небе.

.        Солнце, друг птичий и человеческий, здравствуй!

Шли полянами красных и лиловых цветов. Шли полянами ромашек. Девушки гадали, вышло "любит". На склоне одного из холмов росли деревья. Абрикосы рассыпались по веткам, земля казалась рыжей от упавших плодов. Освобожденные от черной косточки абрикосы истекали соком во рту. Губы девушек были сладкими.

 

.        Давненько я так не влюблялась. С порывами и отдачей. Непредсказуемо. Искренне. Давненько, пожалуй, месяцев пять.

 

Год Аллы, месяц Танюшки, день Петровны, секунды Верочки... так он отсчитывал время. Год Аллы -- теплый. Сентябрьская погода задержалась почти до Нового года. Женщина приезжала в легком пальто. Под ним -- свитерок, брюки, заправленные в легкие сапожки, трусики. Прочей одежды не было. Тело Аллы -- гладкое и нежное, как щека ребенка.

.        Больше у тебя такой подружки не будет! -- надменно заметила она в последний день своего года.

В каком-то смысле это оказалось правдой. Приходили Галочки и Наташки, являлись Евгении и Ульяны, остальные, прекрасные, ничуть не похожие на Аллу. Увы, или к счастью?

Смысл того, что двое рядом, конечно, в объединенном импульсе, в возникающем энергетическом (экзистенциальном, или что там?) поле. В ответах на касания. В построениях общих психологических состояний. В эмоциональном пространстве для двоих (теоретически может быть более чем двое). Иногда кажется, что если возможно было бы разделить такого рода чувственный потенциал с каменной пирамидой, ветром, мыслью, прочим, достаточно чуждым, -- можно и нужно было бы импровизировать в этом направлении.

 

Все, что выстрадано, что со вниманием и в деталях было приготовлено для тебя, что созрело... здесь ошибка: выстраданное могло перезреть со временем! Так или иначе, сберегаемое для тебя досталось другому человеку. Слова и ощущения. Нежное, очень интимное, а значит, без меры сентиментальное. Обрушилось, затопило. Нам на удивление. Даже не знаю, кто изумился больше, кажется, -- я.

 

.        Целую тебя... вернее, обнимаю. Если быть совсем точным, жму руку!

 

Когда мужики ночью, выпив водочки, приходят на берег реки, и, раздевшись до гола, сигают в воду, над которой клубится туман, когда они лупят по воде, матерятся сквозь зубы и потом громко подбадривают друг друга... они кричат тогда время от времени, и вскрик -- гортанный, от желудка, или что там еще, ниже, короткий, от самого, может быть, нутра, -- возглас этот по звериному счастливый: нота, реже аккорд нечеловеческого удовольствия. Наплескавшись, отправились в город. Очень скоро шли улицей. Данила держал авоську с напитками. Серега бренчал на семиструнке. Вспомнилось цыганское, бередящее душу. Прикурив на ходу, женщины пустили сигаретку по кругу, тянули дымок в очередь. Улица оказалась свободной, фонари редкими. Грянули хором и в полную силу. За раскрытыми по-летнему окнами проснулся народ. Кое-где зажгли свет, некоторые бранились. Тормознув машину, сели. Здесь Серега всерьез ударил по струнам. Пристроив на коленях короб гитары, уперевшись локтем в близ сидящего Данилу. В квартире растерялись по комнатам. Хозяйка дома знакомила с планировкой. В спальне с темно-синими обоями лежал ковер белого, длинного ворса. Серега тронул рукой, утонув по локоть, оглянулся на хозяйку, -- слишком располневшую, не слишком, кажется, молодую, совсем нежеланную. Сошлись за столом, пили кофе. Данила откровенничал: бранил службу, семью, вообще жизнь.

.        Без смысла, -- говорил он, прихлебывая кофеек, -- без надежды... -- вздыхал, разворачивая шоколадную конфетку. -- Не могу сказать, что я мертв, но, безусловно, не живу уже.

.        Как можно! -- пугалась молоденькая подружка Данилы, разворачивая другую конфетку. -- Зачем вы говорите... так страшно?

.        Чувствуете? -- спрашивал Данила, накрыв ее ладошку.

.        Что? -- жмурилась она.

.        Моя холодная рука. Рука, которую ничто не согреет.

.        Ничто-ничто? А вдруг... разрешите мне...

.        Рискните, -- грустил он. -- Кто знает, что ж...

Данила -- мужик крепкий, "не побитый молью цивилизации", -- был, конечно, женат. При том, исподтишка и скоро, оглядывал женщин, знакомых и незнакомых.

.        Будто, -- представлял себе Серега, природой ему отпущено чересчур для худенькой, узкоплечей жены, с попкой, которая уместится в ладони этого человека.

.        Вот так, -- сказала хозяйка дома, -- мы преломили хлеб. Пили одно вино.

.        Вино, кстати, было разным! -- откликнулся Данила. -- Мы пили водку. Женщины -- сухое.

Хозяйка дома курила. Серега думал о том, что человек стареет лицом, кожей. Кости становятся тоньше, тело кажется собранным из случайных деталей: руки старухи слишком длинны, голова старика велика, и прочее. Обращаешь внимание на разросшиеся уши, белесые круглые ногти старого человека. Стареют и глазами. Тогда кажется, что собеседник не видит тебя, что взгляд его глубоко в себе, а перед тобою -- обратная сторона, "изнанка" зрачков. Мыслями стареют рано. Пересказанные истории преподносятся в очередной раз. Колечки сюжетов с гладенькими фразами, точно пригнанные слова... повтор -- признак старости. Будь настороже: начал повторяться -- угодил во временное колечко, в "уже было", во вчера, и, природа, которая пустоты не терпит, сейчас распорядится тобою. Там, в зеркале, кто этот человек, с вывернутыми наизнанку зрачками? Перезрелый огурец, стоптанный башмак, окурочек. "Лысый пряник" или "старая перечница". Однако, есть старость -- как закат, или осень. Не уксус, но вино, розлива прошлых десятилетий. Не ржавчина, но патина времени. Страница манускрипта. Уходящее. Более и более неповторимое.

.        Приходит иногда в голову! -- усмехнулся про себя Серега, располагаясь в спальне с темно-синими обоями. -- Однако, какое оно, "вино, розлива прошлых десятилетий"? -- думал он в полумраке, глядя, как раздевается хозяйка дома, как складывает одежду на спинку стула: аккуратной стопой.

Шагнув по белому ковру, Серега принял женщину лицом, животом, руками. Обнимая ее, закрыл глаза. Остро вспомнил другую женщину. Ушедшее лето там, на белой от солнца песчаной косе... у реки с мужским именем, прозванной "батюшкой", "золотым донышком". Искупаться еще не успели, остановились перед тем, как войти в воду. Серега загорел, на темное совсем плечо его женщина из прошлого лета положила руку. Пальцы тронули шею, задержались на кожице под сердцем. Будто знакомясь, изучая. Серега замер тогда с пронзительным желанием ответить, в свою очередь, тронуть ее светлую, наверное, прохладную кожу. Но, одолев себя, придушил желание. Будто не замечая странный, вопросительный взгляд. С тех пор сохранилась память на кожице под сердцем. Однако в спальне с темно-синими обоями наступило утро. Серега ушел по мохнатой подстилочке: белой, длинного ворса дороге.

.        "Дорогу осилит идущий". А тот, кто "тянет свой воз"? Кто бредет, по дороге плетется, осилит ли? Хотя, всяк есть "идущий", пока не надорвался. А идущему дано осилить, преодолеть... -- рассуждал Серега, поджидая автобус.

И далее, в салоне, глядя, как старики и старухи осадили переднюю дверь автобуса. Неповоротливые, будто огромные насекомые о четырех лапах, они мешают друг другу, преодолевая лестницу площадки. Молча, цепляясь, за что ни попадя негнущимися, клешнеподобными руками, немощная старость стремится к свободной скамье сидения. Таранит рядом стоящих. Шеи, кажется, ни у кого из них нет.

 

Ну, вот... Чувствуешь взгляд девушки: заметила (то есть, оценила, выделила из многих!). Оглядываешь ее в свою очередь и сколь возможно (отчего бы так?) небрежно. Если она хороша, то есть, заслуживает последующих усилий, нападает желание исполнить нечто эдакое, нестандартное. "Достойное" продолжения. Происходит самое подчас неожиданное. Волна импровизации подхватывает, организуя "штуку". Состроишь многозначительное лицо ... беззаботное, мужественное, печальное, любое, главное, -- состроишь. Если дело происходит на автобусной остановке (в метро, на платформе, в здании аэровокзала), такое случалось многократно, -- пройдешься, расправив плечи. Надуешься... в меру, но надуешься! Изобразишь. Что, как помнится, заканчивается поучительно и скоро. Многозначительно прохаживаешься, значит, да и споткнешься. Как раз и непременно. Состроишь глубокомысленную "физию", -- толкнут в бок. Да так, что отлетишь в сторону вовсе немужественно, жалко и неловко. Кажется, кто-то рядом стоящий, все понимающий, не расстающийся с тобой, наказывает тебя. Тотчас и заслуженно. За актерство не лучшего пошиба. За то, что хочешь представиться значительней, чем на самом деле. За что-то еще, недостойное, о котором вполне догадываюсь, не умея определить словесно.

 

Мою любимую исполнили из ветра, облака и молнии! А сам-то я другой совсем, из провода и микросхем.

 

85-й год. В Институт Атомной Энергии пришло письмо из драмтеатра города Житомира: "Мы поставили спектакль о Курчатове. Хотелось бы сыграть его в Столице. Приглашайте!". Меня и Г.В. вызывают в партком:

.        Поезжайте в Житомир. Г.В., как физик, работающий в свое время с Курчатовым, М.М., как специалист по театральным зрелищам. Если постановка того стоит, площадка в Москве найдется.

Едем. 85-й год -- без содрогания не вспомнить: очереди за водкой, безалкогольные праздники, "лапша на уши" из газет и на обязательных собраниях общества "трезвости". Раз в неделю в подходящем зале, с идиотскими лозунгами на кумачовых транспарантах, развешанных по стенам, мы вслух по очереди лжем друг другу в глаза. Вечером пьем, практически, той же компанией (за исключением карьеристов и людей нездоровых). Находился очередной повод. Желание и пойло были всегда. Но речь, собственно, о спектакле... Прыжок в поезд с желанием забраться на верхнюю полку, выспаться. Грязный вагон, купе. Спирт. Скорый приезд. Нас встретили на черной "волге" (машина выехала на перрон, к ступенькам вагона!), разместили в двух одноместных номерах лучшей гостиницы. Из окна -- небо, площадь, вид на собор, на пять строгих церковных глав. Вечер. Театр начался с фуршета. С комнаты администратора, где (вопреки антиалкогольным рекомендациям Партии и правительства!) накрыт стол. Тосты, выпивка. Рукопожатия, переходящие в похлопывания по плечу. Наконец, мы в партере зрительного зала слышим объявление со сцены:

.        На нашем спектакле присутствуют два "закрытых" московских ученых-физика!

Зал встает и аплодирует. Встаем и мы -- два физика. Г.В. горд и внушителен. Я неуклюж от замешательства. Далее -- спектакль на... украинском языке. Я не понимаю происходящего, Г.В. знающий историю жизни Курчатова вполголоса комментирует. Хотя Сталин (действующие лица: Черчилль, Трумэн, Курчатов, прочие, помельче) говорит:

.        Мы куем атомну сбрую!

Это я понял и даже запомнил. Зрелище самое заурядное, но очень хотелось, чтобы спектакль оказался непровальным: те, кто нас встречал, были так гостеприимны! В результате, через два часа импозантный Г.В., выйдя на сцену, публично пригласил труппу в Москву. Казалось бы, все, возвращаемся в Столицу? Ан, это было предысторией. Оказалось, что впереди -- неделя жизни в Житомире. Каждый час нашего времени был продуман. Тем более, что Г.В. предложил городской администрации прочитать цикл двухчасовых лекций по истории атомной энергетики. Предложил лекции на прочие темы (которых у него -- множество: Г.В. -- известный популяризатор всесоюзного общества "Знание"). Кроме того, репертуар был составлен таким образом, что вечером нас везли в театр, и, в очередной раз публично представив "закрытыми физиками" (я возражал, но без толку: театру были нужны ученые из Москвы, и точка!), заставляли отсиживать обязательное представление про "атомну сбрую". Еще хозяева запланировали ежевечерние приемы, -- водка рекой! -- дневные экскурсии в местных музеях, на предприятиях, заводах и НИИ. Через три дня я начал свирепеть от такого активного гостеприимства. Чего не скажешь о Г.В. Собственно, день начинался с его утреннего выступления в каком-нибудь НИИ, которое я пропускал. Днем мы встречались на экскурсии или, что было чаще, -- в обкомовской столовой. Далее -- была еще лекция Г.В. (из уважения к выступающему и чувства собственной никчемности я садился в первом ряду и честно слушал про "атомну сбрую", но уже на русском языке и в жанре устного рассказа). Итак, главный режиссер театра -- пузатый, краснолицый хохол, глаз наивный, временами хитрый. При первой встрече обнимает, при второй -- целует в губы. Обаятелен, здоров пожрать и выпить, ближе к ночи, не стесняясь, засыпает прямо за столом, уложив голову на локти. Директор -- низенький, миниатюрный даже. Из русских, с "гакающим" говором. Напряжен в нашем присутствии. Ближе к ночи -- бледный от выпитого, уставший мужик. Актеры труппы, в общении с энергичным московским интеллектуалом Г.В. Свирепеющий я, которому надоела публичность.

.        Вождь! -- обращаюсь к Г.В. (с некоторых пор я называю Г.В. кратко и убедительно: "вождем"). -- Пора в гостиницу!

.        Хорошо сидим! -- возражает он часа в два ночи, когда главреж похрапывает за столом, а остальные явно подустали.

.        Но хозяева утомились...

.        Нет-нет, московские друзья! -- раздается вокруг на украинском и русском. -- Что Вы! Нальем и выпьем за содружество науки и искусства!

Около трех я повторяю попытку. И к четырем мы, наконец, встаем.

.        Между прочим, каждый раз за столом присутствуют дамы, -- заметил однажды Г.В. -- Это жены присутствующих. Ваши жены. А мы с Мишей -- ну, совершенно одиноки. Отчего бы так получается?

На следующий день директор театра, который, побаиваясь внушительного Г.В., начинал обсуждение предстоящих мероприятий со мной, чином низшим, исполнил такой пассаж:

.        ... в 16.00 экскурсия в музей имени Королева. В 17.15 -- легкий ужин. В 18.00 в холле гостиницы наших московских друзей ожидают две молодые особы, желающие познакомиться ближе... -- и смотрит на меня, не мигая. Как змий-искуситель.

.        Что такое? -- переспрашиваю.

.        Две молодые особы. От всей души желают, давно ищут случая. Но не решаются.

.        Что же это местные особы такие нерешительные? -- удивляюсь. Потом, сообразив, говорю. -- Хорошо. Если ищут случая, принято.

.        А Г.В. не будет возражать? -- интересуется директор, и все никак не может сморгнуть.

Подхожу к Г.В., который в стороне смолит беломорину. Важный, как министр ядерной промышленности.

.        Сегодня в 18.00 нас будут ожидать две молодые особы. После легкого ужина дамы желают познакомиться ближе в деловой, но неофициальной обстановке. Если есть возражения, отменим встречу. Что скажете, вождь?

.        Почему бы и нет? -- высокомерно произносит Г.В.

.        Г.В. не возражает! -- еще более внушительно сообщаю я, и директор сразу начинает моргать. Часто и двумя глазами. Выглядит весьма оптимистично.

.        Вам полутора часов хватит? -- с хозяйской заботливостью интересуется он.

.        На что? -- надо бы спросить мне, но тема, кажется, того не стоит. -- Хватит! --

.        легкомысленно заявил я.

В положенный срок состоялись лекции, встречи с коллективом очередного НИИ. Мы осмотрели музей, поужинали. Черная "волга" доставила к парапету гостиницы. В просторном холле, в креслах нас ожидали две длинноногие, симпатичные...

.        В чем дело? -- строго интересуется Г.В.

.        А? -- еще более строго, почти сурово, требую ответа у директора житомирского драмтеатра.

.        Две местные особы... -- ежится он (а девы смотрят насмешливо), -- Как же! -- хрипит директор, стекленея глазами. -- Ищут случая! Не решаются!

.        Но у меня дочь старше возрастом! -- железным голосом сообщает Г.В.

.        Ах, местные особы! -- соображаю. -- Очень приятно. Минуточку, вождь, могу я вас попросить на два слова... -- отступив сам, увожу Г.В. глубину холла.

.        У меня дочь старше! -- возмущается Г.В., строго оглядываясь на красоток (а те тоже глазеют, но в веселом недоумении). -- За кого они нас принимают?

.        За мужиков, -- отвечаю. -- Кто прошлой ночью страдал от одиночества? Ах, нам с Мишей так сиротливо в компании ваших жен! Заказ принят и выполнен. Оперативно и с большим вкусом.

.        Ага... -- мучается Г.В. -- Но почему так откровенно? Одно дело в компании, случайно. Кто-то кому-то понравился, завязалась беседа, последовало ненавязчивое приглашение...

.        Вам не хватило недели драматических представлений? Нужен еще театр? Люди берегут ваши нервы. В конце концов, на дворе -- век скоростей.

.        Но у меня дочь старше возрастом!

.        Примите мои соболезнования! -- говорю. -- И, пожалуйста, хватит о себе. Посмотрите, директора сейчас кондрашка хватит: не угадал! Кто ж знал, что столичные вожди предпочитают знакомства с дамами бальзаковского возраста?

С одной стороны, вижу, страдает, держится за сердце директор драмтеатра, а со стороны другой пыхтит, щурится Г.В., кажется, желает врезать мне вполне по-пролетарски, "с крыла", то есть с разворота. Наконец, со стороны третьей, обе длинноногие девицы хороши, но одна особенно в моем вкусе: рыжая, с веснушками на носу.

И так далее...

 

Г.:

.        Это не демократия, когда мне бьют морду. Демократия, это когда бью морду я.

 

В автобусе:

.        Ну, ты, рожа! Очкарик и прочее... Еще раз дернешься -- выброшу за дверь!

.        Как вы разговариваете с незнакомым человеком?! Почему грубите?

.        Ах, ах! Пардон! Экскьюз ми! (шаркнул ножкой) Забылся, уважаемый незнакомец. Простите, что отвлекаю, но обстоятельства вынуждают заметить: еще раз дернешься, рожа, выброшу за дверь. С искренним сожалением, ваш соотечественник.

 

.        Если у человека шесть пар теплых носков... Значит...

.        У него двенадцать ног! Или он не человек!

.        Он -- оригинал.

.        Но знакомиться с ним хотелось бы не очень. Тем более, бегать наперегонки.

 

"Русский писатель" -- звучит... надежно. Солидно, как "индийский слон" или "китайская стена". Сочно, как "бразильский кофе" и "французская булка". Писатель -- род деятельности человека, странным образом не впавшего в групповое безумие. Хранителя, собственно, смыслов или, если быть точным, этих смыслов "многократно заново открывателя и продолжателя". Русский писатель -- реликт. Такой же, как "честь офицера" и "любовь к Отчизне". Чуждый времени элемент -- черепок глины с поблекшей картинкой, стоптанный детский башмачок без пары, или вообще прошлая одежка, из которой давно выросли и хранят на случай, так... Чтобы умиляться, возвращая секунды прошлого.

 

Из откровений гуманоида:

...есть небольшие отличия. К примеру, я щелкаю ушами -- скверная привычка, одолевающая в самый неподходящий момент. Для тех, кто не посвящен, объясняю: уши мои, как принято в этой реальности, неподвижны вполне по-человечески. Щелкают, собственно, мышцы. Там, под мочками уха, где подобные моего уровня пристраивают телепатический модуль, который включается после соответствующего усилия. Мышца управляет коммуникативным сенсором. Устройство, конечно, остается за гранью перехода из реальности в реальность, но привычка пощелкивать не отпускает. Что еще? Могу двигаться нелинейно в пространстве. Кажется, в здешних местах такой способ именуется "телепортацией". Но не пользуюсь этим талантом, во-первых, из этических соображений. А во-вторых, из точки А в точку В перемещается плоть, набор клеток, а неорганика, увы, "нетранспортабельна", если такое громоздкое слово адекватно передает существо проблемы. Одежка, обувь, разнообразные предметы зависают в минус-пространстве. Слишком много энергии требуется, чтобы перебросить все, что не есть ты сам... доступно ли я выражаюсь? Чтобы доставить необязательное барахло в исходную точку. Еще одно, малосущественное, но имеющее место отличие: предполагается, что рано или поздно мой мужской (по здешним понятиям) организм окажется способным исполнить второго подобного. Я бы сказал "организм предрасположен отпочковать", в здешних пространствах употребляют глагол "родить" аналогичного в свойствах. Вероятность этого ничтожна, но приходится иметь в виду такое продолжение. Из прирожденной честности замечу, почкование -- не самый интересный способ размножения. Матерью вашего ребенка должна быть любимая женщина. Однако, встречаются места, где дети рождаются от сырости. А иногда от случайно проглоченного насекомого. Заморочка в том, что насекомое каждый раз -- другое. Говорят, рассказывают и повествуют, что для полной уверенности необходимо вовремя стать спиной... в смысле подставить спину животворящему Южному ветру. Кое-кто советует при случае испробовать, но я до сих пор воздерживался.

 

В троллейбусе.

Пьяный, хорошо одетый гражданин:

.        Извините! Простите... ох! Как штормит! Я, знаете ли, по натуре эпикуреец...

Пьяный, плохо одетый гражданин:

.        Не толкайся, "евреец". А то -- по рогам.

.        Эпикуреец!

.        Ну, да, по рогам схватишь, гость Москвы. У нас не задержится.

.        Эпикуреец...

Старушка, сидящая на местах "для пассажиров с детьми":

.        А я немцев уважаю. И остальных черно-белых. "Угольков". Грубо говоря, импортных. Они знают, как жить.

Кондуктор:

.        Все мы -- турки!

Старушка:

.        Нет, мы хорошие. Разве, время от времени, срываемся. Иногда.

 

Нетрезвый господин в автобусе:

.        Ты кому замечания делаешь? С кем дерзишь? Да я таблицу Менделеева читал! (и далее) Люблю Некрасова... "Бурлаки на Волге" и все такое прочее.

 

Вагон электропоезда, день. Народу немного, все сидят. На одной из скамеек -- мама с дочкой. Мама читает журнал, дочка таращится на дядю, который сидит напротив и, в свою очередь, пытается не замечать пристального взгляда девочки. Остановка. Какое-то время в вагоне тихо.

.        Какая чудесная у дяди бородка! -- в чрезвычайном волнении восклицает девочка. -- Посмотри, мама!

.        Да, -- соглашается мать, не отрываясь от журнала. А те немногие, кто сидит в вагоне, желая понять причину восторга, оглядывают дядю и его бородку.

.        Удивительные волосики! -- теребит маму девочка.

.        Нравится? -- улыбается дядя.

.        Точно такие, как у мамы!

.        Разве? -- удивляются мама, дядя и те немногие, что сидят в вагоне. Мама трогает прическу. Дядя -- бородку.

.        Да! -- радуется девочка. -- Точно такие волосики у мамы на писе!

 

Тамбур пригородной электрички. Очкарик жадно тянет дымок, докуривая сигарету, сейчас поезд отправится. Шипит сжатый воздух, двери закрываются... очкарик успевает придержать их: в узкую щель протискивается толстяк с двумя громоздкими чемоданами. Чемоданы перегородили тамбур, толстяк тяжело дышит, прислонившись спиной к закрытым уже дверям.

.        Успел! -- радуется он, вытирая платком влажный лоб. -- Несмотря ни на что! Все-таки!

Двери, продолжая шипеть, почему-то открываются, толстяк, теряя равновесие, вываливается на асфальт платформы. Электропоезд двинулся (двери закрылись на ходу). Тамбур, громоздкие чемоданы, растерянный очкарик. И, на платформе, -- толстяк, грозящий кулаком убегающей электричке.

 

Увы, малые доли Истины не становятся частью организма, существуют рядом, может быть, параллельно? Во всяком случае, непродолжительное время сопутствуют. Чтобы блекнуть со временем, утончаться, исчезать. Они нуждаются в обновлении, в очередном напоминании. Безусловно, даже такого рода поддержка -- редкий и счастливый Дар. Но моя жизнь -- в каждодневных повторах "на тему этики", практических тестах, в обязательной "гимнастике души".

 

Думаю, что время позволяет каждому приблизиться к Истине, почувствовать ее. Рядом с ней возникает необходимость в многочисленных каждодневных поправках, самокоррекции. Для этого требуются мужество и сила. Думаю, что очень немногим, лучшим из нас позволено попытаться взять от Истины. Не для того, чтобы обогатиться, возвыситься между прочих за счет Силы, не принадлежащей кому-либо из нас. Чтобы сделаться в этом мире частью Истины. Отблеском. Искрой.

 

.        "Знаю, что ничего не знаю".

.        Подумаешь! Я вовсе ничего не знаю и, главное, знать не хочу!

 

Может быть, Истина -- это диагноз, ряд (объемы) характеристик сегодняшней реальности? Комментарий к происходящему, справочник, который (предполагая изменения) дополняется. Форма движения. Которую позволено наблюдать долями.

 

Сначала нагрянул петлеоткручиватель. Он открутил петли и ушел. Прихватил заодно и дверь. Теперь я живу без двери. Припожаловал порогообиватель. Обил порог. Я ему говорю:

.        Верните на место дверь, пожалуйста!

.        Не мое дело, -- отвечает. -- Я специалист исключительно по порогам.

Один за другим в жизни моей являлись паркетчик, трубач (специалист по трубам) и крановщик. С этими глупо было даже вспоминать про дверь. Однажды мимо пробегал головокружитель.

.        Не могли бы вы... -- спрашиваю, -- закружить эту историю в обратную сторону? В места, где у меня была бы дверь!

.        Нет! -- отвечает головокружитель. -- У вас голова неподходящая.

.        Неужели?! Чем, скажите на милость!

.        Начинкой. Ваши мысли чересчур легкомысленны и прозрачны.

 

Профессии:

конструктор ароматов, толкователь запахов. Экибанщик. Главное орало улицы. Хранитель популярных ветров с громом и молнией. Носитель задницы (голой и до сих пор незнакомой). Демонстратор хорошего настроения, умного вида, высунутого языка. Укротитель завтрашних дней. Содержатель сквозняков. Продавец справедливости (тару приносить с собой!). Настройщик сюжетов. Шуткоделы и шуткоглоты. Смотритель снов. Испытатель пузырьков от газировки. Укуситель эклеров. Чихун ("Болезни -- почтой!"). Плевако. Сообщун. Молодец головоломец и девушка вдоскусвоюшка. Сочинитель инструкций по борьбе с хорошим аппетитом, умным видом, добрым утром и остальным, таким же несокрушимым. Чемпион мира по прыжкам в постели (разумеется, чужой). Телевидиот (впрочем, это призвание).

 

Углы, складки, щели и морщины пространства всегда были, есть и будут. Просто в один странный день человек начинает обращать внимание, замечать эти потайные места мира. Может быть, прозревая? С удивлением, печалью, страхом и почтением к Творцу.

 

Кажется, в любой жизни, в том числе и моей, иногда не хватает "штриха", "подсвета", малости, ощущения того, что происходящее не напрасно. Что ряды событий -- движение, а не остановка. И очередной день -- доля, прибавление в построении того, что до времени не дано знать. Правда, случаются секунды убежденности и смысла. Будто сквозь облака пробивается луч солнца. В жизни сразу объемно и цветно, и как связано между собой! Хочется вперед, а может быть, и дальше!

 

Появились, наконец, люди, чтобы сначала ощутить, а потом понять: возможность делать добро -- награда. Редкая милость, выпадающая на долю избранного. Необходимо быть чутким, чтобы не пропустить данное, не ошибиться в безусловности случая. Узнать в толпе человека, которому назначена именно твоя помощь. Остро почувствовать идею, нуждающуюся в энергии и таланте, если тебе позволено присоединить свою долю усилий. Поначалу многие торопились возможно скорее внести эту долю. Были навязчивы в действиях и поступках. Пока не выявилась закономерность: степень добра индивидуальна. Каждый из нас проходит ряд ступеней, воспитывая себя до времени, когда получит право на доброе дело определенного уровня. Когда, наконец, природа не отвергнет усилий, разрешив исполнить нечто милосердное.

 

Сертификат несоответствия. Выдается тем немногим, кто от природы не умеет быть толпой и для общества не годится. Кто окончательно нестандартен. Безнадежно отличается от окружающих себе и нам на беду. Кого замечаешь сразу в очереди, вагоне подземки, в переполненном салоне троллейбуса. Он -- другой. В чем оно выражается? Как раз именно это любой из нас пытается определить, таращась на такого неподходящего типа: в чем дело? А дело изначально необъяснимо. Метафизическое отличие, разница и самостоятельность раздражают. И провоцируют на дальнейшие действия. Здесь, как защита от нашего раздражения, и понадобится нестандартному господину сертификат.

 

Д. пребывал в том возрасте, когда порядочный мужчина предпочитает нарисовать Возлюбленную, ибо действительность, уже не имея того новенького, что должно в очередной раз временно удовлетворить или обмануть, сдается пытливому уму и холодному сердцу, демонстрируя бесстыдное несовершенство. Собственно, Д. уже намалевал особей с двадцать женского рода, не жалея дорогостоящей краски, воображения и усилий, но все эти новенькие женщины сразу уходили. Молча и равнодушно. По-видимому, имелись какие-то причины, но было обидно. Наверное, Д. не доставало точного знания темы или талант не оформился, может быть, художник не до конца представлял, чего же, он ищет. Так или иначе, однажды, Д. повезло: женщина будто нарисовалась сама собой, Д. всего лишь присутствовал. Если угодно, ассистировал. Некоторое время спустя они, как положено, впервые глазели друг на друга, переживая момент воплощения объекта в жизнь. Оба казались настороженными, не представляя себе, чего ждать.

.        Угостил, что ли бы чаем! -- говорит она звучным и низким голосом.

.        А не испортишь себе цвет лица? -- спрашивает он голосом тоненьким и тихим.

.        Не твоя забота!

.        В некотором смысле, я -- твой родитель, -- напоминает Д. -- Хочешь молока, детище?

(последующий рассказ может называться "Детище")

 

Из разговоров, совсем уже редких, с Г. (она -- бухгалтер ОАО). Или, скажем так, из "пророчеств", которые, хочу надеяться, не сбудутся:

Я -- Вот, завтра поменяется власть, тебя сразу посадят, а меня расстреляют.

Г. -- Ты слишком высокого мнения о себе.

.        Может быть.

.        Ладно, не огорчайся! Поэт -- пророк, как помнится. Пусть тебя расстреляют. Так и быть, заслужил.

.        Спасибо. Но, согласись, в любом случае твоя судьба несомненна.

.        К счастью, не тебе это решать.

.        В крайнем случае, попросишь, чтобы тебя расстреляли тоже.

.        Идиотская и оскорбительная тема для фантазии!

.        Да, оставим это. Власть не поменяется никогда.

 

Ваня проживал на грани... нет, ошибочка в романе! Проживал на Груне Ваня. Даже если и на грани, как изложено чуть ранее, -- то на грани Груни он проживать имел резон.

 

Поучительная история про то, как двое мужей придумали себе однодневную "командировку", чтобы, как водится, расслабиться на территории некоторой не посторонней квартиры. Но там, где готовились встретить наших героев две замужние женщины, что-то не сложилось. Мужья, не без сожаления, "отменили" мнимую командировку и, позвонив по телефонам, сообщили женам, что возвращаются домой. О том, какая суета началась в домах, где жены "командировочных", пользуясь отсутствием мужей, тоже решили провести ночь с чужими мужьями. Какая суета началась в квартирах этих "новых", чужих мужей, которые были вынуждены неожиданно возвращаться, чем испортили планы собственных жен, которые, пользуясь их отсутствием, собрались, чтобы встретиться с молодыми людьми, а в это время их жены, в свою очередь... и так далее. Длиннейшая цепь обманов и отмен. На улице. В городе. Стране. В мире.

 

Однако трудолюбиво ставить клизму и, очистив желудок, краситься и пудриться. Подмазав губы, отправиться на свидание. А в это время -- дело житейское -- противоположная сторона, как раз сушит феном редкие волосы, зачесывает их, прикрывая раннюю лысину. Что еще? Для полного впечатления -- вставляет зубы, исполняет прочее вполне интимное. Далее, встреча. Он:

.        Нежная, тонкая натура! Удивительная женщина. Не от мира сего. Фея, цветок, куколка.

.        Идеал... -- ее впечатления. -- Истинный мужчина. Надежа и опора. Без фальши, и какой бы то ни было рисовки.

Кстати, он не умеет плавать, боится тараканов и щекотки. Опасается сквозняков. Она не понимает стихов, пару лет не открывала книгу (даже простенький романчик). Любит ущипнуть не постороннего человека за щеку, ткнуть пальцем в живот.

 

Васнецов -- мужчина из ряда вон выходящий: мощные плечи, шея... остальное чрезвычайное. Ему бы в боковой кармашек автомобильный гудок -- "прочь с дороги!". Верочка разлюбила его через год замужества. Нашлась душа с неразвитой мускулатурой, человек, у которого было довольно жесткости, чтобы сдержать карандаш в пальцах, работая чертежником. Тот, кому хватило безрассудной храбрости (или непростительного легкомыслия) объяснить жене Васнецова: чтобы обнять Возлюбленную, не обязательно иметь косую сажень в плечах, особенный объем легких, стальные мускулы и безразмерные штаны. Достаточно легчайшего прикосновения, на которое захочется ответить. Знатока человеческих состояний звали Игорек.

.        Гоняют мяч, толкают килограммы штанги, прыгают в высоту с шестом те, у кого есть желание и резон! -- рассуждал Игорек. -- Не хочу сверхчеловеческих достижений, как не желаю третьей руки, второго подбородка, рекордно объемного живота. Даже, если мой суперживот -- чемпион в классе "А", победитель-92 и многое другое.

На том сошлись. Из уважения к Васнецову, встречались, соблюдая конспирацию. О разводе, к сожалению, не могло быть и речи: муж любил Верочку богатырской, наивной и беззаветной любовью, временами переходящей в страсть. Невозможно было и представить, что ожидало Игорька в случае крайнем. Вероятно, Васнецову было достаточно повести плечом или дунуть, исполнить что-нибудь элементарно былинное, чтобы двуногий, посягнувший на внимание Верочки, без следа улетучился. Конечно, обманывать нехорошо, но еще более нехорошо и опасно наставлять рога кому-нибудь из ряда вон выходящему.

 

.        Зачем тебе муж? Хлопот не оберешься! Заведи себе чучело мужа. Поставь в коридоре, чтобы не путалось под ногами. Стряхивай пыль и, время от времени, бери из бокового кармана зарплату. Можно сколько угодно ругать такой эрзац или даже бить палкой. Заведи хотя бы фотографию мужа! Вырежи из модного журнала. Лепить или рисовать свое -- не советую. Нужно иметь твердую руку, опыт. А то нарисуешь такую фальшивку, что не обрадуешься!

История, рассказанная Сашей К.

Поздний вечер. Умелец-технарь (назовем его Т.) приглашен к девушке в дом. Перед этим были шампанское, поцелуи, цветы и слова, похожие на цветы. Собственно, продолжение таких историй предопределено. Тем более что девушка и в самом деле произвела впечатление. Очаровательно краснея, она отправляется принять душ, обмолвившись, что телевизор включить, увы, не получится. Он сломан, так что придется немного поскучать. Разумеется, Т. как знаток электроники начинает возиться с телевизором, легко находит неисправность, сталкиваясь с необходимостью выбора: либо, дождавшись утра, купить грошовую деталь в магазине, либо решить проблему здесь и сейчас нетрадиционным способом. Придумать нечто технически остроумное, которое, вот уже, кажется, в мыслях, рядом. Но, как всегда в таких случаях, предполагает удачный ход, озарение. С огромным энтузиазмом Т. пытается "въехать" в проблему, подарить решение девушке. Он предельно сосредоточен и "отключен" от реальности. Что, конечно, замечает полуобнаженная, умытая девушка, появившаяся в комнате. Как человек тактичный, она не смеет отвлечь Мастера от творческого процесса. И, забравшись под одеяло, честно ждет 10 минут, полчаса, час, засыпает. Между тем, Т. находит ход! Остроумный и трудноисполнимый: к утру телевизор работает. Мастер опустошен душой и вымотан физически, но счастлив. Возвратившись в эту реальность, он видит спящую девушку. Осторожно уходя, он целует ее на прощанье и, тихонько прикрыв дверь, уезжает. Больше они не виделись.

Причина? Что-то несущественное. Если случится писать об этом, подойдет любое, от командировки, до перемен в судьбе одного из героев.

 

.        Откуда этих старух так много? -- вслух возмущается на улице девица. -- И у всех дела. Как такое глупо может быть?

.        А почему вас не сосчитать? -- скрипит в ответ бабулька. -- И все мельтешат в глазах. Зачем? От своих 80 не убежишь. Если, конечно, очень повезет.

 

Жил в одном месте человек, который ничего интересного не умел. Ни песни петь, ни сочинительствовать, ни даже мчаться на велосипеде быстрее ветра. А похвастаться ему хотелось. Сначала-то он хотел что-нибудь сломать или вырвать с корнем, но испугался, что побьют. Решил себя украшать. Раскрасил лицо и часть спины в желтый цвет. Вставил в левое ухо огурец, в правое -- воздушный шарик. Оказалось -- не очень удобно. Надо время от времени себя подкрашивать. Лень, честно сказать. И еще, из-за огурца в ухе совсем не слышны слова удивления и восхищения.

.        Зачем столько усилий? Пусть окружающие недоумки мчаться на велосипедах и поют с огурцом в ухе. Я, пожалуй, буду истолковывать и оценивать происходящее.

Начал он щуриться, покачивать головой, пожимать плечами. Иногда сжимал кулаки, а в другой раз глядел с пренебрежением, чрезвычайно многозначительно. Научился выглядеть важным, как никто другой. Исполняя это ежедневно. Прохожие столбенели, встретив его. Знакомые и родственники избегали. Дети боялись, что он приснится. И он снился наиболее впечатлительным. Но не часто. Потому что со временем сделался жадным, и почти каждую ночь уходил в собственные сны, любоваться на себя необыкновенного. Однажды он проспал до обеда. Потом до вечера и еще три дня. Наконец, решил вовсе не просыпаться, зачем? Так и спит. С таким многозначительным лицом, что будить его до сих пор никто не решается.

 

Запомни тот, кто совесть вдруг почует: сравненье с ближним нас врачует!

 

.        Даешь советы? Считаешь себя умнее? Ловчей? Талантливей? Ты бы на моем месте исполнил что-нибудь более подходящее? Но зачем тебе на мое место? В мире уже есть ты, близкий к совершенству. Зачем нам еще? Для чего дубль? Найди, пожалуйста, другой способ размноженья. То есть исполняй себе подобных как-нибудь иначе. Более деликатно. Неявно.

.        В темноте, что ли?

 

Размножаться традиционным способом? Почкованьем? А если с помощью личного примера? Мол, делай, как я. Думай, воспринимай, рассуждай (варианты прилагаются), радуйся, будь счастлив (обзор прочих действий). Через некоторое время мир населен подобными. В конце концов, есть школы, газеты, TV, прочее, где народу объяснят преимущества и выгоды сделать из себя точную копию очередного "отца народов", или, на выбор -- одну из шести его ипостасей. Семь хорошая цифра. Семь вариантов счастья на все случаи жизни. Семь оттенков характера. Логику поведения разрешается (в отдельных случаях -- рекомендуется) менять ежедневно.

 

Дж. поставил на крылатого коня. И промахнулся. Рванувшись от линии старта, крылатый легко обошел соперников на добрую сотню локтей, мчался как ветер, но неожиданно сошел с дорожки. Стоял в траве, не обращая внимания на вопль негодования и восторга, взлетевший над трибунами. Сложив крылья, щипал траву и помахивал хвостом. Потом... Дж. поправил монокль -- конь нахохлился, разглядывая желтый цветок. Подогнув задние ноги, не по-лошадиному присел и задумался. Проигравшийся Дж. шел возле опустевших трибун, чтобы сказать крылатому несколько заслуженных слов.

.        Травяной мешок! -- бормотал он, готовясь к разговору. Но, оказавшись рядом с крылатым, несколько оробел. -- Не могу ли я отвлечь вас, сэр? -- шаркнув ножкой, обратился он к прекрасному коню с рыжей челкой и голубыми глазами.

Можно было предположить, что крылатый не услышит. Глаза его были распахнуты. Ноздри дрожали. Он улыбался широкой лошадиной улыбкой и, надо думать, подбирал очередную рифму.

Что еще? Заезд состоялся смешанный: амбициозный господин в авто, две самоходных ходули, дева на метле, сэр с кнутом на колеснице, отрок на трехколесном вело и самокат без седока. Сани в этот раз не участвовали. Крылатый -- небольшого роста (чуть выше колена), с точеными ногами и стального цвета крыльями. Если у вас в комнатах прохладно, сумеет надышать тепла. Рядом с ним сочиняются истории. Иногда в стихах. Приятно с таким компаньоном путешествовать из страны в страну. Однако привыкайте владеть собой, крылатый рассеян до чрезвычайности! Может быть, поздней осенью он сбрасывает крылья. Которые отрастают ближе к весне.

Интересно быть Гомером, но слегка. Но очень в меру.

 

.        Здравствуй! (Пауза) Почему ты молчишь? Не хочешь поздороваться?

.        Нет.

.        Что так?

.        Не хочу желать тебе здравия. Тебе и таким как ты.

.        С чего бы такие строгости? С нами, на тебя не похожими?

.        С того, что вы здравствуете за мой счет. За счет остальных, таких как я.

.        Дурачков, что ли?

.        Которых вы держите за дурачков. Чтобы каждодневно облапошивать. "Пользовать", проще говоря.

.        Не подставляйтесь. Учитесь жить... напрасно улыбаешься! Учиться, как помнится, никогда и никому не вредно. Тем более тебе и таким, как ты, со своими рассуждениями, принципами, прочим бесполезным барахлом. Учитесь практической жизни. Не обремененной вопросами.

.        Учиться жизни? Где, позволь спросить?

.        В окружающем мире, если не возражаешь.

.        Окружающий тебя мир это ты. Остальное -- повод заграбастать, урвать, пополнить окружающий тебя мир любым способом. Не хочу быть частью пространства, которое ты громоздишь вокруг себя и только для себя. Все живущие для тебя или -- дурачки, то есть, добыча, или умники, а значит, -- потенциальные конкуренты. Добыча, к которой не подступишься, сама, того и гляди, сожрет. За что, разумеется, такой "окружающий тебя мир" можно только уважать.

.        (пауза) Знаешь ли, я соглашусь, пожалуй. Достаточно точная картина...

.        Диагноз.

.        Диагноз, пусть. Ты прав. Сознание правоты доставляет удовольствие?

.        Позволяет держаться. Сохранить себя.

.        Остаться в дурачках?

.        В живых. Потому что, либо ты жив, либо...

.        Ну-ка, становится интересным!?

.        Либо существуешь прорвой.

.        Как, простите, не понял?

.        Не обремененной моралью прорвой. Ненасытным организмом. Активным и бесцеремонным в приобретениях.

 

Таких уверенных в себе, собственной правоте и непогрешимости, безоглядных в суждениях и оценках, свободных в поступках (в том числе и от совести свободных) людей -- бесконечные ряды среди нас человеков. Пусть будет один неуверенный. Ищущий каждодневную кроху правды. Нашедший, или... Но нет, надо верить, все-таки нашедший малую долю! Чтобы сложить с немногочисленными прочими мозаику. Эта мозаика подвижна и щербата. Зато вполне жива. Здесь не боятся отступить от исполненного, замещая фрагменты смысла, теряя элементы, что уже, кажется, являлись солидной частью. Чтобы искать субъективную истину, как часть общей.

 

Из подлецов, но... совестливый! Исполнит очередную бяку и, возвращаясь, поможет донести тяжелую сумку проходящей старухе, уступит дорогу старику, пропустит впереди себя даму. Хотя, может быть, не уступит, не пропустит, не поможет. Малые доли добра выпадают из него импульсивно, вполне непредсказуемо. В стиле "ретро".

 

Бизнесмен и хозяин фирмы хвастался десятилетним сыном, который, заглянув в приемную перед кабинетом папаши, увидел секретаршу, играющую на компьютере.

.        Я попрошу отца уволить вас!

.        Как? -- удивилась секретарша.

.        Так, -- строго сказал мальчик. -- За использование оборудования фирмы в личных целях.

Пробуй. Напиши лучше. Образней и точнее. Вывернись цветной изнанкой. Что изменится? Ты сам. Не уверен, что себе на счастье. Однако продолжай, кто знает...

 

Мир без Бога? Какая мясорубка! Где каждый будет стремиться ловчее "срубить" ближнего. Мир, который долго и мучительно пожирает самого себя. Тупиковая форма развития. Рак. И хотя предполагается, что разум научится лечить вместе с прочими и эту болезнь, в идеале своем, жизнь -- гармония, соразмерность частей, элементов, а Гармония -- это Бог.

 

Как это ни страшновато -- пора уже честно признать: все меньше владею навыками практической жизни, представляю себя все беспомощнее в каждодневном (это в 45-то!). Как я зарабатываю деньги? Случайно. Почему здоров и невредим? Чудом. Что умею, на что способен, как уходит жизнь? Нет ответа. А может быть, ответа страшусь. Что будет завтра? Бог милосерден...

Я человек, который еще не умеет, пока не владеет, до времени не знает, почему-то иногда не слышит и ошибается, ошибается, ошибается!

Хотя однажды с большим трудом ("с большим трудом" -- здесь главное!) находит. Чтобы не заметить. Или заметить, но не удержать.

А потом опять найти. Чтобы все-таки удержать. Кажется, неожиданно для самого себя, нести какое-то время. И опять потерять. И снова...

Так всю жизнь.

 

Сегодня уже можно и нужно честно определить: окружающий мир никогда не представлялся собственностью. Напротив, я чувствовал себя неуклюжим и прожорливым двуногим -- на территориях нежных и хрупких, полных таинственного смысла. В местах исполненных идеально, не по человеческим законам, существующих вполне независимо. Милосердно позволяющих к себе приблизиться, сделаться фрагментом, частью. Какое-то время пользоваться единым местом действия, как Даром.

Ну, и в связи с этим для меня: человеческое счастье -- временно. Оно приходит как будто вполне независимо и, если строго прислушаться к себе, не принадлежит никому. Ты можешь быть носителем этой ничейной доли. Счастливы, собственно, некие сферы пространства, индивид вкушает от всеобщего.

В свою очередь, боль не индивидуальна. Боль -- достояние вселенское, нам дается частица, фрагмент по силам, который, по возможности, не уничтожит организм.

Оба переживания -- суть энергия, которая вдохновляет, воспитывает, умеет очистить, или хмелит, низводит душевно и физически, и так далее. Но болят и радуются

территории, области, пространства вне нас. Живущему позволено приобщиться.

 

В каких единицах, объемах, величинах подает нам Судьба? Дарит хорошей погодой? Точными формулировками? Судьба вдруг милосердна на догадки и прозрения? На встречи, яркие неожиданности, чрезвычайные случаи? В какой форме просить у Судьбы благоприятного случая? Здесь, где открываются возможности выбора пути, ощущений с вариантами послаблений или, наоборот, испытаний, я "заказал" бы себе любовь-морковь? Новое корыто? Здоровье, славу, удачу?

Так. Я заказал бы корыто-удачу-дюбовь-морковь и здоровья. Что еще? Спросил бы ощущений и точных формулировок. И остального, уж, извините. Все меню!

 

Что такое тупиковый мир? Территория, где нет движения? Тупик это кольцо? Или места, в которых регресс, то есть, движение назад, к логике зверя, растения, минерала? Это равновесие, безразличие, отсутствие милосердия? Хотя милосердие (сочувствие разного рода) должно непременно существовать, хоть бы и в парадоксальной форме. В какой? Пока не знаю, но без милосердия нельзя. Без этого элемента не бывает творчества. Бессмысленны усилия и стремления вообще.

 

Помочь умеют немногие. Помешать -- практически любой. Мало кто знает, как выстроить, всякий видит, как разрушить. То же в оценках: отрицать проще. Вообще всегда находится тот, кому в удовольствие рубать, искоренять, низводить и крушить. Хоть бы и мысленно (противостоять и бороться с чем-то или кем-то -- процесс творческий: необходим собственный потенциал для реального противостояния). Пример: ночь я писал на этом листке, полжизни прожил, чтобы сделать некоторые выводы, то есть построить или хотя бы попытаться соорудить нечто самодостаточное. При этом скомкать, разорвать и уничтожить написанное можно за секунду. И как не было.

 

У зверя -- желания (и какие!). У растения тоже. У минерала? У слова, мысли, музыки? Может ли слово "желать", к примеру, множиться? Способно ли оно стремиться? Тратить энергию?

 

Вы железяка, я -- растенье. При встрече ежусь от почтенья!

 

В 79-ом году, в один из дней моей работы в качестве режиссера в театре-студии на Саяно-Шушенской ГЭС объявили, что ближе к вечеру гидростроители собираются перекрыть Енисей. Поселок Ч. -- место действия -- находился перед рекой, за которой полоска суши у подножья крутых холмов. Слышал от местных, что холмы "давят". Угнетают, будто, нагоняя печаль. Пытался ощутить, нет! У меня другое. Я к ним, к холмам, небезразличен. Они манят. Я, наверное, хочу какое-то время быть холмом (сегодня покрытым щеточкой сосняка). Сделаться холмом -- громоздким и независимым. Такая форма "холмопоклонничества". Итак, день начался поздненько -- я хорошо выспался -- перекусил в рабочей столовой, вышел под солнце и синее небо в сосновый лесок, который начинался прямо в улицах. Вспомнил про Енисей. Прибавив шагу, двинулся к реке -- темной и быстрой. Холодной, почти ледяной и, помнится, от сильного течения, упругой. К живому пространству воды, которое плещет, подает голос, дышит в берегах, что еще? Серебрится на солнце. Выйдя к Енисею... обомлел! От тишины. Глубокой и безжизненной. С тех пор я знаю, что такое, когда тишина стоит "мертвая". И пустота, отсутствие... потеря чего-то главного. Как вытек глаз или обрубили ноги. Как изъяли пол человеческого лица. От реки осталось русло: широкая тропа крупных (с человечью голову) белых гладких камней. Какое-то время я ждал, когда придет ощущение гордости от человеческой силы, совладавшей... и так далее. Дудки! Чувство катастрофы, грандиозного насилия над природой, беды. К счастью, следующим утром река вернулась. Дышать, подавать голос, серебриться на солнце.

 

Талант -- это щедрость, широта, почти всегда -- взаимопонимание, способность разделить происходящее. Или, скажем, при определенных ситуациях невозможность остаться в стороне от того, что происходит с себе подобными. Кто более всего на свете любит собственные штаны, любит не более, чем себя в этих штанах. Он не пойдет в газовую камеру из милосердия, за идеалы, как поступил тот, кто любил детей, людей, человечество.

 

Свобода -- рабочая площадка, где ты можешь быть одним из инструментов для очередного опыта, теста. Впрочем, можешь и не быть.

 

Осень. Краски. Солнечно. Кисло-сладкая свежесть, восковая белизна яблока антоновки. Я тоже осенний. Мыслями, желаньями, надеждами -- кисло-сладкий. То, чему положено было пройти -- закончилось. То, что предстоит -- еще только складывается. Пока -- солнечная, осенняя в ярких красках пауза.

 

Был очень неплохим, стал плохим, но не очень.

Твой день -- многосерийный фильм. По жанру "тьфу!", сюжетом "фи!".

 

Падает что-то в колодец. И, несмотря на полночь, жалуется, просит помощи, оно, загремевшее. Дело, конечно, "никомуненадское", для на случай здесь по ночам гулящего, не умеющего вовремя смыться, такого "несмывающегося", живущего вопреки нам, "смывающимся", то есть, чистеньким. До сих пор почему-то находятся такие "ежеличтоцкие" люди, во все вступающие вступщики, или вступицы, а может быть, вступарики или вступари. Кто же знал, что именно сегодняшней ночью, этот лишенный удобств, ничем не выдающийся отечественный колодец, выберет для себя писаная "краля -- сюжетец для скрипули с фанфаревичем"! Предупреждать надо! Конкурсовского объявлять, опять же, выставить призанского. Не цивилизуемо такими шварценнегерами разбрасываться... раскидываться по колодцам, то есть!

 

В театре Российской армии -- спектакль "Орестея". Не выдержав, выхожу в фойе во время действия. Спрашиваю у служителя:

.        Скажите, скоро ли перерыв?

.        Перерыв? -- служитель позевывает, приоткрыв дверь, заглядывает в зал. -- А вот, сейчас, трупы со сцены уберут, объявят перерыв.

А, собственно, что произошло? Ничего. Кроме того, что не произошло ничего. Так, всего лишь не сложилось очередное. Пока. До времени, надеюсь.

 

Лысый череп почесав-с, объявляем ренессанс!

 

Тема для картины: "возвращение блудного отца". Что-нибудь похожее на "Опять двойка", с папашей в центре композиции.

 

Прихожу домой, а меня ждет записка под названием "Плакалочка". Ее написал Миша. "Папа, почему так поздно?". Ну, мне стало больно его болью. И как...

 

Неделя на базе отдыха "З. П.", в Геленджике. База принадлежит научному Институту, с дирекцией которого случилось подружиться. Традиционно, в последних числах сентября представители москвичей отправляются для многочисленных проверок на территорию базы. Для короткого и емкого визита с ежевечерними возлияниями за государственный счет. Меня пригласили, как специалиста по культуре, чтобы договориться с местной филармонией о возможности организации в грядущем сезоне досуга отдыхающих. Зачехлив гитару, я собрал чемодан, приготовился лететь. Однако за день до того, предстояло встретиться с С. Замечу, ни одно из наших свиданий не закончилось просто так. Объединяясь, мы представляем собой критическую массу, гремучую смесь. Непредсказуемые события возникают из ничего, приключения и серьезные опасности поджидают на каждом шагу. В тот вечер я обещал С. ужин с коньяком в ресторане ВТО, которым возвращал давнишний долг, за целый ряд одолжений, в свою очередь

организованных моим щедрым другом. Разумеется, залы ВТО оказались заняты банкетом сразу нескольких театров, празднующих что-то коллективное. С. предложил ряд эквивалентных замен (каюсь, за свой счет, ибо столичные рестораны, за исключением демократичного ценами ВТО, мне не по карману). Через некоторое время мы "гусарили" в "Центральном" -- ресторане, чрезвычайно популярном после фильма "Место встречи изменить нельзя". Отдельный кабинет, коньяк, стол ломится. Далее улица Горького, драка, клубок тел вокруг распластанного на асфальте С. Невероятным образом, врубившись в людскую круговерть, возвращаюсь с С., но без одного из стекол очков (в то время я носил очки с дымчатыми стеклами). Вваливаемся в такси -- подвернулось такое! Назвав случайный адрес, мчимся куда-то на краешек города. По дороге пытаемся переориентировать водителя, да так активно, что тот высаживает нас на незнакомой улице. Здесь мы фрахтуем другую машину: С., обнажившись до пояса (кажется, было жарко), лег крестом на проезжей части. Человек за рулем доставил нас по домам за солидное вознаграждение. Как понимать случившееся? Как очередную глупость, подобру завершенную. Утром был самолет, недоумение административных чинов Института, в команде которых -- специалист по культуре с фингалом под правым глазом.

Хочешь -- нет, -- расхаживал по территории "З.П." с предельно независимым видом, рассуждая сколь возможно витиевато, туманно (а значит, "культурно"), цитируя к месту и не к месту классиков, что, пожалуй, несколько изменило ситуацию к лучшему. Синяк багровел, наливался синью, желтел. И это, в общем, не мешало успешным переговорам с местной филармонией. Разве, чуть-чуть и в первый момент. Море черно, ближе -- разнообразно в оттенках, прозрачно. Вода холодная, но я дважды купался. Ежевечерние обязательные пикники на природе. Короба винограда. Гитара, вино, грек Иван Ставрич -- из местных строителей, зависимых от щедрот московских заказчиков. Умеет смеяться, падая на спину, болтая ногами в воздухе. Его переполненный жигуль: четверо на заднем сидении, водитель и рядом -- один у другого на коленях -- еще двое. Все, включая водилу, -- пьяны. И как! Мы катим по горному серпантину, повизгивают тормоза, всем весело и безразлично. Машину мотает из стороны в сторону, за окном пропасти, горный пейзаж, пятна, крапины, полосы ярчайшей осени.

 

Интервью Ионеско в ЛГ. Ему -- за восемьдесят. Он классик. Не знает, зачем жить, писать, не видит смысла в прочем. Моей маме семьдесят один. Она знает, зачем жить. Каждодневные проблемы и неподъемные задачи. К примеру: достать дешевого мыла, дойти по льдистой тропе пятьсот метров в сторону дачи, забрать яблоки и вернуться, чтобы сутки передыхать, отходить. И бесконечное подобное. Однако замечу: к кому из двоих (классику или маме) судьба милосерднее? Не берусь ответить. Ответ там, за гранью жизни. Другой вопрос, что я, сегодняшний, выбрал бы? Какую из судеб предпочел бы? Надеюсь, к счастью, выбор независим. Или, хотя бы, по большей части независим от нас, не героев.

 

Жаль маму. Оказывается, "старение" -- гораздо более затяжной, многообразный, с бесконечными оттенками процесс! Казалось бы, некуда уже худеть лицом и телом. Не из чего терять силы. Нечем преодолевать собственную немощь. Ан, выясняется, наступают состояния на грани выдоха и вдоха.

 

Вдруг остро почувствовал, точнее, вспомнил! Как люблю маму. Почему-то застыдился этого. Подошел, поцеловал ее жесткую, загорелую щеку, что-то сказал, объяснил как-то. Нам было хорошо.

 

Зачем такая необходимость: оставить на бумаге, передать, разделить нечто с читателем? Что за игра от Сотворенья? Печальная -- веселая, нежная -- грубая, представленная кем-то очередным? Для чего? Ради процесса, конечно! Один складывает, ведет эту игру, остальные участвуют в предложенном. С удивлением, восхищением, обидой и так далее. Результат -- познание очередной модели жизни, предложенной кем-то из нас. Кстати, драматургия жизни реальной не балует разнообразием. Отсюда: не факт, что мои сегодняшние проблемы, вдруг не сделаются завтра и твоими тоже.

 

Моя непременная вечерняя "стихотерапия". Вывод из организма разного рода токсинов на бумагу. Иногда -- выплеск положительной энергии, которой не случилось реализоваться днесь. Большое облегчение или серьезное опустошение. Читающий "въезжает" в эмоциональное пространство, ограниченное метафизикой рифм.

 

Плохая литература -- насмешка. Игра в поддавки. Сюжет разворачивается, сколь угодно громоздится. Страсти кипят, а герои на грани гибели. Собственно, наворочено столько и такого, от чего простой человек давно разорвался бы в переживаниях. Однако в назначенный автором момент (автор, как правило, предпочитает ситуации критические, кульминационные) является "бог из машины". Чтобы все поправить, закончить и увязать. Частенько -- даже сказать напоследок что-нибудь нравоучительное.

 

Дача. Ночь тепла и тревожна. Прекрасное, доброе, бескрайнее небо, -- и земля, полная границ. Полная дальних и близких возгласов... теней, шорохов, вздохов.

 

Испытанье пониманьем.

Недерзаньем наказанье.

Как последнее утешение -- награждение размножением. Как движение, состязание, и спасение от исчезания.

 

Из характеристики:

"...в решеньях резв, но иногда нетрезв..."

 

Логика И.:

Я хорош. Достаточно умен, чтобы давать советы, обладаю знаниями, позволяющими судить. Достаточно ловок, чтобы обманывать. Я -- среди таких же неплохих, кое-чего достигших, и тех, что похуже. Не нравлюсь -- не общайтесь!

 

.        Ты не хочешь уважения, но ищешь зависти.

.        Как это могло случиться?

.        Не умеешь. Не знаешь, что это: уважать. Зато обучен завидовать. Это твое. Равно, как и в любви.

.        Здесь, пожалуйста, подробней!

.        Собственно, ты умеешь взять. Потому, что все, что тебе до сих пор представлялось необходимым, -- насытиться. Прочее осложняет, мешает сложиться очередному сюжету.

.        Пожалуй, я подозревал об этом.

.        Натурально, стоит явиться такому человеку, как прокисает молоко, портится погода, черствеет хлеб. Женщины прямо-таки на глазах дурнеют, а мужчины, как помнится, чувствуют себя неуверенно. Почти гриппозно.

.        Пусть. Мне что за дело?

 

Твоя обаятельная женская головка -- чуть увядающая, слегка подкрашенная, начиненная фантазиями, комплиментами, житейским вздором. Благополучная, даже обывательски счастливая судьба. Муж, дети, зарплата. Дом в Столице и дача за городом. Относительное здоровье. Перспективы приобретений. При этом ты сравниваешь собственные приобретения с успехами окружающих и, если кому-нибудь выпадает более, -- заболеваешь. Естественно, представляя себя заслуженнее прочих. Даже твои заботы и хлопоты -- изначально хлопотливей и важней, чем у рядом живущего. Отсюда несправедливость, которая присутствует вокруг постоянно!

До времени, ты не прилагала усилий для восстановления этой "справедливости". Начав такие действия, ты вступишь с окружающим в борьбу. Любая борьба требует энергии. Ты не боец, но скоро, начиная вычитать из своей сегодняшней, счастливой судьбы, можешь стать бойцом. Конечно, это предполагает появление новенькой логики, смысла и судьбы. И вот, сделавшись бойцом, в обмен на растерянное свое обывательское счастьице, останешься ли ты довольна итогом?

 

Что бы я сказал А.:

.        Все, на что ты сегодня способен, это, по возможности точно, пересказать новость, услышанную в TV- программе, повторить чужую мысль, огласить формулу из учебника, что-либо, вычитанное в иллюстрированном журнальчике или дрянной газетенке. В редких случаях ты умеешь монтировать (без малейшей коррекции!) банальности, эрзацы, которые тебе навязаны. Потому что (и это главное!) у тебя еще нет чутья на Истинное. Такая способность -- итог, может быть, награда за многие усилия, бесконечные вопросы "почему так?", сомнения "да так ли оно на самом деле?". Результат каждодневных упражнений, наработанная мышца, для защиты индивидуальности от буржуазного блефа, от истерии стандартного "сегодня", прочей мороки лукавого.

 

Просто вы забыли, господа, что такое "поэзия", "поэт", стихи, осененные Помощью. Сложенные почти не здесь, преподнесенные как Дар. В украшение и на радость нам, живущим. Сегодня поэзию подменяют информацией. Неуклюжей многозначительностью или ритмом пустых, лишенных начинки слов. Тьма-тьмущим от нашей лукавой цивилизации, которая ищет образчики для тиражирования. Чтобы у каждого в доме, на рукаве, на заднице штанов, от пуза, на ушах и, наконец, на языке и в мыслях. А в результате, -- "в печенках", камнями в почках и геморроем. Нужно быть готовым к поэзии, заслужить, может быть, выстрадать, или нелегким трудом заработать, соскребая корку каждодневного. Очиститься до сердцевины, а понятнее и проще говоря, -- нужно прийти в себя. Вспомнить истинно человеческое, что получает каждый от рожденья. Что начинает забываться с детства, блекнет, когда мы вступаем в эту унылую и жесткую игру: взрослую жизнь.

 

Черное и белое, как противоборство сил Тьмы и Сиятельного. Потоки энергии, способствующие движению в ту или иную из сторон. Невероятные усилия большинства из нас, на то, чтобы уклониться от выбора, задержаться вне, остаться серым. В итоге, обмануть природу и собственный смысл.

 

По-видимому, надо бы сопротивляться разного рода зависимости. Даже от богатств и Даров этой жизни. Исключая практические соблазны (о которых не стоит говорить серьезно), вспомним многочисленные примеры подчиненности желаниям, идеям, собственному таланту. Можно сделаться служителем (даже рабом) здоровья, которое давно ускользнуло, молодости, что отцвела, полиняла, иссякла. Мало ли вокруг примеров людей, зависящих от любви, превратившейся в привычку -- в удобные стоптанные шлепанцы и каждодневный гарнир поступков, слов, ощущений... Наконец, мы чрезмерно дорожим собственной жизнью, Даром, который (дал бы Бог!) -- путь к следующему Дару. Здесь граница неведомого и тайного. Имеет смысл остановиться в рассуждениях. Что не мешает еще раз оглядеть свои "приобретения". Без жалости и строго. Помянув известное "с собой не унесешь", добавить: да и печально было бы нести "это", даже не бесконечно, но достаточно долго по человеческим меркам. Милосердие природы, видимо, именно в нескончаемом разнообразии. В том, что возможно отказаться, оставить в прошлом всяческую "суету сует". Но отказаться и оставить сознательно. Пережив и пройдя. Все эти упаковки и тару из-под прежних дней-разговоров-желаний-побед-приобретений. Которые, хотелось бы думать, -- есть материал для строительства самого себя бесконечного (еще раз, дал бы Бог!).

 

Для исключения жестокости как таковой, -- барьер "Эм" (эмоциональный). Энергетическое поле с эффектом зеркала. Отражатель, возвращающий носителю отрицательный посыл. Оболочка, данная живому существу (от рождения? После совершеннолетия?). Насилие, ударяющее насильника в момент нападения (или через паузу). Импульс энергетической агрессии, направленный в сторону источника. Исключением -- какие-нибудь силы специального назначения, хирурги, медики и подобные, в случаях, когда боль -- во благо. Спасатели. Морально-этический барьер, предполагающий эффекты эмоционального эха. "Пси"-отскоки, волны и посылы. Многочисленные проекции на себя собственного несовершенства, гнева, обиды, зависти

 

Не скромничаю в выборе судьбы: да мало ли, чему суть быть?!

 

Жизнь потрясает тем, что... не кончается!

 

С людьми, особенно близкими, стало... здесь задумался: как? Хлопотно? Трудно? Больно? Настороже? Будто бы, все время "в работе"? Ответственно? Так или иначе, я постоянно должен. Временем, силами, вниманием. Жизнью, короче.

 

Человек -- это оружие. И достаточно опасное.

 

Падающие звезды -- всего 4. Просторы неба и серебряные царапины. Не больно ли небесной кожице?

 

Сомненье -- болезнь, которую имеет смысл преодолеть. Барьер. За ним поджидает желанное.

 

Одёжка -- какая бы то ни было оригинальная -- уже никого не удивляет. Разве, для начала, останавливает взгляд, служит причиной, поводом для последующего. Можно и, наверное, нужно предположить, что человеческое тело рано или поздно будет формой, допускающей выбор. Замену и, по желанию, монтаж. Собственно, наше тело и сегодня -- не более чем форма одежки. Что там, внутри, где ты намного более голенький, обнаженный до сути, до бессмертной души?

 

Наша всеобщая небрежность: не понимать единственности, уникальности происходящего, пропуская множество оттенков и возможностей. Мол, так будет еще не раз, успею ощутить в полную силу, оглядеться, взять от того, что происходит. Увы. И как сказал Том Сойер:

.        В конце концов, кончается все. Даже уроки.

 

Луна -- чистая, круглая, напитанная серебром. Желающая отдавать этот нереальный, кажется, влажный свет. Ночь надышала облаков. Один белоснежный выдох плывет, торопливо наваливаясь слева, чтобы занавесить, пожалуй, прищурить истекающий светом голый небесный зрак. Но облако -- тоненькое, прозрачное, ветхое с прорехами. Луна выскальзывает из очередной дыры и тогда лохмы перекрученной облачной плоти лепят из себя рожицы и фигуры самых невероятных форм. При этом лунный прожектор кажется неподвижным, а туманные фигуры, пласты и объемы, будто бы толпятся вокруг, возникая, и, продемонстрировав себя, уходят слева направо.

 

Вот странно: будь я свободен, храбр (но только Свободен, Храбр и так далее), будь силен, искренен, будь -- гостем, заглянувшим в эти пространства на зависимое от меня же время, предпочел бы, бесспорно, -- сад, дождь, звездное небо и неустроенность, но не короба домов, электрифицированную кухню, бетонные стены. Увы, сегодня я всего лишь стремлюсь к Свободе, Храбрости. Значит ли это, что я ищу сад-дождь-неустроенность? Значит ли, что сегодня не владею, не в силах оценить того, что дано изначально и, как ни печально это писать, -- дано преждевременно?

 

Сидеть в кресле-качалке... в старом -- лак облез, -- крепком и удобном, сделанном для тебя будто! Попивать чай с пряником. Потом закурить, оглядеть небо и полосу сверхзвукового самолета. Эта четкая прямая делит небо на "мою" часть и на ту, где за горизонтом осталось солнце. И "не моя" часть розовая, а то, что надо мною -- белесое, вечернее. Здесь у нас стрекочут кузнечики, и падает капля с рукомойника на дно ведра. Здесь дымится сигарета и флоксы -- огромные, белые, темно красные и фиолетовые с чернотой -- одуряюще благоухают. И нависают ветки под тяжестью яблок, а яблоки -- зелены, не время еще, они пронзительно кислы, от взгляда на такое яблоко бежит слюна. И бежит слюна от взгляда на кусты красной смородины, на веточки красных тяжелых бусин. А клубника уже сходит, она мелкая и сладкая. И сладки ягоды малины, а черные вишни разбросаны, кажется, в воздухе над головой. И весь этот компот созрел во второй половине июля. Стало быть, сидеть в кресле. Дело происходит вечером. И вспоминать день, лес. Семь белых грибов, которые нашел под елью Мишутя. И ни тебе чего. И никому ты, разве, комарам до тебя дело. Впрочем, рядом, в десяти шагах, на веранде дома Миша рассказывает птичьим голосом историю красного трамвая.

.        Дилинь-дилинь! -- радуется красный трамвай, выезжая в лес за грибами.

Пробую заснуть на даче. Слышу, над ухом комар.

.        Ладно, -- думаю, -- пусть попьет кровушки. Главное заснуть. Не отвлекаться от сна.

Кровопивец присаживается на щеку. Я сдуваю его. Тихонько, чтобы не перебить сон, который, вот, уже, сейчас... Комар пикирует, садится на лоб. Я шлепаю! Мимо! Мимо комара, понятное дело, но -- по лбу, и как! Злюсь. Ворочаюсь. Начинаю засыпать. Почти сплю... комар! Жду его, подлеца. Он осторожничает, не спешит. Я замер. Он сел. Хлоп! Готов, нет комара. Сна ни в одном глазу. Устраиваюсь, кровать скрипит. Начинаю сначала: итак, вот сейчас... еще комар! Садится. Сдуваю. Зудит, гад! Замираю, жду, шлепаю. Мимо. Жду, замираю, попал! Ворочаюсь. Комар... я в отчаянии. Отвешиваю себе такие оплеухи, что о сне не может быть и речи. Это война, я бодр и готов к налетам. Зол и меток. Я -- смерть комарам, главный истребитель. Добытчик, но чаще, увы, -- добыча. Так проходит пол ночи. Большой отстрел... в смысле "отшлеп". Подмосковное сафари. Комариные празднества, в честь которых я "дал обед". Я -- Мих Большая Оплеуха (Большой Оплеух).

 

Комар. Фантастическое сочетание элементов, составляющих жизнь. Гениально створенное нечто. Хлоп! И нет сочетания. Оно раздражало, пыталось напасть. И ты освободился. Сломал, уничтожил. Борьба и несовместимость? А почему бы и с тобой не поступить в рамках такой логики в случаях, когда раздражаешь ты? Когда позволяешь себе нападать на объемы и пространства высшего уровня? Щадить тебя из-за того, что ты разумен? Думаю, что там, на следующих уровнях логика, разумеется, более гуманна, всеобъемлюща, прочее, чего пока нет в наших понятиях. Что можно, разве, проинтуичить. Примерно, как -- живи, мол, человече! Существуй агрессивным, жадным, до времени несмышленым, и так далее. Оставайся как гениально сотворенное нечто. Как элемент всеобщего.

 

Видимо, секрет не в том, что дерево не может "сказать", то есть передать информацию. Дело в том, что надо уметь услышать (быть готовым слушать), владеть системой знаков. Шепот ветра, иногда его завывание, или плач, "голос" звезд, какой он? Рассказ полоски асфальта, как иллюстрация: ряд событий оставили отметины, следы, историю которых можно пытаться угадать. Мы не ощущали радио и TV-волн до появления соответствующих транслятора и приемника. Очередное приспособление рано или поздно позволит перевести в нашу систему знаков плач ветра, плеск волны. Какую информацию могут заключать в себе сущности чуждые? Хотя, отчего "чуждые"! Всего лишь нечеловеческие.

 

Жара, электричку продувает. Девушка, пристроив голову на спинку сидения, млеет от жары. Глаза прикрыты. Электричка гонит, проскакивая остановки. Через окно вижу, что на станции Жаворонки был дождь, на платформе лужи. Но не прохладней в вагоне. Девушка хороша, на носу веснушки. В руках номер журнала. Тот же, что у меня. Может быть (как тексты на журнальной территории), наши мысли и даже грезы -- картинки, образы -- могут сплестись в какой-то точке пространства? Если присесть на скамью сидения, закрыть глаза, пристроив голову... Позже -- станция Голицыно, душно. Редкий дождь, каждую каплю которого чувствуешь отдельно. Иду по шпалам. Вхожу в лес. Волны лесных ароматов пьянят, кружат голову. Наверное, то же испытывает огурец в банке с рассолом. Запахи густые, плотные, можно будто тронуть рукой. Парит так, что капля дождя, упав на землю, сейчас же отходит облачком к небу. Все, что зелень, что с корнями, -- торопится, потягивается, вырастая, живет и блаженствует. Увеличивается вверх и вширь. Здесь теплица, баня, экватор... какая-нибудь сельва. Где же лианы и кокосы? Мартышки где? Да вот, одна из них топает по тропе со станции Голицыно!

 

Она (в гневе):

.        Почему ты назвал меня Вероникой? Что у тебя с ней? Давно? Вы встречаетесь? Только не смей лгать! И не прячь глаза, ну?! Приличную женщину не назовут таким пошлым именем!

.        Ты ошибаешься!

.        Будь мужчиной, а не тряпкой, не юли.

.        Дорогая...

.        Подумать только, Ве-ро-ни-ка! Хваткая, видно особа. Из молоденьких стервочек, да? И когда она только успела?

.        Я...

.        Смотри в глаза! Сними очки... нет! Так тебе легче лгать, так -- чересчур невинное лицо, -- надень очки!

 

.        Пусть лучше в меру гуляет, чем не в меру пьет!

 

.        Что значит "в меру"?

.        Уважая меня, тактично. Пусть гуляет так, чтобы я не знала об этом. Или знала чуть-чуть, в меру.

 

Сюжет:

чужая планета, мы готовимся к отъезду. Вещи уложены, сидим в гостиничном номере. Я, приятель и переводчик из туземцев. У переводчика на плече -- местный зверек -- "жен". Обаятельная живая игрушка, похожая на медвежонка, но величиной с ладонь.

.        А этот жен... -- спрашивает приятель, -- чистоплотный зверек? А то, у нас на Земле, некоторые птички... попугайчики, к примеру, гадят, где попало.

Переводчик демонстрирует, как "гадит" жен.

.        А как его чистят? Можно ли умывать водой? С мылом или порошком?

Утвердительные ответы. Я понимаю, что приятель решил прихватить зверюшку с собой. Хорошая идея, хотя сам я трудно отношусь к таким приобретениям. Сразу чувствуешь ответственность за "меньшого брата по разуму". Но мы сговариваемся с туземцем (видимо, покупаем). Приятелю достается "старенький" жен переводчика, -- мне новый, молоденький зверь. Далее суета отъезда, лифт, чемоданы, жен сидит на плече. Проход через таможенные службы (просьба спрятаться под рубаху), каюта и первое: жен уложил вещи в моем чемодане аккуратно, экономно, идеально! Начинаем общаться. На вопрос:

.        Что ты еще умеешь, жен?

.        Все вообще, -- отвечает зверек.

С точки зрения жена, наш туземец-переводчик всего лишь примитивная (относительно), мыслящая игрушка. Аналог детской лошадки с биологическим моторчиком. Сам жен -- представитель здешней цивилизации высшего уровня.

 

Еще сюжет:

Мы -- несколько мужчин -- собрались на армейские сборы. Натурально, вояки из нас никакие, из меня, во всяком случае, но отвертеться не получилось, и вот, -- дрянная гостиница -- общий номер человек на дюжину -- металлические койки, наши чемоданы и рюкзаки с самым необходимым. Вечером познакомились (кое-кого я уже знал раньше), а утром, когда из гостиницы "выкатились" многие и многие мужчины нашего возраста, тоже, по-видимому, призванные на сборы, моя комната дружно проспала, как-то все оказались любителями поспать! Остальные -- более дисциплинированные -- быстро погрузились в подошедшие автобусы, а наша комната проснулась (я -- первый) только от грохота и шума отъезжающих машин. Что поделаешь? Тем не менее, мы тоже заспешили, начали умываться, кто-то поставил воду, чтобы заварить кофеек. Во дворе гостиницы, взвизгнув тормозами, остановилась армейская машина. Окна выходили на площадку двора, мы увидели женщину в форме офицера. Через короткое время она входила в наш номер. Представившись полковником О., она построила нас шеренгой. Достав из планшета документ, зачитала приказ о "временном производстве в офицеров" всех присутствующих, выдала каждому "личный нашейный знак" -- эдакую "феничку" из пластика. То, что офицер обязан носить, не снимая. Я вертел в руках личный знак (мои приятели уже надели его) -- толстенький, в полмизинца пластиковый ошейник. Я пытался сообразить, как может соседствовать эта варварская, в общем, штука, с нательным крестом, который ношу лет уже двадцать. Вдруг пластиковый червяк, резко дернувшись, обвил ладонь, явно пытаясь сидеть на ней возможно плотнее! Сработало чувство омерзения, заставив стащить прильнувший пластик, который, расслабившись, выглядел мертвым. Я положил "знак" в карман куртки и... Здесь заметил жутковатую перемену в моих товарищах. Пустые глаза, механические движения, странное, жесткое, какое-то общее выражение лица! Короткая команда полковника О., и все, кто находился в комнате, печатая шаг, двинулись (про вещи никто и не вспомнил) за дверь. Отправился и я, соображая на ходу. Пытаясь не выделяться, быть как все. Далее -- автобус, попытки освободить хотя бы одного от ошейника. Информация о "био"-оружии, о "пси"-воздействии с полном подчинении личности.

Рассказ может называться Феничка-пси.

 

.        Кто лучше, бубука или дудука?

.        Затрудняюсь ответить.

.        Эх, ты! Лучше всех... люлюка!

.        Почему? Чем, то есть, он лучший?

.        Он менее бубучный в поступках и не настолько дудуковатый манерами.

.        Ну, ты, -- голова -- избушка на курьих ножках! Сам-то ты, конечно, натуральнейший люлюка?

.        Честно говоря, нет. Я хотел бы однажды сделаться люлюкой, но, пока что я крег.

.        И что же?

.        А то, что придется поступить, как поступают креги.

.        Как они поступают?

.        Уходят, не прощаясь.

С тех пор мы не виделись.

 

Понять моральную формулу мало. Нужно овладеть ею, сделать своей частью, принять в жизнь для последующих действий. В конце концов, личность -- объем, который реализует в действиях множество освоенных правил, навыков, законов. Но внутри нас -- гораздо более того, к чему мы всего лишь стремимся. Чем хотели бы руководствоваться, но, пока не в силах. Временно, конечно. "Дорогу осилит идущий".

 

Если "красота" -- лицо Истины -- грань, плоскость, один из признаков, точнее, может быть, -- следствие... Значит ли это, что "безобразное" -- Ее изнанка? То, из чего состоит, структура и причина, материал для "красоты", известный "кусок мрамора, от которого отсекут лишнее"? До времени не осененный повод, место приложения.

 

Саша Ч. рассказал, как вышел из машины купить ребенку что-нибудь из фруктов. На рынке тетка торгует бананами. Взвесила три штуки.

.        Восемьсот граммов.

.        Здесь? -- изумился Саша. -- В этих обрубочках?

.        Не нравится, не покупайте!

.        Проверьте весы, -- требует он.

.        Нечем, -- отвечает. -- Контрольной гири под рукой нет.

.        Попросите у кого-нибудь взаймы!

.        Нет, -- говорит тетка. -- Ни у кого на нашем рынке такого предмета не отыщешь.

И усмехается. Ну, Саша рассвирепел, вытащил из кобуры личное оружие (Саша --военный, полковник в штатском)...

.        Вот! -- говорит Саша и кладет на чашку весов "макарова". -- По стандарту девятьсот граммов. Ни больше, ни меньше. Ну? -- продолжает он, убедившись, что на теткиных весах ствол тянет на килограмм и четыреста граммов. -- Как это понимать?

Тетку, понятно, как ветром сдунуло! Да и остальные из тех, кто торгует или покупает, расступились по сторонам. Пришел хозяин торговой точки -- "восточный" человек. Пистолетик уже, разумеется, был у Саши под мышкой в кобуре.

.        Тебе фруктов надо, дорогой? -- радостно заорал хозяин с известным акцентом. -- Пожалуйста! Для хорошего человека ничего не жалко, бери!

.        У вас весы неправильные.

.        Какой разговор! При чем тут весы, я угощаю! Бери! Бесплатно! Какие деньги, слушай?! Зачем?

Саша вычислил в уме реальную стоимость, отсчитал деньги, забрал свои овощи-фрукты, двинулся к дому.

.        Значит так... -- сказал он на прощанье, -- мимо этого рынка я проезжаю ежедневно. Если еще раз на этих весах...

.        О чем говоришь, дорогой! -- радовался хозяин торговой точки. -- Уже сегодня к вечеру здесь меня не будет!

 

Эдинбург. Смена караула шотландских стрелков. Разводящий веселит публику: подойдя к часовому, застывшему по стойке "смирно", демонстративно перевешивает медальку на груди того, кто на часах. Отойдет, оценит -- так ли "сидит" пришпиленный серебристый кругляш? Нет, похоже, снова не впечатляет. Без должного эффекта. И разводящий, обращаясь с часовым, как с манекеном, цепляет с места на место медаль. Впрочем, оба "воина" веселы, не скрывают удовольствия от происходящего. Трудно даже представить что-нибудь подобное при смене караула, скажем, на Красной площади. Стрелки -- в традиционной форме. У наших девочек -- законный вопрос: что у шотландца под юбкой? Кто-то, кажется, разглядел. Другой -- читал соответствующую литературу. Среди домов с островерхими черепичными крышами, костелов -- современные здания почти отсутствуют. В Эдинбурге -- театральный праздник, -- примерно восемьсот театров одновременно работают днем и ночью. Открыты сто с лишним актерских Клубов, а это значит -- тебя ожидают незнакомые, разнообразно оформленные территории веселья и выдумки. На каждом углу играют скрипочки, волынки. На ступеньках пристроился флейтист, чуть в стороне -- ударник, еще дальше -- ансамбль или отдельный гитарист. На площади выступает цирк... я насчитал четыре разных труппы, бросил. Такое впечатление, что весь город веселится, разгуливает, таращится. Нас (меня, Н.И., художника С. Г.), возвращавшихся с репетиции с акустическими гитарами в руках, почти силком затаскивают в паб.

.        Russian singers?! Let.s sing!

Раздвинув столики, освобождают клок свободного пространства. Поем цыганское. Публика в восторге. Исполняем "Дорогой длинною, да ночкой лунною...", -- подпевают в голос! Мы счастливы, запеваем что-то русское, на голоса. Народ аплодирует. Начинают угощать пивом. С. Г. отлучается в гостиницу, приносит московскую водку. Нам предлагают шотландский виски. Теперь поет один из них, и как! Нечто в стиле "кантри", ритмовое. Шотландские женщины обаятельны. Красоток почти нет, то есть, в России, на квадратный километр, их существенно больше. Невесть откуда приходит строчка: "Он незнакомую метиску в постели иностранной тискал"...

.        Джентльмены, начальная цена строчки -- пенс. Пенсик, раз!

.        Пенс, пенсик, пенисик! Два пенисика!

.        Два пенисика -- раз! Кто больше, джентльмены? Называйте цену!

.        Называю. Один фунт четырнадцать стерлингов.

Понятное дело, продано.

 

Жду девушку на площади под часами. Она опаздывает. Нервничаю. Достаю блокнот. Пишу.

Что делать с временем, в котором торчишь поганкой-мухомором и ждешь красотку на свиданье? Для бестолковых в назиданье: 1. Заглядывать прохожим в лица. 2. Для рифмы помянуть орлицу, быть может, позже пригодиться. 3. Читать газетные страницы о тех, кто деньги тратит в Ницце. 4. Ронять слезу на рукавицу. 5. На несколько минут жениться на проходящей на девице. 6. Гадать, а кто у нас родится (от той, которая девицей пришла на чистую страницу)? 7. Вдруг вспомнить: надо разводиться сначала, а потом жениться. Когда бы знать, как раздвоиться... 8. Еще раз помянуть орлицу. Потом козлицу и жар-птицу. 9. И, рассудив о диспозиции, гордиться тем, что ты в Столице, что ты не пирожок с горчицей, что ждешь словесных инвестиций (необразованные братцы, не путайте с инсинуацией!). 10. Здесь автор честь имеет смыться -- передохнуть и оглядеться для уточнения сюжетца.

Закрываю блокнот. Девушка не пришла, хотя времени было предостаточно, тому свидетельством эти страницы. Обидно? Нет, что-то другое... Ах, да! Дописываю в блокноте:

PS. С красоткой под часами, пожалуй, разбирайтесь сами!

 

Представил себе, насколько отличается годовалый ребенок от десятилетнего детеныша, и, далее, молодой человек десяти лет -- от двадцатилетнего мужчины. Какие качественные изменения внешние и внутренние! Сколько приобретений и открытий! Что же потом? Между двадцатью и тридцатью годами? Где открытия, а главное, очевидные перемены? Отчего такая остановка в рамках этого периода? Ведь личность годовалая и десятилетняя -- чрезвычайно различны сознанием. Тем более, человек годовалый -- и тот, кому двадцать. Здесь (всего-то за два десятка лет!) уходит один мир, формируется другой. Почему наступает пауза, и логика, здравый смысл, желания и принципы соракапяти-шестидесятилетних, оттуда, из тридцати? Подумалось о том, что пауза в качественном человеческом развитии может быть преодолима. Но достаточно неявно, после определенных несомненных усилий. Где-то в двадцать пять -- та граница, где заканчивается отпущенное природой "всеобщее" право на совершенствование. Начинается "личное", которым можешь и не воспользоваться. И если так, -- остался за чертой, не вызрел, пусто цвел. Если двинулся далее, то... должно быть, твоя начинка -- нечто качественно отличное, чем в двадцать пять. И далее, в сорок -- ты существо, не имеющее отношения к этому, которому было двадцать пять. Потенциал усилий, работы над собой дает право на логику, желания, принципы следующего уровня. На стремительные, но внешне неявные подвижки в сознании.

 

Кто-то устанавливает правила, издает законы, наказывает, если что не так. Большинство -- живет. Иногда тихонько нарушая установки в ту или иную сторону. Находится, конечно, тот, который существует по собственному разумению. Тайно или, сколь возможно, откровенно. Остальные жадно наблюдают: злятся или завидуют, осуждают и так далее. Но в рамках того, что дозволено. Со стороны. Удивляясь, время от времени: отчего это собственная жизнь такая невкусная?

 

В бытовом смысле Пастернак (его поэзия, средства выражения) косноязычен. Представить нескольких Пастернаков? Что это будут за диалоги! Какие формы и образы, что за изыски! Язык, логика построений! Но возможно ли так общаться? Побыть в его пространствах (вдохнуть полной грудью), восхититься и... вернуться. К языку Пушкина, скажем. К прозе и стихам Бунина. Здесь язык тоже -- вино, а не водица.

 

Мороз трещит и вьюга хнычет. Погода зверь, а я -- добыча!

 

.        Красный тазик, красный тазик... Будешь рюмкой мне хоть разик...

 

Не торопясь, плыву домой по вечерам, я водоизмещеньем в триста грамм.

 

.        Тебя по субботам хотя бы палкой по заднице лупят. Все какое-то разнообразие!

 

Как жаль, что не фига мне делать в Мехико!

 

Скоропостижно вступил в брак. С тех пор, не может из брака "выступить".

 

Ты любишь ямки, я -- холмы. Мы разные, но вместе мы. Из-за того, по большей части, так одиноко в общем счастье!

 

Объявление:

"Мы учим красоток, милашек, малышек прыжкам из цветных с кружевами штанишек".

 

Состоится в общей клетке смертный бой дерьма с конфеткой. Не убегайте так поспешно! Конфетка победит, конечно.

 

Писатель Лолитов со своей Набокой. Детектив Е.Онегин с пушкой под мышкой, на ремнях или за поясом. Дама с собачкой из города Чехов Московской области. Лев. Уже достаточно "толстой" от дармовой еды. Асфальтовый каток имени "Первой русской революции". Клюквенный напиток "Перестройка".

 

Титулы и звания.

Ваше обезумевшее Неряшество. Их возомнившее Ничтожество. Наше завистливое Слабосильшество. Его Пустяшество. Их Нелепость. Главный Нелеп. Нелепочка (на шести тонких ножках). Нелепище (зубастое, хвостатое, в шляпе, при одной клешне).

Встретились однажды перезрелый Нелеп и свежайшая Лепа -- с изящными остро подстриженными усиками, арбузиком живота, и дудочкой в беззубой, как положено, пасти. С заклеенным (согласно последней моде) нарядным оранжевым пластырем правым глазом. Извините, так подробно -- от восхищения! А десны-то у Лепы, какие красненькие! Автору даже уши заложило. И левая пятка в восторге чешется!

 

Из жизни деда Мороза.

1.

В десятых числах января, когда сказочные силы уже устали от детей, музыки и подарков, один дед Мороз вышел к детям в огромном зале Дворца Спорта. Продекламировав заученный текст, он без удовольствия начал простенькую импровизацию. Нужно было по возможности бодро вызвать троих детей из зала, чтобы загадать им загадки и вручить призы. Желающих выходить на лед было немного. Дети, кажется, тоже утомились. Наконец, с помощью служителей Дворца, перед дедом выстроили троих акселератов.

.        Сколько тебе лет, мальчик?! -- жизнерадостно закричал в микрофон дед.

.        Семь, солидно ответил молодой человек и поковырялся в ушах. -- Не кричи, я и так слышу.

.        Удивительно! -- радовался Мороз. -- Семь? А тебе, девочка?

.        И мне семь.

.        Замечательно! -- тряхнул он седой бородой. -- А тебе, мальчик? -- спросил дед третьего ребенка.

.        Мне тоже семь.

.        Вот! -- заорал артист, схватившись за сказочную голову. -- Как раз получился портвейн "Три семерки"! По этому поводу имеет смысл... продолжить наши игры!

2.

.        Дед Мороз! Дед Мороз! -- кричали дети, прижав к стене измученного представлениями артиста, дергая его за халат, бороду. -- Принес нам подарки? Дедушка, отвечай! Подарки!

Артист сел на паркетный пол. Закрыл глаза. Все замолчали.

.        Заболел ваш дедушка! -- произнес он сиплым, зловещим голосом бабы Яги.

 

3.

Концерт был новогодний. Зал полон детей самого разного возраста: от глазастых малышей трехлеток, до двенадцатилетних томных девиц, накрашенных и напудренных сверх меры. Выступали клоуны и жонглеры. Потом фигуристы. Всех объявлял дед Мороз. Сегодня это было нелегким делом, номера шли в разнобой, кто-то из актеров еще не приехал с параллельного концерта, другие спешили исполнить свое и мчаться на следующую площадку. Дед готовился объявить акробатов, которые грозились уйти, не отыграв: срывался престижный концерт в модном ресторане. Закончился предыдущий номер. Грянули фанфары, ударил барабан. Дед Мороз двинулся объявлять акробатов. Выйдя на сцену, он, как положено, выдержал паузу. Зал притих.

.        Дедушка Мороз! -- послышался чистый девичий голос откуда-то из середины партера.

.        Да! -- на беду откликнулся дед.

.        Пойдем, трахнемся!

.        Ну, что ты... девочка моя...-- ужаснулся артист, -- Давай-ка, мы с тобой... сначала посмотрим... -- в недоумении от слов, которые выпадали вполне самостоятельно, бренчал голосом он, -- посмотрим, как выступают акробаты! А уж потом...

Здесь грянула музыка, и Мороз отступил за кулисы.

4.

.        Номер школы не буду называть. Завуч говорит: вот что мы придумали, дедушка Мороз! Для вас это приятная неожиданность. Вы появляетесь... с факелом в руках. В городе вечер, мы выключаем свет в школьном зале. Чрезвычайно эффектно и красочно вы шествуете по улицам (у нас новостройка), а дети наблюдают с третьего этажа. Потом, на какой-то момент, мы зажигаем свет, отвлекая детей в центр зала. За это время учитель физкультуры приставляет лесенку, вы появляетесь на празднике из распахнутого настежь окна. Ну, гримируюсь, цепляю бороду. Спички, факел, бензин, пошел! Красочно топаю по улицам, прохожие балдеют. Лесенка стоит, я поднимаюсь, рамы распахиваются... Оказывается, окна открываются наружу. Дети счастливы, угробили Деда Мороза! Я когда с третьего этажа летел, только и думал, что про факел. Хорошо, кругом сугробы намело, -- мягче падать. А потом меня внесли через дверь, родители очень помогали.

5.

Решили нарядить дедом Морозом детсадовского сантехника. Он же столяр, электрик, сторож, на все руки мастер, ему, казалось бы, не привыкать к новой профессии. Но чего-то мужик забоялся. Для смелости нацедили двести граммов, дали закусить. Пока гримировали, бороду цепляли, сказочный персонаж бутылочку-то и прикончил. Зовут его дети:

.        Дедушка Мороз! Иди!

.        Иду! -- кричит. -- Бегу, лечу, а вот и я!

Входит в зал, спотыкается, падает на елку, игрушки бьются. Дети, понятно, в восторге от впечатлений.

6.

Ресторан новенький, а значит, яркий, модный. С отделкой из пластика и полированных деревяшек. Полы -- по нынешним временам -- верх роскоши, мраморные. Так, чтобы публика, впечатленная дизайном, ясно понимала: здесь расплачиваются щедро. Хозяева знали толк в оформлении, и, бесспорно, в прочих ресторанных хитростях: квадратные метры помещения использованы предельно рационально. Ряды столиков -- один к одному -- в ожидании клиентов с толстыми кошельками. У стены расположилась площадка для оркестра. Справа -- узенький служебный кабинет, отданный под гримерную Деду Морозу.

Внутри кабинетика -- короб сейфа, стол, стул и артист, исполняющий Деда Мороза. Большего в этих стенах поместить, казалось бы, нельзя. Впрочем, из-под левой руки торчит умывальник, -- краны с горячей и холодной водой, раковина. А за спиной -- стандартный кубик сушилки для рук. Сушилка в отличном состоянии, артист, цепляющий бороду, случайно тронул ее локтем. Пыл и жар с ревом ударил в спину. От неожиданности артист подался вперед, крутанувшись в сторону. Задев локтем кран с горячей водой, коленом угол стола. Больно было! А проклятый прибор, изрыгая потоки раскаленного воздуха, вдохновенно рычит так, что в гримерной уши закладывает. Можно без труда представить, что комнатушка с умывальником и сушилкой в недалеком прошлом представляла собой туалет, душ или небольшую ванную комнату. Рациональные устроители поместили сюда дирекцию, а сегодня в тесном пространстве громоздится новогодний гость.

В дверь заглянула Снегурочка. Из экономии актрису нанимать не стали. Нарядили толстенькую повариху в цветной халатик, украшенный звездами из разноцветной фольги. Тетку с румяными щеками, узеньким лбом, подходящим бюстом матушки-кормилицы и поилицы. Для храбрости матушка выпила водки. И, как будто, немало.

.        Ну! -- выдохнула она, и стало понятно, что компонентами закуски были лук и чеснок. -- Рассказывай, что надо делать, дедок!

.        Валить отсюда... -- подумал "дедок", -- и чем дальше, тем лучше!

.        Какой ты у меня! -- всплеснула тетка пухлыми ладошками. -- Прямо из сказки. Солидный мужчинка. При бороде. Давай-ка, обнимемся для знакомства!

Сложив губы в трубочку, она тяжело шагнула вперед. Спасаясь, артист отступил, ударил плечом сушилку, которая рявкнула, пуляя жаром. И вместе, родственным баритоном взвыла внучка Снегурочка. А еще артист стукнулся коленом. Звезданул локтем фаянсовый бок умывальника.

"Рабочая" ночь Деда Мороза -- время до четырех часов нового года. Играет оркестр, выступают циркачи. Потом -- фокусник. Два дюжих официанта не без труда переправляют пьяненькую Снегурку к теплой стеночке гардероба, на кушетку, за шубы и пальто господ посетителей. Часы бьют двенадцать. Является Мороз с бокалом шампанского. Театральные дедморозовские сапоги, подбитые кожей, скользят на мраморном полу. Артист катится от столика к столику, балансируя руками, цепляясь, за что придется. Публика смотрит со снисходительным любопытством, принимая это, как банальный театральный прием. К счастью, площадка перед оркестром застелена ковром. Поздравления, музыка, конфетти и серпантин. И опять музыка, танцы, игры, конкурсы и лотерея. Множество призов -- традиционная мелочь, вместе... с полусотней неподъемных телевизоров, упакованных в еще более громоздкие короба, которые сказочный Дед, доставляет по одному, кряхтя и потея, к самому столику счастливчика. Наконец призы вручены. Оркестр взял тайм-аут. Артист проходит мимо столика с одиноким посетителем. Рядом -- ящик TV.

.        Повезло! -- мрачным голосом сообщает посетитель.

.        Поздравляю, -- откликается Дед Мороз.

.        Тебе повезло! -- толкует этот тип.

.        Мне?

.        Тебе и всем остальным, которые здесь. Повезло, что я выиграл. Если бы не выиграл, я бы такое устроил...-- ухмыляется он, и, откидывая полу пиджака, демонстрирует кобуру с личным оружием под мышкой.

Судя по выпученным глазам и злющей роже, сразу понятно: господин не шутит. Вполне можно представить, как он, достав гранату, выхватив пистолет, начинает "устраивать такое". Остальным, конечно, повезло, что появился телевизор, который нужно бы в сохранности до дома дотащить. А то, что однажды устроит господин с глазами на ниточках, всего лишь откладывается. На неопределенное время.

В фойе перед входом в зал -- огромный аквариум, встроенный в стену. Красивый, три секции. Но откровенно неудобный для рыб, чересчур плоский. Да и рыбы... в первой секции -- два полутораметровых осетра неподвижно лежат на дне нос к носу. Подрагивают жабры. Странная уверенность: осетрам плохо. Откуда это чувство? Темно-зеленая, разнообразных оттенков вода, мягкий свет. Прекрасная длинноносая рыба с зубчатой спиной, круглый, выпуклый глаз и ощущение жути, ползущее оттуда, из-за стекла... почему? Во второй секции аквариума... ну и ну! В человеческий рост гора друг на друга наваленных раков. Аналогия с поездом метро в часы пик, с переполненным салоном автобуса, груда живых существ -- один придавил другого, тот, -- третьего, куча мала рачьих тел, почти неподвижных... чуть дергается чья-то клешня. С ужасом замечаешь: клешни каждого рака перевязаны цветным скотчем (красные, желтые, зеленые, белые праздничные полоски!). Видимо, чтобы не повредили соседа. Страшно представить каково этой куче беспозвоночных членистоногих с перетянутыми липучкой челюстями! В третьей секции -- небольшие карпы, серебристые караси. Странно заторможенные в движеньях. Зависшие в зеленоватой, очень прозрачной воде. Таращатся сквозь стекло. Глаза, понятно, рыбьи, но в этих неподвижных глазах...

.        В чем дело? -- спрашивает артист у знакомого трубача Т., который работает в местном оркестре.

.        Не могу смотреть! -- мотает головой Т.

.        Что? Объясни, сделай милость!

.        В аквариуме -- образчики того, что клиент может заказать на стол для немедленного приготовления. Богатенькие-то, сам понимаешь, аппетитом не страдают. Рыбу не кормят неделями, чтобы меньше гадила. Чтобы вода оставалась прозрачной.

7.

Стас К. рассказал историю.

"Гостиница "Москва", новогодняя ночь. Я -- дед Мороз и ведущий праздничной программы. "Звездный" состав актеров, шутки, лотерея. Время -- около двух ночи. Танцевальная пауза. Подходит директор-распорядитель.

.        У нас к вам просьба. На втором этаже, в закрытом зале празднуют гости, заслуживающие особого внимания. Возникла необходимость в поздравлении. За отдельную плату, разумеется.

Я, понятно, согласен, он расплачивается "зелеными". Появляется мордоворот. И, определенно, у него под рубашкой бронежилет.

.        Считать умеешь? -- спрашивает.

.        На калькуляторе, -- говорю.

.        А если на пальцах? -- кривит и без того мрачную рожу, смотрит очень несимпатично.

.        Попробую вспомнить.

Подводит меня к закрытым дверям.

.        Считаешь до пяти и входишь. Не раньше, понял? -- и, оставив щель, исчезает.

Я до десяти и вслух посчитал из уважения. Вхожу, отодвинув тяжелую занавеску. Вижу длинный стол, сидят мужчины, женщины. Мордоворот прилип к стене, рука под мышкой, понятно, как положено в "крутых" фильмах, -- на рукояти пистолета. По сторонам у стеночек -- еще два болвана с кривыми рожами, руки под мышкой.

"Хрен с вами!" -- думаю. А вслух, понятно, говорю:

.        С праздником, дамы и господа! Счастья! Здоровья!

Встает человек со шрамом через все лицо. В руках серебряное блюдо с фужером водки.

.        Не пью, сударь, -- говорю ему, -- нельзя на дедморозовской работе.

.        Сегодня выпьешь, я разрешаю. До дна.

Оборачиваюсь, дверь закрыта. Полная тишина. Сдвинув бороду, вливаю в себя фужер с пойлом. Тут же мне закусочки. И, как-то очень скоро, зал закачался, словно большой корабль. Ударили часы, как сейчас помню, два часа.

.        Тринадцатого удара не будет! -- объявляю. Зачем?! Впрочем, нужно хоть что-то говорить, в качестве сказочного героя. -- А вместо тринадцатого удара, вас поздравит не какой-то паршивый артист, который нацепил парик и халат, а настоящий дед Мороз из снега и льда. Можете проверить!

.        Иди сюда! -- зовет лысый человечек, сидящий в торце стола.

.        А что ты мне тыкаешь? -- мотаю бородой. -- Я -- дед. Мне сколько лет, знаешь?

.        Ладно, дедуль, извини. Просто соскучился очень. Знаешь, как я ждал тебя в детстве? -- спрашивает лысенький и... глазам своим не верю! Роняет слезу! -- Где ж ты был, когда я под стол пешком прогуливался? Может, вся жизнь по-другому сложилась.

Ну, драматическая пауза, все переживают происходящее. Я тоже молчу. Подошел к нему, стул мне подвинули, сел.

.        Эх! -- вытирает слезы мужик. -- Чего уж там. А ты мне нравишься. Такой, как надо. Давай, "вешалку" мою с праздником поздравь.

.        Вы -- очаровательны! -- говорю рядом сидящей девушке. -- Хочу пожелать...

.        Чтоб не забеременела в новом году!

.        Да! -- соглашаюсь с лысым. -- Ты, милая девушка, уж смотри, не забеременей от этого козла...

Здесь наступила такая тишина, что стало слышно музыку там, на первом этаже. А еще все, кто был за столом, почему-то встали.

.        Ага, -- думаю. -- Вот мне и крышка. Интересно, как оно по правде бывает?

.        Такие, значит, остались для меня поздравления! -- усмехается лысый. -- Ну, что ж, с детства ничего не изменилось. Иди, бородатенький. Там, на первом этаже, хорошие ребятки тебя заждались.

Как меня выпихнули, не помню. Осталось ощущение нескольких жестких рук на плечах и здесь, за спиной."

Занят очень важным делом: расширяюсь белым телом!

 

.        Хочу льва или слона. В крайнем случае, леопарда, пятнистого шкурой и гибкого.

.        Увы, друг мой. Слоны, львы и леопарды отсутствуют. Последний из кошачьих ушел от меня пятнадцать лет назад. Ничем "зверским" не могу порадовать.

.        Неужели ничего не осталось?

.        Так. Справедливые подзатыльники, несбывшиеся мечты, палочки от мороженого. Вот, ночные кошмары...

.        Нет, спасибо.

.        Может быть, возьмешь себе порцию дурацкого смеха, или горьких слез? Здесь неиссякаемый источник. Можешь отведать.

.        Воздержусь, пожалуй.

.        Не вешай нос! Отдаю тебе пару сотен новеньких "кар-каров!" и полста "ку-ка-реков!". Так уж и быть, уговорил. Дарю десяток свежайших "и-го-го!" в придачу. Чтоб не скучно было просыпаться утром...

И тут, откуда ни возьмись, появились чья-то синяя борода, чьи-то очи черные, очи страстные. Пришли -- ушки на макушке, пожаловали без рук, без ног. А еще нагрянул носик-ротик-огуречик.

 

Д.Артаньян -- с точки зрения трактирщика Бонасье. Пусть последний в свободное от трактира время почитывает Монтеня, Цицерона, Аристотеля и Платона (если к семнадцатому веку уже были переводы на французский). Каков мушкетер короля в глазах философствующего трактирщика?

 

Ты -- из тех, про кого говорят "сопровождающие их лица", группа окружения, массовка. "Проходят войска Фортинбрасса"... и ты среди них. Проходишь. Твое время ушло, не наступив. Оно было рядом, вокруг, ты вдыхал и выдыхал его. Но вдыхал, не желая ощутить тонкостей и остроты ароматов, выдыхая без остатка. Не дал себе прорасти, не состоялся и за это наказан. Чем? Пустотой в кулаках. Тем, что как будто и не жил.

 

Жил был сэр небольшого роста. Такой сэрчик. Хотя благородства, ума и важности в нем хранилось на несколько мистеров. Звали его Андрюха.

А рядом жили несколько кубических километров энергии, воплощенные в человеческую плоть размеров 90-60-90. Буря, уложенная между шляпкой и башмачками. По имени Ирочка.

 

Казалось бы, какое имеет значение, -- приласкал ты или шуганул бездомную собаку, раздавил (сознательно) случайную букашку, уступил место старухе в переполненном вагоне, солгал или сказал правду... прочее бытовое, заурядное. Однако события дальнейшего строятся, по-видимому, из этих атомов, лоскутов, кирпичиков и блоков. Должна существовать зависимость. Вопрос: прямая или косвенная?

.        А нужны ли все эти события? Встречи, разговоры, расставания? Потери и обретения, заботы, находки... бесконечность происходящего! Нужно ли это, сменяющее друг друга?!

.        Да. Чтобы в очередной раз убедиться, лишний раз понять: это не то, что тебе нужно. Не главное. Очередная пустышка. Вместе с остальным -- качественно таковским.

 

Гулял по улицам один недорисованный человек. Не то, чтоб у него чего-нибудь не хватало, нет! Но глаза прищурены, рот размазанный, сам -- не сутулый, а будто накренился вбок. И расплывчатый, нечеткий, даже если стоишь рядом с ним. Будто вытащили его из-под некачественной копирки. В общем, был он недорисованным настолько, что даже речь этого человека представлялись ущербной. Какие-то "м-м-м", "так сказать", "а впрочем, вы правы" и "как вам угодно". Сплошные многоточия, намеки и цезуры. Главное, бедолага не понимал, какой он недорисованный. Представлял, что это окружающие люди -- чересчур яркие и угловатые. И вот, однажды...

Недорисованная история.

 

Из безобидно серенького, дрянненького и надоевшего складывается вдруг страшное, громоздкое, жутковатое. И наоборот. Два-три вздоха, ветерок, звездное небушко, яблоко и кислые от сока этого яблока губы твоей девочки -- это ли не чудо?

 

Любимая! Какая бесконечность того, что именуют счастьем!

 

.        Поэт...не приспособленный к реальной жизни организм. Существо тонкое и хрупкое. Собственно, поэт не умеет устроить себя в сегодняшнем дне, потому что в наших местах он более гость, чем хозяин. Душа его в пространствах, где решаются вопросы далекие от повседневности...

.        Вы правы, да. Продолжая эту замечательную мысль, замечу: у нас -- страна поэтов.

 

Г.Б.:

.        Искусство -- реальная возможность оторваться от корыта с хлебом и заботами насущными, вспомнить о том, что в мире есть что-то возвышенное, почти идеальное...

Я (продолжая мысль):

.        Искусство -- модель Идеального. Словесная, зрительная, и так далее... Наше представление о прекрасном. Шанс на спасение. А иногда передышка. Или оправдание. В последнее время появилась форма "искусство -- как болезнь". Творчество со знаком минус. Разного рода абсурд -- в прозе, драматургии, большей части рок музыки и так далее. Известными средствами (ритм, размер, образ) представляется (иногда достаточно остроумно, чаще агрессивно и вполне безграмотно) на всеобщее обозрение то, что, к сожалению, свойственно нам, человекам. От чего каждый, увы, не свободен. Чего стыдится, нормально развивающаяся личность, руководствуясь логикой, моралью, чувством самосохранения, наконец. Что пытается преодолеть. Жестокость, похоть, насилие в бесконечных формах. Страх и боль. Такого рода отрицательные эстетически оформленные эмоциональные выбросы производят впечатление за счет простоты и доступности. Бесспорно, положительные формы предполагают немалое встречное усилие, труд. Импульс сотворчества, чуткую, распахнутую душу, согласную (или не согласную!) с Художником, -- достаточно деликатную, чтобы не вмешиваться в акт творения. Отрицающий взламывает, создающий отворяет. Минус творчество бьет, душит, коверкает. Чтобы, оставшись в единственном числе, задохнуться в тупике безысходности. Творчество со знаком плюс -- предлагает бесконечность. Пути, миры, откровения.

 

.        Услышав "ГРЫ!", ты ждешь грозу? Напрасно! Это я грызу верхушку острую горы, зубами исполняя "ГРЫ!".

 

Не знаю, как у прочих, но мои открытия, умения, практические навыки, малые, а также редкие, увы, серьезные откровения, выводы и душевные наблюдения, все это, приобретенное, через время покидает. Остаются смутные воспоминания об очередном понятии или действии. Приходится постоянно трудиться, пополняя потенциал. Чтобы остаться человеком, не растерять себя. Сознание -- "дырявый мешок", через прорехи которого рано или поздно уходит все.

 

Если бы все, что я прочитал за жизнь, что ощутил, чего желал, в чем убедился и так далее, если бы все это разнообразное хранилось, не уходило бы из организма (другой вопрос: куда? Каким образом?), -- было бы весьма неудобно начинать очередной день: громоздко, а то и опасно, -- можно разорваться. Но время скользит, проходит сквозь, оставляя нечто достаточно неожиданное, с точки зрения рассудка, конечно. Этот экстракт опыта, выжимка и есть, собственно, то, чем можно реально пользоваться. Существуя, так сказать, налегке, в сокращенном варианте. Разумеется, можно предполагать, что где-то в глубинах сознания -- имеется в полном объеме шлейф сведений, переживаний, даже фантазий и надежд, собранных личностью за дни существования. Здесь он хранится до времени... Какого?

 

"Серёжа" -- это "серый ёжик", просто по домашнему "ёжа". То есть, ёжик -- ёжечик -- ёжа. Кто-то первый заложил в это слово свое доброе отношение. Если писать сказку про ежа, имя для него есть. Какое? Угадай с трех раз!

"Мишка". В котором хранится доля удивления. Появляется Мишка:

.        М-м-м... ишь, как?

Никита, это тот, кто не кит, а... очень даже человек (и гражданин!).

Василий -- во-первых, поможет без усилий. Во-вторых, он искал вас, или кого-то другого, чтобы помочь без усилий. И, наконец, он запросто осилит любого, так, что не стоит его обижать.

Евгений -- потомок Евы, как и все мы. Но очень талантливый. Гений, что скрывать. Ев -- гений. А еще мальчик Женя -- часть движенья и любого достиженья.

Безлюдье, это когда с нами нет Люды, безверье, это когда не пришла Вера. А когда еще и Соня загостилась в прочих местах, значит -- бессонница.

На две трети "мир" из Ир, не бывает пир без Ир. Исключается кефир, запрещается трактир. Глух поэт, когда нет лиры. Что за рыцарь без турнира? Не теряя ориентира, почитайте имя Ира.

 

Любопытно, какая в слове "вода" заложена партитура ощущений! Стало быть, встретились однажды я и вода. От неожиданности мое:

.        В-в-в!

Это все, что я в силах произнести сквозь стиснутые зубы. Далее в зависимости от времени года и моего желания отхлебнуть часть, как благо:

.        О!

Ну, и, по-видимому, как итог многочисленных встреч с водой, положительное:

.        Да.

Мол, это именно то, что необходимо, что искал:

.        Вода! -- складываю я такое знакомое слово. Разумеется, не так подробно, не настолько аппетитно складываю.

 

Учусь говорить заново.

1.

"Бой".

Слово из "бо" и "ой".

.        Больно? -- злорадствуя, хотел бы спросить победитель.-- Бо... -- успевает произнести он.

.        Ой! -- уже откликнулся побежденный. Ему и в самом деле ой, как больно...

"О" -- буква общая -- этих двоих и автора.

2.

"Страх"

Кругом какие-то "с-с-с!", потом еще хуже -- "т-р-р!". Здесь ты, разумеется:

.        Ах!

3.

"Война"

.        Хотите, подарю приключение? -- спросил случайный прохожий.

.        Куда отправимся? -- обрадовались дети.

.        В места, которые по справедливости называют: "Ой!". Отправимся в "Ой!".

.        В "Ой!"? -- удивятся мальчики и девочки. -- И что же, там, в местах с названием "Ой!", наверное, не очень-то весело?

.        Да, -- честно признается прохожий.

.        Нет, не хотим, -- решат мальчики и девочки. -- Это приключение в "Ой!" пусть остается у вас. -- На! -- возвратят дети подарок. -- "В" "Ой"! "На"! -- крикнут они случайному прохожему. -- Приключение, которого не хотим!

4.

"Глагол"

Кто-то гладкий и голый, только родившийся. Молоденький, который не может усидеть на месте. Сразу начинает действовать. Глагол -- это действие в чистом виде, голенькое, не прикрытое метафорами и прочим.

5.

"Взрыв"

Сначала по свету разгуливало страшное "зры!". Которое просто невозможно было остановить. Там, где говорили "зры!" все разрушалось в клочья. И первый погибал тот, кто произносил это слово.

Наконец, догадались с двух сторон запечатать его невероятную энергию, замкнуть оболочкой двух "в".

Получилось "в зры! в".

6.

"Испуг"

Конечно, надо бы писать "из" "пук", собственно, фонетически так оно и есть. Однако при написании мы деликатно заменяем две буквы: "з" на "с", а "к" на "г". Потому что от испуга, прошу прощения, частенько происходит из (откуда -- всякому понятно) пук!

7.

"Люблю"

Встаньте прямо, глубоко вдохните, закройте глаза. Постарайтесь вспомнить это слово. Необходимо дважды сложить губы трубочкой, потянувшись... конечно! Навстречу тому, кого любите. Смущают "потянувшись" и "трубочкой"? Вздор! Ваши глаза все еще закрыты. Продолжайте исследования в русской словесности, и вас осенит: тот, кого любите исполняет подобное, "потянувшись" и "трубочкой".

 

Силуэт -- спасенья нет! Но выражением лица -- задвинет в угол храбреца...

 

.        Какая породистая особь! -- мысленно восхитился Лео. -- Осанкой, манерами. Со вкусом и вполне индивидуально одета: левое, обнаженное до груди, белоснежное плечо, эротические разрезы на загорелом животе и по бедрам...

Облокотясь о поручень, он задержался перед смотровым иллюминатором правого борта, хотя свободных мест в блок-транспорте этого маршрута оказалось предостаточно. За тройным стеклом окна открывались горизонты и дали, но сегодня пейзаж разворачивался сам по себе, без доли заслуженного восторга.

.        Что делает милашка такого уровня и потенциала в общественном блок-транспорте? -- продолжал размышления Лео, наблюдая, по возможности деликатно, с рассеянным прищуром воспитанного патриция. Впрочем, сам он, имея лицензию на авто, достаточно часто разъезжал среди случайных прочих, не пытаясь объяснить себе причину такого странного развлечения.

Между тем, в руках у замечательной девушки появилась газета -- общедоступный листок, оформленный старинным типографским способом, с многочисленной спорной, если не сказать, сомнительной информацией. Помнится, в последний раз, Лео позволил себе просмотреть подобную бумажонку годков, эдак, десять назад. Молодой плебей, сидящий в параллельном кресле, вытянув шею, уставился в газету. Другой простолюдин, явно заинтересованный, в свою очередь, подобрался со спины, чтобы таращиться из-за плеча девушки.

.        Ну? -- оглянулась девушка на Лео. -- Как вам это понравится?

Лео подошел (смерды деликатно отступили в глубину салона), поклонившись, занял параллельное кресло. Взяв газету, без стеснения еще раз оглядел девушку -- насмешливые серые глаза, точеный нос, рот с верхней чуть вздернутой капризной губой.

.        Отвечайте! -- требовала она, принимая как должное столь откровенное восхищение.

Посмотрев, наконец, в газету, Лео растерялся: на скверной желтого цвета бумаге теснились серенькие слова, напечатанные нечетким шрифтом, по старинке слева направо. Информация располагалась не импульсивно, а строчками, архаично, одна над другой, сливаясь в единое, мельтешащее в глазах нечто. Привыкший к объемной звукописи, точно и ярко иллюстрированной, Лео оказался в неловком положении. Тем более, что нанять чтеца не было возможности, а пользоваться лорнетом в присутствии очаровательной незнакомки представлялось бестактным. Многозначительно оглядев серенькие пласты текста, Лео вернул нечитанный листок, на всякий случай заметив:

.        Забавно!

.        Да? -- радовалась милашка. -- Вы так считаете?!

.        А вы? -- спросил он, любуясь искренним, может быть, даже слишком откровенным лицом. -- Что, собственно, думаете вы по этому поводу?

.        Хорошо бы проверить...-- девушка протянула руку, Лео в восторге принял, поднес ее к губам, -- проверить с кем-нибудь достаточно храбрым.

.        Почему бы и нет? -- сколь возможно храбро откликнулся он, нежно сжимая узкое запястье.

.        Согласитесь ли вы быть таким человеком?

.        Думаете... -- тянул время Лео, целуя прохладную ладонь, -- у меня получится?

Гнев полыхнул в глазах девушки, она отдернула руку.

.        Я постараюсь! -- оправдывался Лео, не представляя, о чем, собственно, речь. -- Сделаю все, что смогу. С вашей помощью, конечно...

.        О! -- лицо девушки вспыхнуло. Она поцеловала Лео в надушенную щеку. -- Дорогой мой!

Далее выясняется, что в газете напечатано выгодное предложение для пары двуногих с безупречной аристократической родословной. За солидное вознаграждение предлагается исполнить акт репродукции (воспроизводства, размножения). Организация и содержание пары в течение последующих девяти месяцев за счет заказчика. Потомство становится имуществом заказчика, который представляет собой крупнейшего в Западном секторе галактики производителя и поставщика двуногих особей (декоративного и прикладного назначения). Каждая из которых, как утверждает рекламный листок...

"...может являться обаятельным существом и верным другом. Двуногий чистоплотен, вынослив, непритязателен в одежде и еде. Одарен инстинктами и физиологическими чувствами, способен к элементарным обобщениям, счету и письму. Он видит, слышит, обоняет, чувствует боль, радость, ход времени и перемены погоды. Умеет выделять своего хозяина среди соплеменников. Практически любая особь поддается воспитанию, в процессе которого рекомендуется использовать простейшие формы: стоит повысить голос -- учащается пульс, меняется давление, бегут слезы. Многие из потенциальных хозяев двуногих опасаются проявлений неоправданной агрессивности. Как показали исследования последних лет, страхи сильно преувеличены. Взрослая особь боится внезапного возникновения и приближения незнакомых предметов. В связи с этим рекомендуется не более чем, воздерживаться от виртуальных эффектов, сеансов трансплантации в присутствии своего любимца. Двуногие разбиваются на пары. При нападении способны объединяться. Они хорошие охранники, следят за порядком. Защищают слабых особей от более сильных. Учат молодняк. Могут использоваться в коммерческих спортивных играх. Таких, как бега, скачки, поднятие тяжестей, состязания колесниц".

.        Не вижу в нашем предложении ничего оскорбительного, тем более аморального... -- часом позже уверял служитель отдела воспроизводства человеческих особей, двуногий по кличке Хе.

.        Но мои дети! -- возмущался Лео. -- Кем они будут? Чьей-то игрушкой?

.        Может быть, в этом и заключается истинное счастье? Быть любимым и преданно любить несравненно более мудрое и сильное существо, которое в силах реально позаботиться о твоей судьбе.

.        Но это рабство в самом неприкрытом виде!

.        Добровольное, прошу заметить!

.        Мои дети должны иметь право выбора.

.        Увы, -- пожал плечами Хе, не без удовольствия поправил ослепительный ошейник червонного золота. -- Утешьтесь тем, что вам хорошо заплатят.

.        За свободу моих детей?

.        За их гарантированное счастье.

 

Несколько замечаний о флирте.

Игра с достойным партнером, способным к построению драматургических конструкций, существующих по законам жанра: завязка -- кульминация -- развязка. Как всякая драматургия, флирт может быть скучным, банальным, пошлым, проще говоря, -- неталантливым или, что гораздо чаще, беспомощным. При этом, возможности даже случайного, кратковременного флирта разнообразят повседневность, являются существенной эмоциональной ценностью, даже потребностью для знатоков и гурманов, которые, в меру возраста и таланта, флиртуют, используя колечки и блоки наработанного не для результата, но ради процесса. Не пытаясь анализировать крайности блицфлирта (тяготеющего к выхолощенной схеме), не рассматривая затяжной, изощренный (часто изысканный) флирт, предполагающий талант импровизатора в построениях почти неуловимых для непосвященного, все-таки обозначим некоторые особенности этой популярной и волнующей игры, которая, как уверяет словарь В.Даля, предполагает желание "хорошиться, строить глазки, умильничать", даже "заискивать и угодничать", а в результате "нравить кого". Имеет смысл обратить внимание на обилие глаголов, то есть действий в процессе флирта. В самом деле, нацеленные на игру партнеры способны общаться без слов, или, как это часто бывает, текст (как информация) не имеет (или почти не имеет) значения.

.        1-2-3-4-5! -- объявляет Он, красуясь (варианты: выпячивая грудь, демонстрируя курносый профиль, поводя крылом, ударяя копытом, а может быть, задравши хвост).

.        6-7-8... -- вздыхает Она, опуская глаза (или, наоборот, вскинув ресницы), таким образом, запуская волну нежности, которая бежит, ударяя вполне ощутимо, в отдельных случаях губительно, -- "на поражение".

.        9! -- сопротивляется Он этой нежности, затопившей окружающий мир. -- 10 и 1, -- крутит усы (пускает дым из ноздрей, исполняет прочее, такое же, будто, нелепое, а на самом деле, спасительное действие. Позволяющее сохраниться, не сорваться в бездонность губительных глаз). -- 10 и 2... и 3. То есть, я хотел сказать, тринадцать, "чертова дюжина"!

.        Фи...-- морщится Она, -- не эстетично и тривиально.

.        А мне нравится! -- щурится Он. -- Каково?! 14, 15 и далее, до 21. До полного "очка" в сумме! Гармония!

Флирт предполагает обоюдные усилия партнеров, демонстрирующих себя. Веру в невинность продолжения, взаимные поощрения и "манки". А именно (как уже было замечено), предполагает долю романтического заблуждения по поводу происходящего.

 

Знакомясь с заслуживающим внимания мужчиной, К. задает себе и окружающим обязательный вопрос:

.        Как я выгляжу на его фоне?

В разные времена, на разных территориях красотки едины логикой. Помнится, Коко Шанель многократно заявляла, что "мужчина -- не более, чем аксессуар".

 

Плохо помню, что сказал Аристотель в "Поэтике" о театре. Совсем не помню, что такое sin угла, да и самого предмета, который честно изучал несколько лет, не знаю. Не владею множеством необходимой информации. Зато "ехал грека через реку..." знаю назубок. Помню, что сказала соседка Н. тридцать с лишним лет назад, когда мы любомудрствовали на коммунальной кухне.

.        Идеальный мужчина -- должен быть строгим, почти недоступным. И длинноруким, в моменты чувственной любви.

Почему именно это задержалось? Зачем и отчего зависит начинка памяти?

 

Гости присели в кресла. В ожидании ужина деликатно молчали. Кто-то взял с журнального столика толстенький фотоальбом.

.        Ах! -- заметила хозяйка дома. -- Глянешь на собственную фотографию -- ужас берет.

Листая страницы, вглядывались. Возразить оказалось нечего, лицо на многочисленных фотоснимках и в самом деле наводило тоску.

.        А ведь в зеркале я чудо, как хороша! Почему бы такое несоответствие?

Какое-то время сравнивали оригинал с цветными карточками. Получалось один в один.

.        Вы преувеличиваете! -- вздохнул один из гостей.

.        Освещение не то, ракурс, или время года? -- предположил другой.

.        Фотографы никудышные! -- храбро солгал третий.

.        Да, -- радостно согласилась хозяйка, -- освещение, ракурс, фотографы и время года: все кругом никудышное!

Далее, логично было бы представить, как наш "никудышный" мир начинает меняться, коверкать себя в угоду эстетическим критериям хозяйки дома. Становится более и более дисгармоничным. Таким образом, чтобы в сравнении с уродливым результатом дама на фотографии однажды и в самом деле смотрелась как чудо. Конечно, это потребует жестких и крайних мер по искажению окружающего пространства. Ан, такая метаморфоза, к счастью, произойдет в следующей пьеске, "ужастике" по жанру, а здесь позовут к столу.

 

Каждый раз для полного счастья не хватает чуть. Чуть с половиной. С третью. С ниточкой, иголочкой, ягодкой, копеечкой. Чуть с ресничкой. С маковым зернышком и пылинкой. Как ни странно, "чуть" не собирается умирать. Напротив, странным образом является ниоткуда, отвоевывая очередную долю радости. Смысл желанного тускнеет. Или отступает в будущее, к событию, которому еще только предстоит сложиться.

 

Первые встречные жители планеты сбежали. Это была пара разумных весьма уважаемого возраста. Судя по всему, убегать им приходилось не часто: Мишаня проинтуичил: каждый начал задыхаться уже на расстоянии одного полета стрелы. Впрочем здесь, на голубой планете, расстояния могли измеряться не в "пострелах", а в других единицах. Так или иначе, оба, хватая ртом воздух, продолжали улепетывать, хотя один из разумных явно страдал сердечной недостаточностью. Волевым усилием Мишаня подправил несовершенства в его организме, добавив энергии. Оставалось надеяться, что бегут они от восторга и восхищения, как случается, скажем, на планетах типа "Ф" с двухголовыми слонами -- громоздкими на первый взгляд, но чрезвычайно эмоциональными и застенчивыми господами. Следующим встречным оказался молоденький... двуногие жители планеты называли себя "человеками" или "людьми". Мишаня успел глотнуть чуть более двух пустяков информации (по межзвездной шкале), начал ее осваивать, но, как всегда в таких случаях, достаточно медленно... встречным был молодой "людь", а может быть, правильней было бы сказать "человекис", или "людишко"? Ровесник Мишани Лохмача.

.        Куда идешь, уродец? -- спросил встречный.

.        Это я-то уродец?! -- удивился Мишаня.

.        Конечно! -- ответил "людишко" и начал сотрясаться. -- Ха! Ха! Ха!

Пришло ноль целых четыре десятых пустяка информации: "людь" испытывает удовольствие, выражая таким образом радость встречи.

.        Хха! Хха! Хха! -- на всякий случай согласился Мишаня. -- Я -- красавец с планеты Лохмачей. Зови меня Мишаней. А пришел я в эти лишенные удобств места по делу, Андрюха-человекис.

.        Интересненько... -- осваивал звуковой ряд сообщения человекис, почесывая голову. Соображая до неприличия медленно, хотя коротко стриженая голова эта в данный моментарий (в быстротекущий "мом") определенно находилась не на вешалке для шляп, а там, выше худенькой безволосой "ше". -- Это мои места, лишенные удобств! -- наконец, заявил он. -- Мой пустырь, ящик из-под яблочного джема, я на нем сижу, банка консервная -- моя, можно в футбол погонять. Я ее притащил, скажешь, нет?

.        И что же? -- не постигая чужой логики, спросил Мишаня.

.        А то! -- неожиданно осерчал человекис. -- Пустырь занят, вали отсюда!

Ударила "пси"-волна, но, каким-то образом, Мишаня успел прикрыться, хотя изрядно отхлебнул чужеземного возмущения -- слепящего, горьковатого, кажется, с дымком.

.        Ох! -- только и сумел произнести Лохмач. -- Как тебе невкусно живется!

Далее станет понятным: Мишаня Лохмач явился на голубую планету по делу. Он ищет Учителя. До сих пор -- в многообразии миров -- ему не везло, хотя известная формула утверждает: "когда есть ученик, находится Учитель". Но "есть ли ученик", а именно, насколько готов сам Мишаня к ученичеству? Здесь, на Земле, представился шанс. Можно попытаться стать учеником разумного существа по имени... Однако, не стоит торопиться называть чье-то имя...

 

Ждал Учителя, но вокруг проживали всего лишь указчики ("указатели"). Этих находилось даже более чем необходимо. В чем отличие? Учитель ищет вместе с учеником. Иногда для открытия очередной части Истины ученик необходим Учителю, как вторая равная половина. Часть единого разума, который в беспредельном поиске. А указчик, что ж... толкователь инструкций. Хранитель правил достаточно категоричных, или относительно мягких. На случаи того, что представляется указчику ограниченной, но вполне реальной действительностью ("данной в ощущениях").

 

Учитель -- это не сумма информации о предмете, это -- Путь к предмету, к содержанию и форме. Путь к законам предмета.

 

Разница между рабством и послушанием. В случае рабства от тебя берут для собственных целей. Используя насилие, обман. Вариант послушания предполагает ряд задач, которые необходимо решить по собственной воле (по чужому разумению), чтобы наполнить тебя знанием, ощущениями, выработать навыки, необходимые для следующего шага, в пространствах, где Путь бесконечен. Потому, что дать серьезное знание возможно только подготовленному, воспитавшему себя. Сила, которую вручают частями, чтобы не обжегся. Что и как ты с этим сделаешь? Знание -- скальпель. Спешить с просьбами бессмысленно и некорректно.

 

Форма и форма! Собственно приходится описывать явление именно формально, потому, что суть его -- бесконечна.

 

Странно искать содержания в музыке. Здесь содержание -- это мое "я", ассоциации, эмоции по поводу более или менее гармоничного набора звуков.

 

Молотобоец, как большая доля молота. Как доля менее надежная и не такая долговечная. Заменимая. Пианист, как меньшая часть инструмента. Основание для последовательности звуков, образующих музыкальное единство. Цветок, как эквивалент нескольких рублей. Осел, как символ бескомпромиссности. Глупость, как выдумка неудачника, как форма удачи, близкая к абсолютной.

 

Рядом с ребенком. Как если бы чье-то сердце или душа, хоть бы и моя душа -- на худеньких ножках, почти бессловесная, но с птичьим голосом, самая суть, предельно обнаженная и незащищенная -- на брусчатке мостовой, перед коробами автобусов и машин, в толпе прохожих... как сокровенное это, хрупкое и нежное разом, требует заботы и осторожности! Зависит от меня! До чего верит в любовь и защиту!

 

С одной стороны -- желание необыкновенной любви, удачи и счастливого случая. Со стороны другой, чтоб все "как у людей": дом, семья, зарплата. То есть, необыкновенная любовь в стандартных комнатах, на приличную зарплату по субботам-воскресеньям. Необыкновенность в рамках от сих до сих. Постоянная необыкновенность -- токсична для обывателя, трудно переносится. Как перец, соль, вообще специи. И если уж бросить себя во что-то рисковое, то, разве, на время. Хлебнуть адреналина и вернуться. Заметим, что необыкновенность, как чужая кожа -- трудно приживается. Не монтируется. Как алмаз, сияющий на ручке сливного бачка в коммунальном сортире.

 

Любитель чужого времени. Временная пиявка. "Пияв". Без спросу заваливается в гости и жрет минуту за минутой. И как не было часа твоей жизни! Оглянуться не успеешь -- еще час пропал. Насытившись, он прощается. Отваливает, чтобы объявиться завтра. Испить твоего времени. Мелкими глоточками, не торопясь.

 

Жук Жукович Жужжило по земле ползал. Иногда взлетал. Пользовался крыльями в случаях крайних.

.        Что ж, летать? -- рассуждал. -- Предубеждение, что летать благородно. Писатель Горький выдумал: ползать, дескать, удел ограниченных. Скользи, мол, поверху, -- скоро и с удовольствием. А чтобы вглубь? Оглядеть бугорок, полянку, или ложбинку освоить? Лужицу изучить досконально, ползая на брюхе. До дна и капельки. Понятно, пролететь -- проще и приятней. Верхогляды! С высоты птичьего полета -- много ли узнаешь?

Серьезным был в рассуждениях. Жук, одним словом.

 

Я искал знаний, умений, а, между тем, чуть-чуть жил, слегка любил. Не представляя, что однажды захочу того, что имелось в избытке. Того, что щедро отпущено природой каждому, но не дается дважды, -- молодости. Здесь -- один из смыслов счастья. Но смысл -- скрытый, неявный, который становится очевидным через время. А ты, собственно, его уже растратил...

 

Время, когда я не имел приличного костюма. Когда обступали великие надежды, но не было уверенности в завтрашнем дне. Когда я не умел писать, но мог несколько ночей подряд мучиться за столом, искать подходящую строку, отчаиваться до смерти и вдруг находить ее на исписанном, сером от трудов листе бумаги. Время, когда я терялся рядом с девочкой и страшился женщин "в возрасте", тридцатилетних, не предполагая, что очень скоро отдам ночь любви за пару удачных рифм. Время, когда я любил до дна и пил до донышка, когда писал, кажется, кровью и нервами, умел жить на копейки, мог обойтись горбушкой хлеба и глотком воды... дни эти прожиты бегом. Этаким счастливым поскоком. От зарплаты к зарплате, от Леночки к Танюшке и далее... прыг-скок! В семью, к сыну Мише.

 

Саша К. рассказал историю, случившуюся на одном из выездных спектаклей академического театра. Когда пришлось непривычно долго добираться специально присланным автобусом до места вечернего представления, на окраину областного города. Путь оказался настолько длинным, что актеры и техническая группа проголодались. Остановив театральный автобус перед придорожным магазином, купили перекусить и, понятно, выпить. Очень скоро все захмелели. Самым нетрезвым оказался звукорежиссер, или "радист", как называют представителя этого цеха в театре. Начался спектакль, и, к общему ужасу, радист перепутал звуковые партитуры, запустив в первом акте шумы и музыкальные заставки второго акта.

.        Но ведь каждый звуковой номер дается на конкретную реплику! -- удивился я.

.        Что ж, -- усмехнулся Саша, -- если выпить от души, "услышишь" конкретную реплику даже из прошлогоднего спектакля.

Говорят, что драматическое представление было невероятным! Во время действия, ни с того ни с сего начинал громыхать гром, шелестели ветра. Музыкальные заставки звучали в самых неподходящих местах. Ударял колокол, и пели соловьи. При этом артисты были хмельны, а зрители приняли зрелище за смелую авангардную новацию.

 

Без гроша в кармане мы возвращались с гастролей поездом. То, что случилось заработать, было давно потрачено на вино и хлеб, ехали голодными третий день. Один из вагонов поезда был полностью занят актерами. Двери купе были распахнуты, каждый пытался пережить это время. Кто-то курил случайный окурочек, аккомпанируя себе на гитаре, пел длинные тоскливые куплеты. Другой вспоминал вслух провинциальных поклонниц. Уходил день из жизни, как нить из рубахи: сотня наберет прореху, жизнь поползет, начнет рассыпаться... Вечером один из актеров ворвался в купе.

.        Я договорился! -- кричал он. -- Даем концерт! Краткое динамичное выступление перед сотрудниками вагона-ресторана! С последующим банкетом. Время банкета не ограничено.

Через десять минут были на месте.

.        Иван Бунин. Рассказ из цикла...-- отвернувшись от широкого стола, уставленного тарелками и пузатыми бутылями, сглатывая слюну, один из нас начал концерт.

.        Не хотим!

Зрителей было двое: грузчик, узенький в плечах и бедрах, буфетчица, с необъятной булкой спины, плоским блюдечком лица. Остальные сотрудники ресторанного вагона, закончив рабочий день, разошлись.

.        Не хотим "из цикла". Давай, для души! -- попросила буфетчица.

.        Героический этюд. Соло на гитаре... лауреат конкурса артистов эстрады...

.        Садись, лауреат, -- позвала буфетчица. -- Выпей, закуси. Оставь гитару, успеется. Присаживайтесь, артисты. "Трескайте", не стесняйтесь.

.        Да-да! -- пригласил "узенький" грузчик. -- Позвольте от души предложить эти, так сказать, скромные плоды жизни.

.        Извините за внешний вид, -- улыбалась буфетчица. -- Это я здесь, на работе, такая нечесаная. Драный халатик, прочее. В хорошей компании я вся из себя. Не подступишься.

.        Прожитое мной время -- как один длинный день. Между прошедшим завтраком и не наступившим еще ужином, -- вздохнул грузчик. -- Плохо я живу. Неинтересно. Расскажите-ка что-нибудь о романтической жизни артиста. О цветах и поклонницах. Встречах и расставаниях.

.        Да! -- согласилась буфетчица. -- Расскажите, артисты, как обстоят дела на "сердечном фронте"?

Кто-то вспомнил провинциальных поклонниц. Другой, выпив водочки и от души закусив, начал петь длинные, бодрые куплеты. Уходил день, как нить из рубахи. Сотня наберет прореху, жизнь поползет, начнет рассыпаться.

 

Мхатовский актер на роли героев-любовников, постаревший до ролей благородных отцов, сказал себе однажды перед зеркалом в гримерной (прорисовыя угол глаза тоненькой кисточкой):

.        Старый человек! Внуки есть. Мажусь, как девка перед выходом на панель.

Сказавши так, он, говорят, заплакал. И плакал до третьего звонка. После чего отправился исполнять очередную комедию, в которой играл ничуть не хуже остальных участников. Так рассказывают, но я не верю. После эдаких слов нужно либо выйти вон, либо... Однако, актеры умеют и любят кокетничать. Даже в трагедии.

 

День, как из города Сургут (январь 91-го). Поездка сложилась неожиданно: у Стаса К. из концертной бригады "выпал" актер. Он предложил присоединиться, я, к собственному удивлению, согласился. Три часа полета. Улетали из --1, прилетели в --20, тепло для Сургута, в прошлом году в это время здесь --50. Нас встретил местный администратор на стареньком автобусе. Мотор с трудом завелся, автобус двинулся, но через пяток минут стал на обочине. Стали голосовать, никто не останавливается. Замерзли. Потом очень замерзли. Договорились с водителем... грейдера, который расчищал трассу. Прицепили автобус к грейдеру. Тащимся в остылом автобусе... ползем, "как вошь по струне" (помнится так у Булгакова в "Днях Турбиных")! Невероятно мерзнут ноги -- самые подошвы московских башмаков. На подходах к городу заглох мотор грейдера. Я достал флягу со спиртом. Пьем из горлышка в очередь, закусывая снегом. Ловим попутные машины. Неудачно. Спирт не жжет, пьется, как вода. Теплее не стало, разве язык отяжелел. Наконец, нас подбирают, везут в дрянную гостиницу. Номер -- две кровати, между ними свободного пространства -- на еще пол кровати. Дверца платяного шкафа болтается на одной петле (для удобства мы ее оторвали), дверца тумбочки ввалилась внутрь (ее оторвали до нас), форточка без ручки, еле держится. Станислав присел на кровать, которая с грохотом завалилась на бок. Все вообще драное, обшарпанное. Множество тараканов и одна рабочая лампочка. Начали смеяться -- все ломалось в очередь. Хохотали до икоты, обнаружив, что защелки в туалете и ванной (общих на четыре -- пять номеров) отваливаются сейчас, как к ним притронешься! Какая-то всеобщая дряхлость окружающего город Сургут пространства. Помнится, для 1991 года такое положение дел характерно. В стране растерянность, начало перемен. Предметы, оставшиеся от времени "перезрелого" социализма, обветшали до предела, других взять негде. Далее -- три дня концертов (по паре в день). Приходит мысль о том, что со своим "столичными играми" мы тоже из прошлого, другого искусства пока не существует. Впрочем, честное зрелище либо есть, складываясь здесь и сейчас, либо перед нами -- обман, ловкая (или не очень) липа.

 

Кто, собственно, доказал, что мир нуждается в наших усилиях? Что вообще нуждается в каких-либо добавках? В окружающих пространствах и без того -- гармония, а наша доля -- слово, мысль и остальное, так ли необходимы? Кто угадает, какие формы или явления не отвергнет день? Выдохи восхищения, скрежет зубовный? Удары сердца? Взмахи ресницами? Время с нами приобретет, или мы из него вычтем? День потеряет. В каплях дождя, солнечных лучах, шорохах ветра. Сегодняшний ли день? Может быть, мы строим (структурируем, формируем и так далее) день будущий? Даже и не свой? И надо ли вообще об этом задумываться, то есть, человеческое ли дело -- оценивать плюсы и минусы в местах, которые устроены Божественно, не по логике человека, без его спроса. Определенно, все состоявшееся в мире -- это демонстрация Силы. Ее печать, отблеск, напоминание о том, что Она есть, и какая!

 

Читаю трактат Канта "О дыхании". Обстоятельно и солидно мэтр рассуждает, как надо дышать -- ртом или носом. И далее, левой или правой ноздрей? Через сорок минут напряженного чтения, грандиозный вывод: дыши, мол, как дышится! Любомудрствование на тему "дыхание" -- объемом страниц тридцать. Я несколько даже растерялся: как можно позволить нам -- мне, читателю, и мэтру -- такие ни к чему не ведущие рассуждения? Хотя, допускаю, что не оценил тонкостей. Не въехал в существо изысков.

 

Жизнь -- это глаголы, действия. Излишек ведет к драме, недостаток глаголов один из признаков смерти. Хочется написать далее -- "выбирай"! Ан, пишу -- принимай их, глаголы, лови. Береги и, вместе, ищи. Но берегись. Или опасайся глаголов!

 

Булгаков в письме:

"После Пушкина -- рана в грудь от пули. После его "сына" -- ножевая рана и шрамы от финки на спине".

Я:

...после внука Пушкина и сына Булгакова -- чистое тело. Или пустота. Никто даже не заподозрит, что такой человек родился, жил и был уничтожен. Обстоятельствами, ритмом. Объявили, что век мог быть вполне бесплоден. Что либо время сделало аборт, либо внук Пушкина и сын Булгакова зачах во чреве.

Мое писательство началось с конспекта. В предпоследнем классе средней во всех отношениях школы. Нужно было законспектировать "Манифест" Маркса. Смысл понятия "конспектировать" педагог дать не удосужился. Я заново переписал "Манифест", не осталось ни строки Маркса, -- сплошной Стародуб. Фразу "Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма", я написал короче и ярче: "Европа галлюцинирует". И так далее, на многих страницах. Что потребовало немалых усилий. В результате получаю за работу "удовлетворительно". Почему так мало?! Ничего конкретного мне не ответили. Педагог отмахнулся. Я понял: плохая оценка за то, что у Маркса лучше, точнее. Стало необходимым взять верх. Не уверен, что достиг этого.

 

Закончен труд. Имею право я сам себе исполнить "браво!".

 

В рассказе должно быть светлое пятно, нота, лоскут, штрих. Понял, как невыносимо в полной "темноте" года два назад, на вечеринке. Среди молодящихся старух, хмельных и заносчивых стариков, раскормленных теток, бойких, развеселых, говорливых. Всем -- ответь, подай, отдай должное. В результате, будь по нашим правилам, сделайся, как мы. Скоро сбежал. Шел улицей, радуясь зеленым листам, которые не требуют: будь зеленым, отрасти корни!

 

Одиночество -- прекрасно. Объемно и бесконечно. Цветно, музыкально... всяко! Я, может быть, выбрал, предпочел бы его. Потом. После того, как мне случилось бы узнать второго, подобного.

 

Красивый -- не обязательно умный. Умный -- не значит талантливый. Талант не всегда подарок, но -- возможность однажды научиться дарить. Сильный -- не всегда долгожитель. А долгожитель -- не пример для подражания, он может сделаться несчастным долгожителем, занудой (живущим нам во вред непростительно долго). "Мы", означает, "и я тоже", "я и остальные". Кто такие -- прочие? Те, кто не я. "Я" -- понятие необъективное. Допускает пристрастные оценки. "Я" не хочет быть грубым, но не может сдержаться, не желает зла, но, уступая обстоятельствам, срывается. Обстоятельства -- это ряд ситуаций, в которых там, где удобно всем, должно быть удобно мне. Удачные обстоятельства -- сочетание условий, когда там, где удобно мне, должно быть удобно всем. А несогласных отправить куда подальше! В иные обстоятельства!

 

Отчего мы такие? Протопоп Аввакум на трех свечах жжет себе руку, преодолевая искушение в минуту греха, а через триста лет пятнадцатилетний мальчишка в колонии для малолетних преступников в Челябинске, не без хвастовства рассказывает, что сидит срок за то, что, не сдержав желания, изнасиловал собственную бабушку. Профессор Вагнер ломает ребра, отлавливая жирафов для зоопарка в Праге, мой знакомый А. (из ГБ, "отлавливает" вражеских шпионов), занимаясь боевыми искусствами, ломает кому-то из партнеров руку на спарринге, плохо спит по ночам, в ужасе от самого себя, осознав, что с некоторых пор способен "голыми руками" убить человека. Умирают за идею. Отдают жизнь за деньгу, чужую прихоть, за любовь, честь и просто по случаю. Можно быть счастливым в голоде и несчастным в богатстве, чахнуть в изобилии, здороветь в нищете. Зачем жечь себе руку, ломать ребра? Если дать каждому по жирафу? По три свечи в минуту искушения?

 

Как я раньше писал? Надевал лучшую рубаху, ей под цвет -- носки, старенькие удобные джинсы. Если дело происходило зимой -- бросал на плечи мохнатый свитер. Я брился, одеколонился. Причесывался и, глядя в зеркало, улыбался себе, прихорошенному, подмигивал и строил рожицы. Иногда, перед тем, как сесть за стол, я пел внимательному себе, аккомпанируя на гитаре. Если в доме был кофе, я поджаривал его в подходящей посудине (сковородки в доме не было), молол, прибавлял сахара, чуть соли и совсем немного перца. Выпив ароматного напитка, я торжественно усаживал себя, вдохновенного, за стол и...начинал! Работал часов пять, чтобы написать четыре строки прозы. Которые мне сегодня не нравят... буду откровенным: кое-что выглядит очень неплохо и до сих пор, но большинство... но многое...

 

Хочется написать ритмовой пре-е-едлинный, прозрачный и легкий стих. Цветной. И чтобы -- переливался. Стих, каковский? Как что? Сложить ладони ковшом, зачерпнуть воды -- бросить под самое солнце, чтобы эти брызги не падали... и не падали! И уже, как же так?! Брошенные вверх капли так и замерли под облаками? Не собираются возвращаться? Но позвольте... Здесь стих оборвется. Закончится.

 

Гениально у Гюго: епископ, пытаясь не раздавить муравья, вывихнул ногу. У Чехова: гробовщик -- червяк в рассуждениях и поступках, играет на скрипке. У Пастернака: белокурая прядь, озарившая лицо. Насколько белокура эта прядь? До какой крайней степени добр епископ у Гюго? Предельно точные образы. Где и как их находят?

 

Мой дед Федор Стародуб был шахтером в поселке Горловка. Помню, он кашлял, сплевывая угольной пылью. Помню седые бороду и волосы. И, уже на кладбище, перед тем, как его опустили в землю, -- белую кожу, холодный лоб, который я тронул губами потому, что все -- а главное, отец, -- это исполнили. Казалось, так надо: все -- а главное, отец, -- были довольны, что я поцеловал деда в мертвый лоб. Павла, деда со стороны матери, арестовали за полтора десятка лет до моего рождения. Он "пытался организовать покушение на Калинина", был расстрелян где-то, вместе с тысячами прочих. Позже его реабилитировали (вместе с тысячами прочих), семье полагалась денежная компенсация, от которой бабушка Мария отказалась. Этот мой дед хорош собой на фотографиях, кажется, получил серьезное образование. В вечер ареста он готовился ужинать. Уходя, не тревожился, сказав: разберутся, мол, и очень скоро. Накрывайте на стол, успею вернуться до того, как остынет ужин. Плохо помню бабку со стороны отца: Елена -- маленькая, старая (ветхая даже) и тихая. Другая бабушка, Мария, вспоминается бедно и аккуратно одетой, сосредоточенной, очень здоровой к восьмидесяти годам. Предельно экономной. Не уверен, что она читала что-нибудь, кроме случайных газет, хотя несколько книг, сохранившихся от огромной (по рассказам мамы) и изысканной даже для послереволюционного времени библиотеки -- и в самом деле раритеты. Бабушка Мария откладывала деньги на черный день, -- до сих пор вижу столбики двугривенных, скопленных по одному, обернутых белой бумагой, приготовленные к сдаче в сберкассу. Она, обижаясь на дочь, не любила моего отца, была почти безразлична ко мне и сестре Марине, своим внукам. Помню окаменелые конфеты, жесткие от времени квадратики вафельного торта "Сюрприз", которые появлялись на столе, когда я приезжал поздравить бабушку с Днем рожденья. А еще -- бумажка сто рублей -- немалые деньги, -- предназначенные мне каждый раз перед отъездом. Отказаться было невозможно, да и, честно говоря, жаль было отказываться мне, деньгами не избалованному. Мой отец был разнообразно талантлив. И самолюбив предельно. Отсюда категоричность во мнениях, властность и независимость. Я стыдился его манеры общения -- свысока. Боялся всезнания. В свое время он поступил в творческую мастерскую Эйзенштейна, бросил ее. Ходил с собственной пьесой (судя по остальному мной прочитанному -- слабой) к Москвину. Окончил инженерный Институт, был первым директором Института усовершенствования врачей, -- романтическая, по тем временам авантюрная история создания этого Института! Он выдавал себя за брата Маяковского, декламируя стихи В.В. девушкам (по-видимому, не без успеха), вывез из-за Полярного круга нашего дальнего родственника -- репрессированного наркома (каких-то дел), лежащего с инфарктом, -- история просто из ряда вон, на грани фантастики: добыл самолет -- в то дремучее время! Полетел, якобы по поручению Сталина (там, в глубинке, не рискнули усомниться), наделал шума, привез наркома в московскую больницу, где тот умер в скором времени. Отчего, видимо, авантюрная история не имела последствий. Последние годы отец работал на военном заводе, изобретая непонятные мне детали к танкам или тракторам, что-то еще, такое же таинственное. Я помню время, когда он спроектировал целый завод, строительство которого было одобрено постановлением ЦК партии. Работы должны были начаться под Сочи, однако что-то не сложилось. Мой отец не боялся боли, был храбр и невнимателен к посторонним, за что его не любили все, исключая друзей и нас, его семьи. Он умер, не оставив вещей. Исключение -- книги и одежда, в которой ходил. Он любил меня. Я тоже любил его, но не был с ним откровенен. Открываться ему оказывалось больно (судил он беспощадно!) и обидно. Моя мать -- была добра и деликатна. Она вторая жена отца, моложе на одиннадцать лет. Она -- моя совесть (то, что от совести сохранилось). Она -- мое лучшее из того времени.

 

Труднейшее испытание -- проверка человеколюбием! Любить ближнего, как себя, что ж, более чем себя. Ибо себя можешь и должен осудить. Всегда найдешь, в чем ограничить. От чего удержать в желаниях и поступках. При этом, не судить рядом живущего, найти мотивы для оправдания его небезупречной логики, "со" переживать, "со" чувствовать ближнему. Труд, и какой!

 

Петровна торопится с работы. В руках -- сумка с продуктами, авоська с хлебом и пакетами молока. Зима, градусов 20, но Петровне жарко: шапка на затылке, ворот пальто не застегнут. Розовая шея Петровны напряжена -- сумки тянут к земле, Петровна сопротивляется. Войдя во двор, Петровна видит, что в хоккейной коробке гонцают пацаны, видит сына Алешеньку. Подойдя к бортику, она какое-то время наблюдает Алешеньку, думая о том, что парень растет не по дням, пора откладывать деньги на одежку двумя размерами больше. Вдруг, Алешенька скользит, падает лицом вниз. С сумками в руках шагнув за барьер, Петровна бежит помочь, скользит, в свою очередь, падает. Круглая белая булка катится в сторону ворот. Мальчик в спортивной кофте с иностранной надписью на груди, подцепив клюшкой хлебный кругляш, ловким броском возвращает его Петровне.

.        Мужики! -- слышит Петровна бодрый голос Алешеньки. -- Поднимите тетку. Это мать моя, мужики.

.        Жив! -- понимает Петровна. -- Слава Богу, -- думает она, опускаясь щекой на лед.

 

Старик, у которого не было старухи, жил в нашем городе, в одном из домов на шестнадцатом этаже. Никто к нему не приходил в гости. Последний раз -- в прошлом году -- прохожий паучок заглянул ненадолго. Да что-то и ушел, не попрощавшись. В углу спальной комнаты (она же столовая, гостиная, рабочий кабинет и многое прочее на выбор) стоял телевизор. Его давненько не включали, и правильно! Все равно звук не работал. Еще были книги (в которые старик уже не заглядывал, очки потерялись) и картинка, где нарисован бревенчатый домик с трубой и окнами. Зато рядом со стариком всегда был чей-то Голос. Добрый, иногда немного грустный, но чаще -- веселый. А по утрам даже насмешливый.

.        Пора вставать, старая кочерыжка! -- объявлял этот Голос, и старик сразу просыпался.

Ну, а выйдет старик на улицу получать пенсию или просто прогуляться, Голос отправлялся со стариком. Но где-то возле самого уха, почти по секрету, чтобы не отвлекать прохожих. Хотя прохожие, правду сказать, ничего и так не заметили бы, занятые своими делами. Однажды Голос пропал. Как потом оказалось, его украл почтальон, спутавший двери, принесший старику телеграмму на чье-то незнакомое имя с пожеланиями счастья и добра. Старик, конечно, огорчился, так он привык к Голосу. А воришка тоже мучился, потому что Голос бранил его самыми неприятными словами вот уже несколько часов подряд.

Далее история о том, как чей-то Голос вернулся к старику, через множество препятствий. Между прочим, голос не любит TV, радио. Ему больно (может серьезно заболеть, или даже умереть) от противоестественной громкости. Голос предпочитает чтение вслух стихов и остального в прозе, обожает живую музыку. Он умеет предсказывать будущее, но делает это нечасто, когда старику требуется заработать несколько монет. Иногда предсказания могут оказаться неудачными. Пожалуй, Голосу дано знание о будущем с большой долей вероятности.

 

.        На всякий случай... когда император Нерон, который, как тебе известно, был тираном, отдал приказание казнить философа Сенеку, жена его, прекрасная... жаль, не вспомню имени... Короче говоря, молодая и прекрасная жена Сенеки пожелала разделить судьбу мужа, умереть вместе с ним. Сама вызвалась, добровольно.

.        Просьбу уважили?

.        Да. Им вскрыли вены. Чрезвычайно возвышенно, а? Как, по-твоему?

.        По-моему, нужно быть философом Сенекой, чтобы захотелось умереть вместе.

.        Хочешь сказать, я -- не Сенека?

.        Хочу сказать, надо заслужить такую жертву.

.        И все-таки, я -- не Сенека, так?

.        Сам-то ты, что думаешь?

.        Мне интересно твое мнение.

.        Нет на тебя императора Нерона, вот что!

.        Не увиливай! Отвечай по существу!

.        Ты уверен, что действительно хочешь этого?

.        Разумеется!

.        Ты -- продукт эволюции. Следующая ступень. Мыслитель нового типа. Ему требуется тиран нового типа, и, в свою очередь, молодая-прекрасная, которая умирает с ним через день на третий. Впрочем, мыслитель этого из рассеянности не замечает.

.        Чего не замечает?

.        Того, что казни изменились. Стали изощренней. Сегодня вены не вскрывают, но убивают повседневностью, суетой, домашним хозяйством и безденежьем. Глядь, а кровушка-то, по капле вышла! Ты -- неживой уже.

 

Загуляла Зина -- полуженщина, полурыба, почти русалка, эдакий краб. Загуляла со знанием дела. Правила загула изложил вкратце сосед по лестничной площадке, пенсионер К. (в прошлом артист миманса), инвалид любви, потерявший волосы, зубы, здоровье в калейдоскопе бессознательных порывов. Муж Зины -- программист -- розовой кожи бутуз тридцати пяти лет, был выброшен силой Зининого организаторского таланта за сорок километров от места действия к теще на дачу. В предполагаемое время действия он обнажится до трусов, начнет копать гряду под картофель. В руках у Зининого мужа будет лопата, мякоть ладоней оберегут старые тещины лайковые перчатки. Зинин муж -- характером "коровушка": поставь его в стойло, брось сенца -- начнет деликатно пожевывать, к утру представит молочка. Сама изменщица, выставив на стол легкого вина, пригласила в дом малознакомого мужчину. Высокого, стройного с длинными ресницами нахала-продавца. Работника магазина "Электронный рай". Что в центре города.

.        Ну и что? -- через час от начала загула рассудил малознакомый гость, штурмуя Зинины колени-загогулины. -- Что из того, что у меня жена в Таганроге? Что в Саратове -- твой муж? Пускай, их...

.        Муж мой в надежном месте! -- ускользая из жадных рук продавца, отступит к столу Зина. -- Он у меня прелесть. Симпампулька!

.        Жизнь преподносит сюрпризы, -- встревожится нахал, вставши в дверях спальни. -- Выпьем еще винца? -- нахмурится он. -- Покурим?

.        Будет с тебя, воровская рожа! -- выпроводит нахала Зина. -- Пусть в твоей жизни... -- крикнет она продавцу вдогонку, -- я останусь недоступной мечтою! Сладким сном!

Вечером Зина встретит мужа недоступной мечтою, женщиной-сном, эдаким... крабом.

 

Был -- принц. В графья переведен. Бежал в мыслители. Уволен ходить лакеем. Уценен и отдан в рабство. Недоволен, он, разумеется, восстал, художником свободным стал. И больше в замок ни ногой! А впрочем, там сейчас другой: он вопрошает тень отца и принцем будет до конца.

 

В полумраке, перед дверью дома топчутся трое. Вижу из окна: идет дождь, трое подняли воротники, стоят, разглядывая дверь. Я открыл окно.

.        Хозяин! -- сипит один, щурясь на свет из окна. -- Выпить хочешь?

.        Нет, -- отвечаю.

.        Хлеб у тебя есть? -- спрашивает другой.

.        Заходите! -- приглашаю, иду открыть дверь.

.        Дела... -- смущаются они, глядя на закуски, которые я выставил на столе. -- Денег у нас нет, но выпить -- нальем. Поделимся честно.

.        Не надо денег, -- отвечаю. -- И пить я не буду.

.        Тогда... -- с сожалением говорит один из них, -- мы пойдем, пожалуй...

Они мнутся у двери. Не глядя друг на друга, вздыхают, сглатывая слюну.

.        Каждый расскажет мне историю, -- предлагаю. -- Вечером скучно. Хочется послушать что-нибудь занимательное.

.        О чем речь, хозяин! -- радуются они, усаживаясь за стол. -- С нашим удовольствием, под такую закуску...

.        Вот я, например... -- начал историю сиплый (разумеется, выпив рюмочку, закусив, закуривая папироску). -- Могу рассказать, как отрезало трамваем ногу одному бездельнику, а жена его, пользуясь случаем, немедленно сбежала на "юга", к морю.

Далее играем русский "декамерон".

 

.        Как супруга?

.        Зудит.

.        Ну, вздрогнем, по этому поводу! (Выпивают. Пауза)

.        А детишки?

.        Мельтешат.

.        Чтоб не болели... (Выпивают. Пауза)

.        Сам как?

.        Понемногу.

.        Всех благ! (Пьют)

.        Я тоже. Супруга, дети. Понемногу. Начнем вторую бутылочку, чтобы не прокисла?

.        (Пьют) Вторая что-то... не очень хочет в организме приживаться! Прокисла! Это неправильно.

.        Проверим... Водка не портится. (Пьют) Теща-то жива у тебя?

.        Прокисла.

.        А моя жива.

.        Это неправильно. Проверим. (Пьют) Удивительно.

.        По этому поводу. (Пытается налить. Льет мимо стакана) Не хочет.

.        Водка не портится. (Пьет из лужицы со стола).

.        Проверим. (Пьет с другого края лужицы. Роняет на пол стакан. Звон разбитого стекла)

.        (Бьет свой стакан) К счастью. Я тоже.

.        Так в меня больше входит. (Пьет из горлышка)

.        Из горла вкусней, я помню. И полезней. Надо смотаться за третьей.

И так далее.

 

.        Как живет водопроводчик?

.        Ну... чинит трубы. Потом идет домой. По дороге успевает выпить.

.        А шахтер?

.        Рубает уголек, пьет водку, идет домой.

.        Писатель?

.        Пишет дома. Пьет водочку дома и в гостях. Выступает по телевизору и в прочих местах...

.        А... космонавт?

.        Летает. Возвратившись, выступает. Иногда позволяет себе... погоди-ка! Как-то скучно получается. Если поменять этих людей местами? Шахтера, предположим, и космонавта? Поменять их женами! Домами! Прибавить одному из них денег. Или таланта. Прибавить чего угодно: от умения писать картины маслом, до способности вдруг, мысленно останавливать поезда! Или, скажем, дать кому-нибудь из них дар раздваиваться, что там, множиться без числа! Можно, кстати, лишить чего-либо: работы, сна, кошелька, части здоровья. Отнять умение фантазировать или отличать правду от неправды. Можно отправить этих людей в путешествие или на войну. На Марс, наконец. Чтобы влюбить, а потом разлюбить. Пригодится любой нестандартный глагол. Глагол -- подарок, приключение или печаль. И далее наблюдать этих людей. Логику, оценки. Какая замечательная перспектива!

.        Согласен. А еще любопытней следить за тем, кто позволит себе распоряжаться судьбой этих людей.

 

Образчики рецензий.

1.

Вариант "антипьесы". С незначительными поправками и значительными сокращениями может служить образцом того, как не следует писать. Рецензент рекомендует данный материал в качестве иллюстрации полного невладения словом.

2.

Собрание банальностей на бытовую тему. Попытка беззастенчивой конъюнктуры. Имитация конфликтов, псевдообразы.

3.

Одноактный кроссворд. Бессюжетная головоломка, требующая написания пяти дополнительных актов, в которых кратко и доходчиво объясняется происходящее. Возможен вариант постановки с субтитрами.

4.

По мотивам телефонного справочника. С доработками может представлять интерес для постановки сериала из жизни рыб.

 

У одного богатыря случился прострел в пояснице. Ветер ураганный виноват, или темная сила сглазила, случился, стало быть, и точка. Ну, богатырь сначала хотел не соглашаться: наломал кучи дров, перебил чье-то сказочное войско, начал было море-океан шеломом вычерпывать, да как-то все без удовольствия, с болью в спине. Задумался этот богатырь, а хребет, он ломит!

 

Издали книгу, сто пятьдесят страниц в мягкой обложке. Фантастику по жанру и судьбой горемычную. Тиражом пять тысяч. Казалось бы, немного? Но если ты вывозишь тираж из типографии, и тележка с пачками книг застревает в лифте, если, что есть сил, раскачивая ее, упираясь в контейнер, ты чувствуешь резкую боль в сорванных от напряжения мышцах спины, если, преодолевая эту боль, грузишь потом упаковки по три штуки в РАФ, -- приходит законная мысль о том, что в следующий раз нужно писать не так длинно. И перед тем, как издавать за серьезные деньги в мягкой, плохо оформленной обложке дрянную брошюру с опечатками в тексте, именуемую твоей книгой, стоит очень и очень подумать. А еще, за два дня до начала этой истории, так сказать, в преддверии, разболелись зубы. Все. Верхние и нижние. Врачи объяснили, что боль "нервная", прописали полоскания и отдых. Наконец, тираж (уже не без помощи друзей) доставлен в некоторый подвал, где будет какое-то время в сохранности. Я звоню домой, слышу от жены, что "даже могу и не рассчитывать в такое позднее время на ужин!", слышу множество прочего, уже не обидного, но привычного, вполне банального. Купив арбуз (дело происходит в августе), водки и закусить, мы отправляемся к одному из моих друзей, в доме которого решено отпраздновать выход книги. Какое-то время я, не обращая внимания на оттенки самой странной боли, праздную. То есть, пью, рассуждая обо всем на свете. Мы смотрим телевизор. Наконец, прощаемся. Выхожу на улицу. Начинается сюжет. Ночь. Редкие машины. Никому не нужный я. Накачанный водкой, болью и мрачными мыслями. Подходит девица. Сутулая настолько, что кажется горбатой. Под глазом -- синяк. Нос -- загогулиной. Ноги -- в раскоряку, странная походка. Башмаки драные, старье со свалки. В руках -- две гвоздики в целлофане.

.        Что... -- спрашивает тонким, каким-то жалким голосом, -- тебе ночевать негде?

.        Точно! -- думаю. -- Ночевать мне негде. Никто меня не ждет, стало быть, можно вот так, в традициях... как это бывает у нас -- писателей? Ремарк, Хем, да и, будто, Достоевский... можно провести ночь, общаясь со шлюхой. С грязной, безобразной, но, уж, наверное, умудренной каким-то своим нелегким знанием. Со случайной девкой, обожженной жизнью. Которая, может быть, поймет. Хотя бы выслушает. Во всяком случае, будет возле. -- Да, -- отвечаю и слышу горечь в собственном голосе. -- Ночевать мне негде.

.        Давай что-нибудь придумаем, -- предлагает она своим тусклым и тонким голосом. -- Ты -- кто?

.        Я? -- задумываюсь и с пафосом сообщаю. -- Писатель.

Драматическая пауза. Впрочем, я ждал чего-нибудь подобного.

.        Ух, как мне повезло! -- радуется она. - Очень повезло. Замечательно, что ты писатель. Значит, у тебя есть бумага?

.        Бумага? -- удивляюсь. -- Есть. Зачем?

.        По большой нужде хочется, распирает, а бумажки-то и нет! Одолжи из своих запасов, писатель!

Выдал я клок газеты и, рассмеявшись, стал ловить машину. Дева отошла в ближайшие кусты. Я тормознул таксиста -- дело происходило в 91-ом году, ночных магазинов не существовало, но у таксистов можно было купить спиртного и что-нибудь из закуски, -- у этого не нашлось ничего, кроме шампанского, пачки вафель и бумажного стаканчика. Возвращается девица с синяком.

.        Пойдем, -- говорю, -- найдем какую-нибудь скамейку.

.        Нет, -- отвечает. -- На скамейке прихватят менты. Пойдем в подходящий подъезд.

Сидим на площадке третьего этажа, пьем шампанское. Она -- из стаканчика, я -- из горла. Она рассказывает про мужей, то есть, по всей видимости, про сожителей. Как один из них ни за что ни про что побил ее сегодня.

.        Заметно? -- трогает синяк.

.        Самую малость, чуть.

.        Можешь меня трахнуть, здесь, в подъезде, -- предлагает она. И, видя, что я не выражаю восторга, добавляет. -- Не бойся, я только в понедельник вышла из диспансера. Залечила все болячки вперед на пару месяцев. Пользуйся, пока чистая.

.        Спасибо, -- говорю. -- Как-нибудь в другой раз. Сегодня что-то не в настроении.

Далее -- ее длинный и вполне банальный рассказ о дешевых шмотках, колготках, которые трут (потому она ходит враскоряку). Ряд историй (с поправкой на лексику), которые могли быть пересказаны в любой компании: где, что и сколько стоит, о выпивке, мужчинах, прочем, исключая политику. Прощаемся. Выдаю деньги на такси. Ловлю машину. Водитель удивлен, но готов везти ее. Уезжаю и сам. Дома пью пиво. На душе... как? Да, никак. Пусто.

 

История о том, как возлюбленная В. отправилась в двухнедельную поездку на теплоходе. Как В. тосковал, отправляя письма до востребования в города на ее пути. И, если получал коротенькие ответы, был счастлив. За день до возвращения возлюбленной, В. знакомится в случайной компании с обаятельной и незамужней хозяйкой дома, где его принимали. К ночи все разъехались, В. остается. Хозяйка кокетничает, соблазняя. В. оказался стоек, мысленно гордясь своей неприступностью, мужской верностью. Хозяйка становится настойчивой, все более откровенной. Наконец, жалкой в своих стремлениях. В. -- непреклонен, чист. На следующий день приезжает возлюбленная. Встреча. Она -- в слезах. Признается, что изменила В. в случайной ситуации, там, на пароходе. Ощущения В. Ближе к вечеру, возврат в дом, где его соблазняли. Хозяйка надменна и далека. Драма "любовь-морковь" опять не сложилась.

 

Х.:

.        Хочу я этого или нет, ты -- моя молодость, а это значит, лучшее, счастливейшее, беззаботное и полное сил и желаний время. Если бы ты осталась на последующие годы, прошлое задержалось бы в ком-то или чем-то другом. Но ты поступила мудро: ушла. И, таким образом, находишься все еще там, в беззаботном времени. Сохранив право на свое и мое лучшее.

 

Про то, как посредственный писатель, однажды, разложив исписанные листки текста на столе, сумел... войти внутрь написанного! Облокотившись локтем, провалился в пространство листа бумаги, которое стало объемным, приняло локоть, потом руку по плечо. Собравшись с духом, писатель прыгнул в это пространство вниз головой, кувыркнувшись, недолго летел. Тяжело бухнулся, ударившись о твердь придуманного им мира. Далее он встречает героев и обстоятельства, которые сочинил. Выясняется, что написанное -- никуда не годится. И это ужасает писателя. Он пытается корректировать окружающее, но без успеха. Скоро выясняется, что там, в дурно сочиненной реальности, тоже надо чем-то зарабатывать на хлеб насущный. Не мудрствуя, человек этот начинает писать книги. Точно и в подробностях описывая мир, который так легкомысленно потерял. Что же? Над его книгами смеются. Никто не в силах поверить в реалии нашего мира.

 

Почему, если начнется война, и взорвется вообще все, никого и ничего не останется, -- почему она все-таки может начаться?

Почему два десятка крепких молодцев гоняются на зеленой лужайке за резиновым пузырем, толкаясь, падая и вставая, пыхтя и мучаясь? Зачем многочисленные наблюдатели, сидящие на скамейках стадиона, свистят, трубят в дудки, орут и сочувствуют изо всех сил? Отчего я тоже не безразличен?

Почему каждый раз нескучно слышать, что ты -- добрый, храбрый, умный, богатый, талантливый... замечательный прочий? От возможно большего количества людей, сообщающих -- иногда слово в слово -- то, что уже произносилось неоднократно (что, если признаться, не очень-то соответствует истине!)?

Почему, вообще, в этой жизни чего-то не хватает? Здоровья, пищи, любви, знания, солнца, славы, ощущений? С другой стороны, что с нами было, если бы перечисленного оказалось в изобилии, без счета? Боюсь, человечество весьма заскучало бы...

Почему большую часть жизни приходится заниматься тем, чем изо всех сил заниматься не хочется? Что за насилие? Ряды насилия? Обязательные, каждодневные дела. В результате, самый счастливый тот, кто научился себя заставить. Тот, кто умеет не сопротивляться каждодневному.

Почему каждый из нас надеется на необыкновенную судьбу, представляет собственные желания оригинальными? Вот -- мой дом, со множеством принадлежащего, в том числе, здесь исключительно мои счастье и боль. Но судьба, за редким случаем, стандартна вариантами, желания стереотипны. Может быть, каждый -- повторимая модель в человеческой серии, которая не бесконечна, но напротив, -- не превышает сотни характеров, индивидуальностей, судеб? Да еще сотня, -- чересчур щедро для нас, не обремененных фантазией. Что, если "личное" варьируется всего-то десятком модификаций?

Почему так весело? Потому, что дождиком солнце занавесило. Отчего так хорошо? Оттого, что дождь прошел! Ты по улицам идешь, никого не узнаешь, и крылом просторы режешь, и по-птичьему зовешь.

 

Сцена представляет собой часть Атлантического океана в районе Бермудского треугольника. Из бирюзовой дали (от левой кулисы в правую) плывет Х. Он беззаботен. Читает вслух... может быть, из Байрона. Навстречу (от правой кулисы) выплывает мрачный У. Подплывши к Х., некоторое время настороженно наблюдает. Короткий монолог Х. Заканчивается обращением к У.

.        Не приставайте, господин, я занят! -- отплевывается и фыркает У.

.        Занят? Чем?

.        Берегу силы в ожидании чуда. Разговоры сбивают дыхание.

.        Сейчас взойдет солнце!

.        Мне что за дело?

.        А пока мы наедине со звездами. Под нами -- бездна!

.        Да уж! Что и говорить, к сожалению, -- не на Тверской.

.        Предлагаю приветствовать восход светила песней!

.        Да вы в своем уме, любезный? (рыдает) В конце концов, нас обязаны искать! Местные спасательные службы, они... как вы думаете, существуют поблизости соответствующие службы?

.        (пауза) Что тебя занесло в Атлантический океан?

.        За хорошие деньги на Луну пешком отправишься!

.        Утопить тебя мало!

.        Нельзя меня топить. У меня дела в России.

Герои спасаются на самодельном плоту. Его сложили из того случайного, что осталось после катастрофы коммерческого суденышка. Там собралась немалая компания: Красотка, Силач, Умник, Завхоз, который, собственно, владеет ситуацией. Возможно, у него есть способы вызвать подмогу, но по ряду причин он не делает этого. Может быть, крушение суденышка -- его рук дело. В эту компанию попадают Х и У.

 

Беда -- в тридцать капель валакордина. Длиной в бессонную ночь. В цвет удара по глазам.

Радость -- объемом в полторы встречи. Яркая, как радуга или осень.

Обман -- как пальто из заменителя под кожу. Вкусом целлофановой обертки. Длиной в жизнь.

 

Все в доме давно заснули. Он пил чай на кухне, просматривая иллюстрированный журнал, курил. Ночь стояла душная, окна распахнуты. Пробило полночь. На пустынной улице раздались крики, кто-то, топая, бежал.

.        Держи! -- кричали на улице. -- Заходи справа, Петюнчик!

.        Отбивается, мерзавка! -- вопил другой, по-видимому, тот, кого звали Петюнчиком.

.        Уйдет! -- нервничал кто-то третий. -- Упустим, головы поотрываю! -- сочным баритоном обещал этот третий.

.        Так ведь отбивается! -- плаксиво оправдывался Петюнчик. -- У меня все лицо разодрано!

Он подошел к окну. Несколько мужчин, пробежав по улице, скрылись за углом. В открытое окно влетела бабочка. Она -- величиной с кулак, похожая на маленькую птицу с кружевными треугольными крыльями, -- присела на столе. Какое-то время он любовался рисунком крыльев, изящными лапками у самой головы. Заглянув в глубокие золотистые глаза, с замиранием сердца понял: они осмысленны!

 

Выдохнем заботы и печали, они еще пригодятся. Будем ждать: вдруг наступит время, когда из забот нужно будет лепить гомон толпы, шум проезжающих авто. А печали имеет смысл переложить на музыку. Так что, если понадобятся хорошо организованные музыкальные печали, не надо будет искать чужих. Вдохнем ночной свежести. Отправимся... не вперед или вверх, а вполне оригинально. К примеру, крупными мазками и по спирали. Или можно еще -- вглубь, но не частями, а всем потенциалом сознания, чтобы не растерять себя в этом пути и, главное, чтобы не нарушить ночной изнанки, которая принимает постепенно, расширяясь бережно, я бы сказал, "вызревает" вместе с тобой. Здесь я и смотрю в ночь, полную бесплотных теней и живых, странных сущностей, которые исполняют себя каждую секунду, не стесняясь моего присутствия и... пожалуй, "живородятся" с моим участием! Из того, что хранится в памяти и воображении! Некоторое время я наблюдаю ночь, а ночь пытается разглядеть меня. Мы довольны друг другом.

.        Но он не должен, этот густеющий воздух... -- пытаюсь сообразить я.

.        Мало ли, кто чего не должен?! -- усмехается в ответ самая сердцевина ночного пространства.

Набегают пульсирующие радостью объемы. А стремительные мысли, касания и вздохи (где-то здесь и мой возглас, мои ощущения!) перепутались, образуя единое существо, растущее, заполняющее собой ночные территории. Самое время закончиться, распахнувшись душой, сорваться в незнакомую реальность. Но установка хранить себя с рожденья в единственном числе удерживает сознание в человеческой кожице. И ночь заскучает, станет равнодушной. Чтобы каждый из нас продолжал свой путь в одиночестве. Не ощущая друг друга. Значит, пора вспоминать шум проезжающих авто, голоса прохожих. Тогда-то и понадобятся хорошо организованные музыкальные печали.

 

Коллекция:

Нескромная Т. В одежде, словах, томных прищурах. Результатом, увы, скромная.

Искренне Ваш -- И. Искренность в лице, глазах, которые насторожены, то есть, на страже Вашего желания. И. настолько чуток, что опережает стремления, -- никто не успевает даже сообразить: ан, все куда-то идут с его подачи, что-то сооружают, лепят. И. уже позаботился!

"Валек". Смешливая кокетка. Помнит, что хороша: длинненькие ноги, тощие бедра. Грудь маленькая, Валек стесняется этого. Черные, блестящие волосы -- на спине и ниже. Нос -- дурацкая слива, нелепый огурчик. В углах рта беззуба.

.        Вставлю зубы, начнется новая жизнь!

А пока -- смеется, деликатно повизгивая. Пьет водку из стакана, оттопырив мизинец. Ноготь на мизинце -- бледный, обкусанный, детский совсем. Постоянно влюблена в кого-нибудь. Влюблена от души, что значит, помаленьку, потому что душа -- маленькая.

Петрович -- говорящая лягушка. Лягуш. Сегодня утром лягуш сидит за столом в женином, выше колена халате, в валенках на босу ногу, курит вчерашние окурочки. За окном снежно и безразлично. Лицо лягуша -- мятое, в пятнах светло-зеленого. Накурившись, он позовет жену, выпить водки, закусить. Вскоре захочет любви, потянет женщину к кровати. Отлюбив, вернется за стол, чтобы, куражась, мучить жену, складывая через хмель и косноязычие фразу.

.        Жить-с тобой-не-буду!

Жена его -- в черной засаленной ночнушке. На левом оголенном плече, на шее, на лбу и под глазами -- пятна и разводы косметической туши. Женщина, собираясь на работу, плачет безысходной, длинной нотой, эдак, не по-человечески мычит. На потеху Петровичу.

Красавкин -- всему городу -- Саша, -- известен мрачным, нечеловеческим взглядом, натурально звериным прищуром!

.        ...Достал я нож. Примерился. Чувствую, вот, ударю! Куда ему? А, пожалуй, в лоб. Он, лоб-то гладкий, просторный. Подходящий.

Саша сидит за столом, сшибает тараканов, пьет водку, рассказывает.

.        Закусывай, Саша!

.        Можно, -- соглашается, достает папиросу. -- Курятиной! -- пустив дымка, Саша поясняет. -- "Курятина" от слова "курить". Смешно. Промахнулся я в тот раз. Отхватил подлецу пол уха. Подлец, он крик поднял. Взяли меня, били обществом. На зубах хрустит, думаю: из меня, что ли, песочек сыпется, или подлеца того растрясло?

.        Чем он тебя обидел, Саша? Из-за чего сцепились?

.        Всего не упомнить. Забыл.

Мой старинный приятель С.К.

С. К. кладет руки на стол: каждая величиной с мою ногу.

.        Да, я широк в кости. С детства. А еще, больше месяца не ношу штанов, ткань не выдерживает, протирается. У меня ляжки толстые.

Он был в Афгане. Отправился "по нужде" в единственный на территории нескольких километров сарайчик уборной. То есть, вокруг, до горизонта, -- ни одной постройки, кроме этого нужника, который "вся армия" посещает. Отправился туда, естественно, с десантным автоматом за спиной (в тех местах с оружием не расстаются).

.        Только, это, снял я штаны, присел, вижу -- под ногами фаланга! Перехватив из-за спины автомат, всадил в ползущую тварь полный рожок зажигательных! Выскочил без штанов из горящего нужника. Вся армия смеялась. Потом злилась: единственный и такой важный объект сгорел!

Дочь моего старинного приятеля в четырнадцать лет весит более ста килограмм. У С.К. светлые, почти белесые глаза с крапинами зрачков. Посмотрит -- становится зябко, дрожь пробирает.

Летчик В.

Как он дотащился до двери моего этажа? Глаза-щелочки, размякший, пьяненький, но лицо счастливое, может быть, даже вдохновенное.

.        Здравствуй! Давно не виделись...-- и, сейчас, обниматься.

Идем на кухню. Вместе с худеньким В. -- незнакомый громоздкий Т., с парой бутылок коньяка в руках. Достаю кофе, кипячу чайник. Коньяка не хочется, но ставлю на стол три рюмки.

Начинаются рассказы. В. -- профессионал со стажем, летает по всему миру, сегодня -- на самолетах престижной иностранной фирмы. Исполняя чартерный рейс в какую-либо страну, несколько дней "отдыхает с экипажем на точке" до времени обратной дороги. Контрактом предусмотрены приличная гостиница и содержание авиаторов.

Сюжеты о странах и приключениях в местных ресторанах, барах, ночных клубах. Врет, кажется, но складно, заслушаешься. К тому же Т., который оказался бортмехаником экипажа, -- свидетель небылиц. Т. -- пузат и широк в плечах, малоподвижен, почти монументален. Он выразительно молчалив, и это лучшее доказательство того, что рассказанное и в самом деле могло происходить.

Рассказ о рыдающих на груди авиатора соотечественницах -- длинногих манекенщицах, -- которые вынуждены работать шлюхами в барах и гостиницах, потому, что те, кто их притащил в эти места, оказались мошенниками, и, отобрав паспорта, торгуют сотнями таких, как они. О том, как вывез двух девиц из страны, вписав в полетную карту, невероятным образом пройдя вместе с ними зоны спецконтроля там, и, главное, здесь, в России. Девочки, разумеется, благодарны. Кажется, уже не одну ночь. Всему экипажу, их друзьям, а также знакомым.

.        Не желаешь ли? -- спрашивает В., поднимая рюмку. -- Девочки с большим опытом.

Какое-то время смотрим друг другу в глаза. Он с удивлением трезвеет, таращится почти осмысленно.

.        Ладно, я пошутил!

И преподносит историю с приключениями в другом государстве. Т. сочувственно безмолвствует. Возникает мысль: Т. пьян настолько, что "выключен" из происходящего. Усилием воли этот человек с широко распахнутыми глазами удерживает себя на стуле вертикально и это все, на что способен одурманенный алкоголем организм.

Между тем, В. жалуется на дальних родственников, которые уверены, что он соблазнил собственную приемную дочь.

.        Как они смеют такое говорить?! Во-первых, она совершеннолетняя, а во-вторых, погляди на меня, разве я на такое способен?

Опять разглядываем друг друга. И снова без удовольствия.

.        Отвечай! -- требует он. -- Скажи, не стесняйся.

Продолжаю смотреть и стесняюсь того, что приходит в голову.

.        Говори!

.        Надеюсь, что это неправда... -- с трудом произношу я, и, отговариваясь срочными делами, надеваю куртку, провожаю гостей к выходу. -- Я не знал, что ты придешь. Обещал к этому времени быть в некотором доме.

.        Хорошо посидели. Нормалек! -- радуется он, предлагая бросить дела, немедленно ехать куда-то к накрытому столу, к девкам, бане, остальному.

Выходим. За дверью спрашивает, куда, мол, я так целенаправленно направляюсь? Называю случайный адрес. Где-то неподалеку, в ближайших улицах.

.        Мы подвезем...

Быть не может! У входа машина.

.        Ты в состоянии рулить?!

.        Разве мы не на земле? -- смеется он и вместе с ним тоненьким голосом похохатывает пузатый, широкоплечий Т., оставаясь, кажется, в заоблачных реальностях. -- Или боишься?

В. падает в кресло водителя. Резко отъезжаем, не успев захлопнуть дверцы. Одна из них отвратительно скрежещет по асфальту на вираже. Авиаторы хохочут. Машина кренится на другой бок, дверца сама собой закрывается. Очень скоро мы на месте. Прощаемся. В. "просит разрешения на взлет". Я не возражаю. Рычит мотор, визжит резина покрышек.

Семенов. Лицом, фигурой, манерами -- зауряднейшая личность. Притом, был человеком, которому дано выбирать судьбу. Нужно было загадать, и, сей момент исполнялось! Проживал "день да ночь, сутки прочь", "будь, что будет", -- хорошо проживал.

.        Стану старше -- начну зарабатывать.

(Повзрослевши -- жил безбедно)

.        Пора жениться.

(Женился)

.        Появятся дети, вырастут...

(Дети выросли...)

.        ...Дети устроятся, как следует, можно будет спокойно умереть.

(Все устроилось. Он умер).

Мальчишка.

.        Талант! -- улыбается отец.

.        Уникум, -- жмурится бабка.

.        В отца... -- вздыхает мать.

Розовый милый мальчишка, уже через год двадцать дней после рождения обучился первому в жизни слову.

.        Дай! -- от души выговаривает мальчик. -- Дай!

Семейство. Среди пассажиров автобуса сидят похожие друг на друга -- носатые, при огромных ушах мужчина и женщина. На руках у мужчины -- грудной ребенок. Под кружавчиками обозначились уши, торчит нос. Рядом с папашей пристроился знакомо-ушастый мальчишка. Напротив -- девочка с бантами над ушами-локаторами. Странствуй, народ лопоухий!

Поэт. Счастье застало врасплох, обрушилось. Оставалось улыбаться и подставлять ладони. Он до сих пор улыбчив и растерян, с согнутыми в локтях руками -- ладошки вверх -- человек, ушибленный счастьем. Безмятежный инвалид. По мартовскому утру поселок стиснут коркою льда. Лед прозрачен и тонок, сквозь него -- пласты весенней черной земли, снежные поляны, цветастые пятна скрюченных прошлогодних листьев. Утро солнечно, и поселок сияет, будто отлакированный. Лучики-лучи скрещиваются, набегают, мечутся в глазах Поэта. Все вокруг истекает светом. Золото и серебро плещется, кипит. Серебряное утро, золотой день под чисто вымытым небом. Блаженные лица.

.        Ложку дегтя! -- улыбаясь, бормочет Поэт. -- Ложку дегтя мне!

 

Сосны чиркают по небу лохматыми верхушками, вычищая и без того ясное пространство. Утро. Резвятся в снегу щенки -- белый, черный и щенок многих цветов. Школьники отправились на занятия. Поводя бедрами, вышагивают старшеклассницы. Идут школяры с рюкзачками и пузатыми портфелями. Тянутся, спотыкаясь, совсем еще "кнопки". Под синим небом, под солнцем, бежит по колена в снегу, падает, кувыркается, бежит дальше в брызгах снега мальчишка со связкою книг, перетянутых веревкой. Сшибаются тени и солнечные пятна. И понимаешь (приходит ощущение), что чувствует сосна, поскрипывая, раскачиваясь на ветру, потягиваясь. Понимаешь, что происходит с землей, истекающей талым снегом, с утром, что расстегнулось, обнаживши голубое, жаркое тело. Кажется, все это есть я. Я -- мальчишка, что плещется в снегу. Я -- распахнутое, жаркое утро.

 

Сверху, где долженствовало бы находиться небe -- рушатся пласты снега. Снизу -- где подразумевается земля -- встают другие пласты снега. Все это сталкивается, упирается, кипит и мечется из стороны в сторону клубками и фонтанами, расхаживает стенами белого и хлесткого. День свистит-охает-завывает. Меня гнет к земле, потом выдергивает из одежды, выпотрошевывает. За спиной, вдруг, смыкается в кольцо ветер и, вздохнув, упершись как следует, -- бросает вперед и вверх! Секунды... неумело лечу, задохнувшись в ожидании чего? Конечно же, приземления! Громоздкий шлепок... мороз за воротом -- под мышками -- в ногах. Иду. Шаг до конца света. Из белого, зыбкого появляется угол дома, фонарный столб. Побыл некоторое время рядом -- растворился. Надо бы... что? Отогреться, но как? И где я сейчас? Горстью снега растираю лицо. Пальцы плохо гнутся, щеки чужие, не мои. Круговерть расступается человеком. Белый косматый иней на шапке вкруг румяного лица, человек пьяненький. Кладет руки на плечи мои, дышит хмельным, кислым. Глаза его счастливы, руки тяжелы. Так стоим некоторое время. Он -- выше ростом, пытается что-то сказать, плюется слюной, не отпускает. Резко бью по рукам. Со спины наваливаются еще двое со счастливыми глазами. Трещит одежда, сразу становится жарко, шапка сползает на затылок. Кулак упирается в мягкое, живое... раз! Другой упирается! Клубы снега разнимают нас -- сверху рушатся пласты -- мечутся клубки и фонтаны снизу. В двух шагах -- ворочаются люди, воинственно пыхтят.

 

Унылый городок. Вялые жители. Улица -- серые стены, лужи меж полосами грязи. Захламленная площадь. Множество следов. Следы мокры. За окнами пустырь. И какая-то свалка. Скучно и скучно. И спать хочется постоянно! На столе -- истрепанные книги. Детективы и простодушные романы. Желтое, наглое в своей желтизне покрывало. Гигантские, торжественные подушки. В комнатах чисто и тихо, хочется ходить на цыпочках, боишься нарушить собой пустынность. Протестом -- громогласный сортир, по временам взрывающий этот окоченевший мир. Обрушившись, он плещет, хрипя и вздыхая. Воинственно всхлипывая. Что ж, хоть сортир... Впрочем, зря старается.

 

За тех, кто в море, выпьем! За тех, чья кровь не рыбья, плоть не морская пена, не паруса холстина... плесни-ка в кружку мне, пока мы на земле... Стол -- наш корабль, штормит, держись, коль слаб, -- веревкой привяжись! Штормит, вокруг все ходуном, за тех, кто в море, пьем!

 

Что такое жанр? Точка зрения. На одну и ту же ситуацию ты смотришь и смеешься. Или плачешь. В стихах. Пишешь целый роман или умещаешься в трех строчках. Фиксируешь в камне или на холсте, а может быть, карандашом на листе картона.

 

В.З. заметил, что...

.        Моэм пишет, как последний француз!

 

Чуть больше остальных знать. Быть немного удачливей, добрее, красивей, наконец, богаче. В сумме -- грандиозный разрыв с окружающими.

 

В детстве любил ходить против движения толпы. Сквозь толпу, через нее, наперекор. Один -- против многих. Глядя в лица встречным. Тараня плечом, упираясь. Шаг за шагом. Идти, прокладывая свой путь, представлялось значительным и важным. Преодолеть людской поток, прорваться сквозь человеческую стену. Позже такое желание отступило. Надоело толкаться, слышать возмущенные реплики. Да и всегда находился кто-то, который пытался остановить, развернуть тебя по ходу большинства, отправить вместе с прочими.

 

Кто этот административный чин, который сидит, напыжившись, в кресле? Способен ли он любить? Простить и понять горе, беду? Расслышит ли человеческую речь? Что он знает и во что верит -- с виду неприступный, бронзовоподобный? Давно ли в последний раз читал книгу, и о чем рассказывалось в этой книге? А тот, другой, согбенный от полупоклонов и привычного страха, он -- тоже глух и слеп. Или следующий, жадный до чинов и побрякушек, окруживший себя мертвыми предметами... умеет ли он плакать и что рассмешит его? Что им нужно? Похвалы, денег? Что им нужно от меня и таких, как я? Послушания? Отчего я должен жить так, как хотят эти нечеловеки? Жить, ломая себя, растрачивая силы, молодость, душу, по приказу бронзовеющего болвана? Да ведь они калеки, духовные импотенты, так, оболочки из кожи и костей!

 

Из усердия некий мелкий чин в компании чинов крупных, находясь в санатории, согласился принять участие в волейбольном турнире. О том, как человек этот с облегчением упал на коротко стриженую траву с сердечным приступом, думая:

.        Не надо более подделываться и соответствовать. Наконец-то. Свободен. Имею право.

 

Если бы умел -- написал картину: клок пространства, островок на дне колодца. Стены его -- ежедневные обязанности и предметы. Здесь посуда с остатками пищи, бумажки с отпечатанным текстом, кое-что на бланках, справки, цифры и телефонные номера, формулы и одежка, фрагменты бытовых интерьеров и странных фантастических холстов, лица и кадры кинопленки... моя жизнь, дела. На втором плане -- за пределами колодца -- пейзаж. Поля, может быть, горы, река. Чтобы уйти к реке, в поля, -- нужно преодолеть ворохи того, что нагромоздил вокруг себя. Прорваться через весь этот хлам. Имеются два варианта. Двинуть плечом, и, конечно, сломать, чтобы выйти вон, освободиться. И второй вариант, -- обустройство лоскута пространства, островка на дне мусорной ямы. И здесь, чем ярче клок личной свободы, тем нелепее нагромождения вокруг.

 

Театр -- игра. И множество сопутствующего, конечно. Игра в любовь, войну, в несчастье и счастье, в жизнь. Но когда остается "множество сопутствующего", а игра не случается, я вижу на сцене раскрашенных людей, освещенных яркими фонарями. И эти люди пытаются навязать мне, что-то собственное, очередное. Здесь поднимаются и опускаются декорации, играет музыка, падает занавес и работают буфеты. Я не участник того, что не сложилось. Тогда обидно, а потом безразлично. И приходить больше не хочется.

 

Полумрак сцены, ширмы, кубы. Справа кресло, где, кажется, дремлет Сказочник. Ноги скрещены, на глазах шляпа. Пожалуй, спектакль начнется с того, что в зал входит первый зритель. Кресло со Сказочником -- часть сценического пространства, в котором еще только предстоит осуществиться зрелищу. Острый луч света выхватывает из полумрака голову Сказочника. Какое-то время он терпит, так и эдак ворочаясь в кресле, пытаясь прикрыться шляпой. Однако луч назойлив. Значит, пришло время оглядеться.

Сказочник:

.        Сегодня яркий солнечный день. (Свет становится интенсивней, луч расширяется, Сказочник щурится) Поправка: день солнечный, но в меру. Так, чтобы не слепило глаза, чтобы можно было с удовольствием оглядеться. (Свет существенно менее энергичен, однако, по-видимому, недостаточно) Я бы сказал, сегодня солнечно, синь в небесах. Но от горизонта набежали облака. (Рассеянное освещение) Запели птицы. (Звучит громкая фонограмма) Не затрещали-затараторили, и, уж, тем более, не заголосили! Я сказал, запели! (Менее громкая фонограмма) Мягко, проникновенно, благозвучно. (Птичий щебет, переходит в музыку) Так, что при желании можно представить мелодию. (Мелодия) А можно не обращать внимания и особенно не вслушиваться. (Уход мелодии) Люблю сказки. И, между прочим, не я один. Нас таких сегодня... (кивает на зал) ого, как много! Только надо уметь слушать. (Звук метронома) Сначала учишься слушать, то есть, быть внимательным и чутким, чтобы не спугнуть самую интересную историю. Потом учишься рассказывать. Это целая наука, и какая! А потом, если ты человек нескучный и вежливый, после того, как уже научился слушать сказки и рассказывать их... (Встает с кресла, обращается к зрителю) Уговор: я скажу, а вы сейчас же забудете. Если ты умеешь слушать и даже рассказывать сказки, волшебная история...

Иван:

.        Волшебная история сама находит тебя!

Марья (хриплым голосом):

.        Но только это страшная тайна!

Иван:

.        Начинаешь участвовать в сказке, которая складывается сама по себе, если ты человек подходящий, и умеешь не нарушить историю, а иногда даже дополнить ее чем-нибудь своим, подходящим.

Марья:

.        Страшная тайна! (Пауза. Сказочник озадачен)

Сказочник (Марье):

.        Не надо так шуметь. Вы можете спугнуть начало сказочной истории.

Иван:

.        Извините.

Марья:

.        Извините! Извините!

Сказочник:

.        Что происходит? Вы, кажется, мне мешаете?

Иван (накрывая Марью с головой куском темной материи):

.        Обычное дело: колдовство. Как с царевной-лягушкой, принцессой-таракашкой, боярыней золотой рыбкой. Заколдовали девушку.

Сказочник -- Иван:

.        Позвольте представиться, Сказочник!

.        А я -- Иван. У меня имя сказочное и отчество. Угадай мое отчество, если сказочник!

.        Иваныч?

.        Точно! Значит, и вправду, сказочник. Ну, стало быть, заколдовали девушку Марьей-вороной. Да и забыли, как расколдовывается.

.        Неужели такое возможно?

.        Сказка-то, как водится, закончилась тем, что "по усам текло, а в рот не попало". Но даже того, что по усам текло, оказалось чересчур. Все на свете забыли. До сих пор голова трещит.

.        (щелкает пальцами, в руку прыгает бокал) Рассолу, Иваныч!

.        Не откажусь.

.        (в руках -- яблоко) Прими, Иваныч.

.        Хорош...Рассол у тебя царский. Но ведь... угадай, если сказочник!

.        После первой не закусываешь?

.        Да ты, оказывается, профессор в сказочных науках!

.        (про Марью) А ты "по щучьему велению" пробовал?

.        Не действует. Выветрилось.

.        А ты говорил "вот и сказке конец, а кто слушал -- молодец"?

.        Было. Плесни-ка еще на два пальца, хозяин!

.        Ну, значит, остается последнее средство. Радикальное. Нужно Марью-ворону, как обычно в таких случаях...

.        Неужели укокошить?

.        Поцеловать, Ваня! Трижды в губы поцеловать!

.        Ворону?

.        Марьюшку!

.        Вот сам ее и целуй. А я воздержусь пока.

.        Но тогда и продолжение этой истории будет принадлежать мне.

.        Здорово! Можно будет передохнуть.

.        Но ведь без тебя нельзя!

.        Нужен буду, кликнешь! (Исчезает)

Далее начинается сказка.

 

Не удивился, если бы однажды (при определенном уровне знания) выяснилось, что Земля, собственно... плоская. И, отсюда, -- ряд практических выводов с точки зрения какой-нибудь над-структурной математики, сверх-вне-пространственной логики. В следующий момент может оказаться, что Земля покоится на трех китах. Что, предположим, идея "конца света", "предельной точки пространства", -- гениальное прозрение на заре человечества. Метафизическая подсказка. Зашифрованная формула, практическая польза которой реализуется при определенном потенциале развития человечества в частности и разума вообще. Весьма ощущаю эту возможность законного беззакония, помня, что человеческая истина сиюминутна. Зависима от уровня знания, этапов развития, от, ясное дело, храбрости.

 

Я вернусь в апрель, конечно. Через время. Постаревшим.

 

Тост.

.        Господа офицеры! Находясь на острие борьбы за экологическое совершенство, балансируя на грани пафоса отвлеченных понятий с одной стороны и коммерческой несовместимости со стороны другой, на основе совокупности живых представлений и абстрактных догм, созерцая и осмысливая глубину конкретных дел во всей широте построений на тему исторической данности, каждый из нас ощущает время, и, выражаясь словами поэта: "в тумане моря голубом, что ищет он?". Друзья! Эквивалентом смысла сегодняшнего дня выступает заокеанский доллар, который, наконец, приравнивается к традиционно одной слезе невинного младенца нашей высоконравственной Родины. Такова конклюзия сей конверзации. Надо ли, в таком случае, смотреть глубже и шире? Так содвинем объемы в честь тени отца Гамлета, которая изначально бессмертна. Ура!

 

Наш мир делают профессионалы. Красивые и ловкие, энергичные мужчины (реже бодрые девы). У них твердая рука и острый глаз. Холодный, изощренный ум. Точность, расчет, знание. Начиная некое дело, каждый просчитывает результат. Достигает итога, по возможности, в определенное время, согласно формулам и таблицам. Их деятельность -- талантливое шоу, конструктивистский праздник. Эффектный, красочный, ослепительный. Но совершенствуют и умножают окружающее -- дилетанты. Странные и не всегда приятные люди. Неуверенные в себе, нервные юноши (и, почти никогда, -- девицы). Каждый из них ежедневно сомневается чаще, чем за жизнь все вместе взятые профессионалы. Обыкновенно эти люди смешны и нелепы. В лучшем случае мы жалеем их: в своей непрактичной, далекой от точных расчетов и формул жизни, они возмутительно беззащитны! Даже в открытиях и прозрениях, которые представляются случайными и, главное, бесполезными, -- автор не умеет воспользоваться результатом очередной гениальной идеи. Результат осваивают другие. Эти, с твердой рукой, энергичные профи.

 

День был трудный, в ритме марша. Жду троллейбус я уставший. Чтоб в салоне безразмерном ренессанс ежевечерний пережить: смотреть на лица и по-гречески браниться.

 

Из письма.

"Друг мой, у Вас было трудное детство! В то время как я и родственные духом размышляли вместе с Аристотелем и Платоном, учились у Цицерона, разгуливали на страницах Плутарха и Флавия, пировали в гостях у Ювенала, и, далее, сожалея о собственном несовершенстве, через века, эпохи, идеи, оглядывались в пространствах Канта и конструкциях Гегеля, осваивая территории Соловьева и Бердяева, наконец, печалясь вместе с Кьеркегором, и приходя в отчаяние от формул Ясперса, рассуждали о формах и содержании бытия... Вы, мой друг, толкали молот на зеленой лужайке стадиона. Разумеется, это занятие имеет смысл, выраженный в метрах, ярдах, квадратных милях. А может быть, в долях здоровья и бодрого неведения. Мы готовы сочувствовать Вашему оптимизму, готовы к общению. Но Ваши простодушные, полные народного юмора остроты чересчур многочисленны и однообразны. Мы терпим Вашу агрессивную невинность из врожденной деликатности, но есть предел сочувствию к трудным обстоятельствам чьей-то молодости. Постарайтесь быть сколь возможно кратким и незаметным. Вспомните манеры Вашего школьного наставника, подходящего героя из малохудожественного сериала, вспомните любого, имеющего представление о приличном поведении. Не мечите молот острот, Вы задеваете окружающих! Остаюсь в пределах Вашего понимания. И прочее..."

 

Сказочное.

Огромный, злющий Фиг с Горы нам не известен до поры, пока он не исполнит "прыг!" в один, для нас печальный, миг.

 

Обстоятельно и в подробностях уверял окружающих, что нисколько не стесняется. И все соглашались. В частности, и вообще. И все смотрели, что было сил доброжелательно, с беззаботным выражением на лицах. Так, что даже щеки устали!

 

.        Никогда не тороплюсь с решением важных дел. Утро вечера мудренее.

.        Как это?

.        Утром решение приходит само.

.        Интересно. Поделись, пожалуйста, опытом!

.        Встаю с постели и...

.        Решение уже тут как тут?

.        Нет. Решение еще в пути. Оно где-то поблизости, рядом, но я еще не готов соответствовать.

.        И что же?

.        Иду на кухню.

.        Зачем?

.        Отрезать кусок хлеба, бросить на тарелку сала, дольку огурца, что там еще... Достать граненый стакан, плеснуть водки на два пальца... только стакан должен быть обязательно граненым, потому, что в природе все взаимосвязано, а эта форма, как подсказывает практика, соответствуя пропорциям человеческого тела, приближается к нормам совершенства. Человек с граненым стаканом в руке -- сразу не в меру гармоничен...

.        Вот как?!

.        Да! Такого рода мгновенное приближение к идеалу предполагает встречное движение, сочувствие пространства, готовность поддержать, отозваться. Гарантирует немедленное прозрение. Я выпью, закушу. И решение придет само.

.        Невероятно!

.        А ведь это я еще не умывался. Значит, пора идти в ванную, чистить зубы, освежившись, начать день.

 

Лицо мужчины поутру подобно заду кенгуру! Свое лицо рукой поймаешь, ладонью расправляя, мнешь. Как из ушедших восстаешь. Знакомишься и вспоминаешь.

 

Необозримое будущее. Остров, или изолированный город. Здесь собрались люди из прошлого -- кто-то из дня сегодняшнего, -- которым продлили жизнь. Основание для такого рода перемещения -- заслуги, талант, возможность закончить или продолжить работу, творчество, прочее существенное для человечества вообще и конкретное для отдельной личности. То, чему должны были помешать смерть или несчастный случай в своем несовершенном времени. Чтобы не нарушать естественный ход истории, люди эти "умерли" или "погибли" там, в прошлом. Видимо, каждый из "перемещенных" попадает в эти места добровольно. В определенный момент представитель Будущего появляется перед кандидатом на перемещение и объявляет о такой невероятной возможности продления жизни. До сих пор никто не отказывался. Итак, -- заповедник, колония, резервация для заслуженных предков. Собравшиеся тоскуют в чужом сегодняшнем дне. Одолевают ностальгия, пассивность, странные необъяснимые состояния. Они "закисли", не смогли преодолеть биологический барьер, срок, отпущенный каждому на активную жизнь. Бум перемещения, здесь, в необозримом будущем прошел. Справедливо считается, что идея не оправдала себя. Герой -- один из последних перемещенных, случайных безнадег. Которых некуда девать. Их презирают, жалеют, содержат, но не понимают, а может быть, особенно не хотят понять. Разница в этике, в дозах практичности, в смыслах изысканной, чувственной жизни. Далее бунт перемещенных. Желание и возможность разрушить этот стерильный, дистрофичный мир. Оказывается, что "доисторические" могут победить. Немногие -- многих.

 

Шел я однажды по улице, а навстречу... пузырек одеколона!

.        Здравствуй, -- говорит. -- Возьми меня с собой.

.        Откуда ты такой взялся?!

.        Только что из Франции.

.        Ну?

.        Точно так. Ищу кого-нибудь подходящего. Берешь?

.        Погоди, дай сообразить...

.        Да ты не сомневайся, друг! Возьми, не пожалеешь, аромат необычайный!

А я и сам чувствую, необычайный. Даже чересчур. Куда мне столько аромата?

 

Из TV программы.

6.00.Сексуальная зорька. 6.30. Музыкальные громкости. 7.00. Утреннее вот что: политические сарказмы. 8.00. Кромешная пауза. 8.35. Эротический киоск. 9.00. А ну-ка, денежки! 10.15. Сериал "На страже беззакония". 11.00. Клубок веселых и находчивых. 12.10. Репортажи из вакуума. Путешествия из Ничто в Нечто. 13.25. Театральные пошлости. 14.00. Вероятные неочевидности. 15.00. Новости сельского бесхозяйствования. 16.10. Моды от тетки Шмотки. 17.00. -- 19.00. Спортивные эманации: "Работайте бедрами, работайте!". 19.05.Вечерние глупости. 20.00. Спокойной ночи, торгаши! И так далее.

Бывает обида клубничного вида. Не меньше арбуза, на ощупь -- медуза.

А рядом -- удача чесночного вкуса. Кривляется, скачет, скулит по-собачьи.

 

Хвастались однажды.

.        У меня детишек -- пол страны. И это не предел.

.        Зато меня все знают. Я -- талант, умница, друг Пупкина-Шлюпкина. Собираюсь написать о себе книгу. Разумеется, в стихах.

.        Молчать, минусы! Разговорились. У меня -- власть и сила. Захочу...

.        А я ничего не захочу. У меня уже есть, что надо.

.        Врешь! -- возмутились все. -- Не может так быть, чтобы ты ничего не захотел!

.        Мне хватает окружающего счастья.

.        Всем не хватает, а тебе хватает? Врешь!

Удивительно, но через некоторое время выяснится, что он не врал.

 

Болезнь: вожделение к вещам. Желание получать и любоваться. Гордиться. Может быть, охладев, стремиться к следующему предмету, будь то пара башмаков, пилочка для ногтей или календарик. Страшное дело, конца-края "календарикам" не видно! Сродни неутолимому голоду. Акты торжественного насыщения. Но до этого -- охота, поиск очередного.

 

Секретная история.

Дело происходило в надежном, недоступном для посторонних глаз месте. Стояла подходящая погода. Цвели некоторые деревья, часть из которых была усыпана кисленькими, сладкими и не скажу какими на вкус сочными плодами. Подошел человек, чье имя упоминать не следует. Он, с глазами... не имею права сообщить какого цвета! С усмешкой в углу рта, характерной для личности, наделенной качествами, о которых даже страшно и задуматься, шел с тайными, но вполне положительными мыслями в направлении, никому не известном. С целью, которую никто не отгадает. И случай не заставил себя долго ждать. Какой? Придумайте сами!

 

Сильнодействующий Иванов. В разумных дозах -- бодрящий, тонизирующий. У некоторых вызывает аллергию. Хорош в сочетании с Петровой, которая нейтрализует ситуацию, поднимая потенцию. При отсутствии Сергеева, рекомендуются для общения с детьми школьного возраста. Универсальный Карабасов. В сочетании с непредсказуемым Барабасовым -- приводит к сказочному эффекту. Снимая М-стрессы, "П" и "Д" барьеры.

 

.        Я стесняюсь.

.        Кого?

.        Прохожих.

.        Стесняешься? Незнакомых людей? Случайных?

.        Именно так, незнакомых и случайных.

.        Тех, кого больше не увидишь никогда-никогда? Встреченных раз в жизни?

.        Это не меняет дела.

.        Их мнение важно?

.        Конечно.

.        Для тебя имеет значение одобрительный взгляд первого встречного Морковкина? Возмущение по поводу твоего внешнего вида до сих пор неведомой Бумажкиной, которой ты попался на глаза? Осуждение Пупкина-Шлюпкина? Его соображения на твой счет вместе с пожеланиями, пес знает, откуда взявшегося на пути Колбаскина? Разве мыслимо столько иметь в виду?

.        По возможности.

.        Да ведь им не угодишь!

.        Я пытаюсь.

.        Большее из того, на что можно рассчитывать, -- остаться незамеченным всей этой компанией. Мало ли у кого вокруг найдутся претензии, рекомендации, поправки? Рассуждения о месте, тебе положенном? О том, что и как следовало бы исполнить в первую очередь с точки зрения Колбаскина, Морковкина, Бумажкиной?

.        Ты забыл упомянуть Пупкина-Шлюпкина.

.        Не волнуйся. Пупкин-Шлюпкин -- это я.

 

Если ты поставил вопрос -- рано или поздно найдется ответ. Основная трудность -- точно спросить, сформулировать словесно то, что тебе требуется.

Все находишь, что спросил. Кроме прошлого желанья. Кроме времени и сил. И пощады за незнанье.

 

В.С. Розов:

.        Практически любого, даже самого остроумного приема не хватает надолго. Так, десяток страниц, действие-другое, в крайнем случае -- акт.

Я:

.        Стало быть, задача -- найти следующий литературный прием, кувырок, прочее. Не хватает, -- найди еще, по мере необходимости. Беда в скудости арсенала сегодняшнего художника. Мастер близок к бесконечности, потому что мастер тем более богат, чем более щедр.

 

В литературе -- если что плохо украдено, то вроде как не украдено вовсе. Так, взял взаймы. У Шекспира, Чехова. Достоевского. На время позаимствовал, и окружающие это прекрасно понимают.

Шли однажды полдюжины солдат, и еще один. Всего, стало быть, семеро. Идут, распевают песню, полдюжины, как один, в единую глотку, значит. А седьмой, -- то на барабане подыграет, то на трубе. Чтобы не скучно было. Идут, а навстречу -- дядька. Звали его Шматька.

.        Куда путь держите?

.        Куда глаза глядят.

.        Хорошее дело. А не нужен ли вам командир? Возьмите меня.

.        Попробуй. Только скажи сначала, чем заниматься будем?

.        Нападать врасплох, отнимать, побеждать и мучить всех остальных, -- отвечает дядька. -- Заставлять их трудиться. С пользой, для меня и моих друзей.

.        Нет, -- говорят солдаты. -- Нам это не нравится. Не быть тебе нашим командиром.

Огорчился дядька Шматька, да ничего не поделаешь! Поскрежетал он от злости зубами и придумал: нарисовал себе угольком усики и бородку, переоделся в другую одежду.

.        Буду, -- говорит этот бывший дядька Шматька солдатам, -- вашим командиром, чтобы защищать всех людей на свете! И чтобы, не жалея сил, помогать им!

Решили солдаты дать дядьке покомандовать.

.        Пусть, для начала, все люди на свете срочно научатся распевать вместе с моими солдатами веселую песню. Это принесет большую пользу. А каждого седьмого заставим играть на барабане или, в крайнем случае, -- на трубе. И еще, с завтрашнего дня все начнут хромать на правую ногу! -- размечтался этот дядька. -- Потому что я сам иногда хромаю на правую ногу.

.        Ну и зря! -- заметил барабанщик.

.        Тебе, барабанщик, разрешается хромать на левую ногу! -- усмехнулся дядька. -- Слушай мою команду...

 

Миша:

.        Кошка и собака -- домашние животные. А тигр -- животное, конечно, уличное.

 

Он пел среди безголосых, рисовал слепым, бегал наперегонки с безногими и хромыми, философствовал в пустыне. Затем вернулся к нам. Вместо того, чтобы задержаться в местах, более для себя комфортных.

 

Для молоденького окружения ты -- зануда, "пережиток", вообще смешон. Среди кинозвезд -- породистых женщин и мужчин, -- кажется, сер. Между интеллектуалами -- пуст. Для компании миллионеров -- нищ. Ты не достаточно любвеобилен с возлюбленной храброй, и развратен с робкой любимой. Слабак для чемпионов, но предмет зависти для раскормленных толстяков. Наконец, ты богач среди голодных и умница в кругу тупиц. Что из того? Из калейдоскопа жизненных сочетаний имей за душой нечто универсальное: среди богатеев нищ, но -- здоров и умница. Между красоток и красавцев -- талантлив. Для молодых -- богат, а уж как опытен! Найди опору для себя несовершенного. Собственно, несовершенства равняют нас, человеков. Глупый, но везучий. Умник, но -- растяпа. Здоров, как бык, но -- нищий, и, наоборот, слабый здоровьем, но -- богатей. Разумеется, в жизни партитура достоинств и недостатков богаче, но (и это главное!) мы все более-менее равны в том, что отпущено на жизнь. Если, конечно, вовремя вспомнить об этом.

 

Простая, но трудная для каждого дня мысль: есть люди, которые добрее, умней, талантливее. Или, скажем так, всегда найдется -- более сильный, богатый, счастливый. Необходимо сделать усилие, чтобы продолжить далее -- сильный добротой, богатый умом, счастливый в талантах. Человек, более заслуживающий... чего? Жизни, мира, удачи. Смысла.

 

Обида начинается где-то в груди, под сердцем, над самым желудком. Закипает, почти мгновенно поднимаясь к горлу, перехватывая его. Обида полнит и распирает, застилая глаза. И, уже от глаз, разливается волной в пространство, ударяя встречного.

 

.        Мужчина ты, наконец, или нет?!

.        Разумеется, я мужчина... но не в полном объеме.

.        Жаль.

.        Напрасно. Потому, что, если бы я был им до конца и полностью, рядом давно находилась другая женщина. Та, рядом с которой хотелось бы оставаться мужчиной.

 

Строчка хорошего стиха -- как глоток вина. Можно и нужно ощутить горечь, теплоту, терпкость. Не торопясь, цедить четверостишья, наполняя себя. Или осушить написанное залпом, чувствуя, как через короткое время, смысл захватил. Одурманив или приободрив, согревая. Как оглушил, а то и отравил.

 

Надо ли, для того, чтобы предельно ощутить что-либо -- запах хвои, дождя, осенних листьев, появление любимой женщины, вкус хлеба, радость от законченного дела, прочее, бесконечно прекрасное, -- надо ли быть "голодным"? Чтобы в наиболее полной мере почувствовать результат? Может быть, напротив, сделаться гурманом, знать множество дождей, дел, свежеиспеченных хлебов, чтобы ощутить неповторимость явления в ряду остального? Чтобы иметь право на выбор? Возможность сравнения?

 

Автоответчик:

.        Вынужден вас огорчить! Тот, кого вы сейчас разыскиваете, очень неплохо проводит время в местах, для вас недоступных.

 

ОН, ОНА:

.        ...Как скульптор, я наблюдаю мир, его реальный ракурс с поправками на абсолютные пропорции, имея в виду идеальные соотношения величин. То есть, вполне представляю, какой должна быть реальность, если бы не ряд досадных упущений.

.        По-вашему, в мире не все благополучно?

.        Вот именно. Возьмите хоть меня! Хотелось бы расшириться в плечах, убрать здесь и прибавить там. В соответствии с классическими образцами.

.        А остальных?

.        Что?

.        Остальных вы переделали бы тоже?

.        Это было бы только справедливо, на мой взгляд.

.        Скучно. Вокруг -- образчики красоты? Какое прекрасное однообразие!

.        Вам я разрешил бы остаться без изменений. Какие бы то ни было поправки вам, откровенно говоря, ни к чему.

.        Это комплимент?

.        Попытка комплимента. Несколько громоздкого, но...

Я:

Пожалуй, и в самом деле жутковато представить компанию Гераклов, Диан, Афродит. Полсотни идеально сложенных женщин, широкоплечих и узкобедрых мужчин в классических позах, -- дискобол, облокотившийся на камень, Атлант, поддерживающий небо, прочие (смотри в музеях). Гибкие, крутобедрые, светлоликие боги, богини, полубоги. И несовершенный я, глазеющий смертный.

 

.        Что вы скажете о Т., профессор?

.        Парадоксальный ум. Мы обсуждали некоторые аспекты теоретической и практической физики...

.        Проблемы, над которыми работает лаборатория?

.        В том числе и это.

.        Но профессор! Тема закрытая, строго секретная!

.        (профессор смущен) Представьте, это не пришло в голову.

.        Какое легкомыслие! И что Т.?

.        Дал понять, что ему неинтересно.

.        То есть, умело притворился. Сделал вид...

.        Ничуть. Мы говорили... на секретную тему один раз, и Т. достаточно просто, я бы сказал, чересчур убедительно объяснил, почему неинтересно то, чем занимается лаборатория. Признаться, доводы настолько безупречны, что несколько месяцев я не мог заставить себя работать. Вместе с тем Т. упомянул несколько бесспорно оригинальных идей, на реализацию которых стоило потратить часть времени, отпущенного на жизнь.

.        Вы думали об этих идеях?

.        Я размышляю о них по несколько раз на дню. К сожалению, возраст и обстоятельства не позволяют начать эксперименты такого масштаба.

.        Но почему же?!

.        Я середняк. А для этой работы необходим универсальный ум. Фантазия и храбрость, почти безрассудство.

.        Но ваше имя, профессор, заслуги...

.        Оставьте. Имя -- итог труда человека посредственного. Который кропотливо систематизирует банальные истины. Угадать, то есть предложить собственное, я, конечно, не в силах.

.        Но почему вы так считаете?

.        Из опыта, молодой человек. Разумеется, я искренне пытался сделать что-то заслуженное. Увы. Реализовать идеи Т. способен...

.        Сам Т.?

.        Кажется, вы начинаете понимать. Нужен Т. Никому другому не дано его заменить.

.        О чем вы говорили? Темы ваших бесед...

.        Философские. Жизнь, ее смысл или бессмысленность. Любовь, удача. Вера.

.        Вы, конечно, материалист, профессор?

.        В определенном смысле. Если угодно, я -- практик, допускающий существование "метафизического". Тем более, -- "идеального".

.        Как это понимать?

.        В меру интуиции, юноша. Как подсказывает инстинкт homo sapiens.

.        Ученый Вашего уровня может позволить себе оригинальность. Так сказать, флер недосказанности... изначальной неопределенности окружающих обстоятельств...

.        Полагаю, в любых обстоятельствах, весьма немного определенного. В ваших не более чем в моих.

.        А в жизни Т.?

.        Должен огорчить, молодой человек! В жизни Т. определенность отсутствует. Окружающие его обстоятельства предполагают все, что угодно. Самое фантастическое и невероятное.

.        В том числе, аморальное? Антигосударственное? Нечеловеческое?

.        Вы не поняли, юноша! В жизни Т. может случиться все, что угодно из Идеального. То есть, светлого, прогрессивного, в высшей степени целесообразного.

.        Вы уверены в собственных оценках, профессор?

.        Молодой человек, я -- ученый.

.        Да-да, с мировым именем, безупречной репутацией, я помню.

.        Я -- ученый, а ученому свойственно ошибаться. Тем более, в оценках такого бесконечно глубокого явления, как человеческая личность.

 

О том, как просил, и дано ему было открытие. Но оказался не готов. Не сумел даже почувствовать, что рядом необыкновенное, великое. И кто-то может заворачивать пирожок с мясом в бумагу со строчками гениальных стихов. Глядя в небо, на новую звезду, равнодушно отвернуться, мол, таковского в небесах не счесть! Другой умеет колоть орехи ребром скрипочки. Находясь рядом с изысканной, прекраснейшей из женщин, скучать о толстенькой подружке-кухарке. Третий даже предпочитает остаться дикарем, варваром. Так, мол, вкуснее живется.

 

Крепкий соленый огурчик заменит российскому жителю ананас, апельсин, шоколадку, прочее. Большинство из нас, русских мужчин, предпочитает водку винам, коньяку, ликерам именно потому, что в перспективе -- огурчик. Собственно, огурец настолько хорош, что в некоторых случаях можно и нужно пить "вприглядку", не трогая его хрустящую плоть. Частенько русский выпивоха занюхивает огурцом очередную стопку. Ароматы укропа, чеснока, влажный дух рассола из деревянной бочки -- национальные изыски, недоступные иноземцу.

 

И.С.:

.        Есть у меня два десятка на случай сочиненных стихов. Посылаю первое, мол, ах, что происходит, не пойму. Совсем потерялся с некоторых пор. Отправляю второе, там, где о прекрасной незнакомке. Здесь уже, так и так, сознаю, что случилось, но поделать ничего не могу, судьба. Следующее -- через пару недель -- о том, что снится, о несбыточных мечтах, жарких объятиях. О возможности невинных поцелуев. Одновременно назначаю свидание. Если объект... мало ли что, поссорился с мужем, или просто в лирическом настроении, -- дело верное. Если нет, посылаю стихи о том, как страдаю. Пару месяцев можно "помучиться". Если по-прежнему результат нулевой -- ищу другой объект. Начинаю со стихов, где "ах, что происходит, не пойму". А по первому адресу шлю время от времени что-нибудь лирическое. Про березки, елочки, чуть тоскливое, мол, вдруг, у нас однажды что-то и сложится?

История могла бы называться "Метод" или "Соловей".

 

Пустая и, кажется, слишком большая комната. Темные обои кое-где сорваны. Блистает лампочка без абажура, и потому, свет назойлив, вошедшие (двое мужчин и женщина) щурятся. Один из мужчин принес несколько тоненьких, дрянных одеял, простыни, подушку. Ушел и скоро вернулся с кухонным табуретом (который заменит стол), стульями. В комнате остаются Он и Она. Он достает из портфеля закуски, застелив газетой табурет, расставляет еду. Эхо от шагов, эхо от слов. Он:

.        Особенных удобств я не обещал. Из этой комнаты выехали жильцы. Далее предполагается ремонт. Поселится кто-нибудь следующий. Пока суд да дело -- комната наша. Хоть бы и на одну ночь. Временное, так сказать, пристанище. Стоянка. Приют. Чертоги любви, как принято выражаться у поэтов. Кстати, тебе не хочется меня обнять? (Пауза) Согласен, всему свое время. (Пауза) Вот, ты считаешь, комната не хороша... или как? Хотя выбирать не приходится. Что поделаешь? Мой сослуживец, подчиненный, сказать точнее, оказался настолько любезен... Я просил его не мешать. Предоставить помещение и исчезнуть. Так, что без стука нас не потревожат. Можешь не беспокоиться. Прошу к столу! Необходимо подкрепиться перед ночью, так сказать, бескрайней любви.

Рабочее название "Кто-нибудь следующий".

Боровско-Пафнутьевский монастырь. Реставрационные работы. Келья Аввакума -- ни разогнуться, ни вздохнуть. Жутко представить: протопоп на цепи. Дни и дни, проведенные за решеткой. Битый кирпич во дворе. Стены, амбразуры. Пахнет сухим деревом. Пять крестов собора. На свежем воздухе -- душно. В трапезной -- прохладно, просторно, белые потолки дугой. Позже проезжали мимо церкви, кресты которой покосились. Странные лица вокруг: длинный нос, пустые глаза. Горбунья, животастый молодчик с окороками-ручищами, седой красавец без подбородка, женщина с толстой шеей и пузырями груди. Старик с глазами, что утонули, кажется, до самого затылка, -- он из прошлого века, оттуда, из кельи, с цепи.

 

Геленджик. Поздний вечер. Двухэтажный домик. Я -- на втором этаже. Позвякивая мелочью, играют в карты там, за тонкой перегородочкой, переговариваются шепотом (чтобы не мешать!) -- "совестливые" соседи, семья из Киева. Другие соседи -- "бессовестные" (сборная тридцатилетних девиц из многих городов), -- в голос хихикают с ухажерами, которые, в свою очередь, многообещающе похохатывают. Так, что стенки дрожат. "Тихая" соседка -- дама лет сорока -- палит электрическую лампочку на балконе. Вздыхает время от времени призывно, протяжно и горько. Трудный выдох этот сползает в ночь, к стволам кипарисов. И далее, на дорогу, подсвеченную тусклыми фонарями, в тень, к скамейкам, на которых присели пары влюбленных. Кажется, вздыхает кто-то большой. Так, должно быть, вслух мучается трансформаторная будка, киоск с прохладительными напитками. Хочется немедленно прийти на помощь.

 

В некотором нескучном государстве, раз в год, тому вот уже как триста лет, кого-нибудь из подходящих господ или сударынь заряжали в пушку, -- старинную, громоздкую, толстозадую. И выстреливали. Считалось редкой удачей, если человек без следа пропадал. Все радовались и говорили, мол, еще один из наших заслуженных современников путешествует в краях иных. Имя этого человека записывали в золотую книгу. На городской площади ставили новенький памятник, ему, который удостоился перейти границу и прогуливался теперь в потусторонних местах. В пространствах, откуда не возвращаются, настолько, видимо, там чудесно и приятно (хотя, кто знает, как оно на самом деле?). А если человек оказывался неподходящим, его разрывало на кусочки. Народ сожалел. Рассуждая, мол, запредельные странствия, увы, этому кандидату оказались противопоказаны. Силы воли, или, там, выдержки не хватило. Таланта нет. Или не готов морально. Его имя тоже записывалось в книгу, другую, с металлическими страницами. К сожалению, последние пятьдесят лет никто в потусторонние дали отправиться не сумел. Хотя смельчаки в стране оставались. Пушкарь, он же заряжающий, наводчик и главный смотритель пушки, вычищал ее изнутри и снаружи раз в год, после каждого из пятидесяти неудачных выстрелов. А еще чистил, матушку кормилицу, деньгиприносилицу и работодавку по пятницам. Перед тем как приходили желающие поглазеть, поговорить, а то и посоветоваться в трудном случае. За умеренную плату разрешалось приложить ухо к медному бедру пушки. И если что-нибудь услышишь, значит, ты славный малый. А если нет -- берегись. Задумайся и оглядись. Может, поймешь, в чем и где твои ошибки. Между прочим, пушка говорила негромким задушевным голосом. И всегда для тебя одного. Но ошибается тот, кто думает, что матушка была неразговорчива. Некоторым выпадало счастье получить удивительный совет или выслушать философское рассуждение, а то даже историю, или эссе. Многие потом пересказывали услышанное (за отдельную плату, разумеется). Кое-кто в стихах и на музыку. Никто не ожидал, что в один прекрасный день матушка-пушка начнет... возвращать из потусторонних странствий тех, кому посчастливилось бесследно исчезнуть много лет тому назад. Один за другим явились пятеро, имена и героическая жизнь которых была известна каждому школьнику. Можно без преувеличения сказать, что на примере этих людей воспитано не одно поколение молодежи. На многочисленные вопросы о том, что же происходит в потусторонних мирах, герои дружно молчали. Только одна из них -- горбатая старушка -- мрачно улыбалась и покачивала головой. В той или иной степени прибывшие разочаровывали. Один ростом не вышел, другой -- красномордый, с оттопыренными ушами и носом-пуговкой, третий хромает. Еще была девушка с узенькими глазами на плоском бледном лице, ямочкой на подбородке. И горбатая старуха, которая, как мы говорили, улыбалась что-то чересчур мрачно. В общем, воплощенные в камне, там, на памятной площади, герои выглядели намного значительней. Оказавшись, наконец, дома, они чрезвычайно обрадовались. Устроили торжественную встречу этих пятерых, которая закончилась пьяным скандалом. К общему недоумению и печали, герои передрались между собой. А еще через несколько дней выяснилось, что потусторонние гости -- совершенно аморальные типы! Пьют, горланят песни, являются в гости без всякого приглашения. Засматриваются на чужих жен и невест. От них стали прятаться, но это получалось плохо. Бесцеремонные "герои" совершали самые непредсказуемые и отвратительные поступки. А если кто-то из людей обыкновенных был не согласен, дело кончалось дракой. И, поскольку, эти, "из пушки", были безжалостны к себе и к остальным, драки заканчивались в их пользу. Стали думать в том государстве, что делать. От вторичного путешествия в потусторонние миры герои категорически отказались. Ну так что же? Может быть, отловить их по одному, засунуть в глубины матушки-пушки, да и запулить куда подальше?

Здесь начнется история, которая может называться "Потусторонние миры".

 

Молоденький Миша упал в первую весеннюю траву:

.        Травушка ты моя хорошая! Как же я по тебе соскучился! Какой же ты -- самый лучший и красивый цветок!

 

Комната полна мусора. Здесь играл мой сын. Обрывки газеты, куски дерева, детали конструктора... прочий, как мне кажется, хлам. Но для него в этом мусоре -- определенный смысл, мне и окружающим недоступный. Зачем же рушить его? Заменять привычным, собственным? Пусть соединяет то, для себя подходящее, что находит. Учится игре в сложение. Пусть осваивает монтаж как таковой. Рано или поздно этот навык понадобится. Когда придется строить из слов, красок или формул. Из поступков и решений.

 

За детство насчитаю полтора десятка игрушек. Таких сегодня у Миши -- полторы сотни. Люблю спать на полу, сидеть, опершись спиной о стену. Думаю, что Миша со временем предпочтет кресло. Первые наручные часы мне купили в восьмом классе, считалось, что родители балуют. Мой ребенок начал школу при часах. Надеюсь, это помогло ему построить насыщенный событиями день. Учась в школе, я все еще верил, что найден в капусте. Мой сын имеет понятие о деторождении. Он знает сегодня более о бесконечном остальном. Счастливое неведение отступает, выходящий в мир человек торопливо приобщается к общим играм. Плохо это? Думаю, что это может к плохому привести. Время, когда молоденькая личность должна успеть сформулировать ряд обязательных вопросов, период этот резко сократился. Однако каждому из нас следует однажды спросить себя -- "зачем я есть", "как я есть" и, может быть, много позже, "благо или наказание то, что я есть". Но вопросам надлежит созреть, а для этого необходима свобода. В том числе и от информации, которая становится агрессивной. Учится нападать и подчинять.

 

Иногда Миша совершает проступки. Я должен наказать его. Во всяком случае, это только что обещано вслух. Он ждет и, кажется, согласен получить заслуженную трепку. Проходит время. Наказание как-то само собой отступает, стирается, сходит на нет. Я опять оказался несостоятельным родителем. Что надо бы сказать ему по этому поводу (чего, разумеется, произнесено не было):

.        Видишь ли, сын, для того, чтобы исполнить обещанное, требуется такое серьезное усилие... Здесь приходит рифма "насилие". Дабы заставить себя сделаться строгим, может быть, даже непреклонным воспитателем и суровым учителем... Приходит рифма "мучителем"! В общем, чтобы наказать собственного сына, нужно, оказывается, так комкать и преодолевать себя, настолько пыжить, что приходится отменить наказание из чувства самосохранения! Того и гляди разорвешься. Приходится оставаться слабаком.

Чего бы я хотел для Мишути, что пожелал бы ему, скажем, на первую четверть жизни? Умений и навыков. Научиться слышать, то есть, воспитать себя достаточно чутким, уметь отличать гармонию от качественно иного, искать ее, чтобы длить. И, далее, стать, наконец, достаточно храбрым, пытаясь складывать доли гармонии. Я пожелал бы ему прозреть однажды на тона, полутона, сочетания. Хотя приходится иметь в виду, что рекорды, первенства, достижения не приносят счастья. Сверхчуткому больно от малейшего несовершенства, для сверхсильного мир хрупок, ему нет места в непрочном окружающем. Состояться первым -- значит сделаться первым из (на выбор -- трехногих, длинноруких или двугорбых) тех, которым, может быть, еще только предстоит заполнить мир (сменив сегодняшних худых, низеньких ростом, в меру нечутких, прочих). Серьезный Дар -- это ответственность (весьма обременительная с точки зрения окружающих, почти болезнь), за которую не платят денег. Частенько не с кем разделить результат. Не так ли, господа и дамы (из состоявшихся)?

Ночь. Каждый спит в собственном пространстве, счастье и заботах, бедах и надеждах. На столе -- Мишин выпавший молочный зуб. То, что взрастили вместе, что было необходимо, а теперь не нужно. На улице дождь, туман и сырая свежесть. Хочется вдыхать, удерживая в себе хотя бы часть этой свежести. Потому, что я сам, увы, далеко не свежесть. Я -- как Мишин молочный зуб, который рано или поздно будет ненужным, хотя сегодня еще необходим. Но какое разное у нас счастье! И только болит, пожалуй, одинаково. Это понятно и похоже. Разделимо и сопереживаемо.

 

Часто я думаю о том (часто я так ощущаю), что мое ночное писание за столом, собственно, каждодневное бодрствование последних лет с листом бумаги и карандашом -- добровольное, с нетерпением ожидаемое, счастливое в результате время, -- реально дано для того, чтобы раз или два за отпущенную ночь поправить Мишуте одеяло. Заметив, что моему сыну душно, приоткрыть (или, напротив, вовремя захлопнуть) форточку. Это время, когда позволено молиться за него, за нас, просить Милосердия. Остальное -- не есть ли способ, или, сказать, форма времяпрепровождения, возможность занять себя нескучным делом? Ведь должен наставник, родитель, наблюдатель -- кем я еще могу быть? -- должен этот я занять чем-то относительно полезным свободное от наблюдений время?

 

Апрель 94-го. Вчера провожал двенадцатилетнего Мишу на первое (мне известное) в его жизни свидание. Подружку зовут Л. За два дня до этого она прислала записку с приглашением. Итак, я собираюсь на работу, Миша, пряча глаза, опасаясь насмешек, сообщает о свидании. Я серьезен: свидание -- дело житейское. У него есть десять минут, чтобы собраться. Мы торопимся. Он чистит зубы, на всякий случай присаживается в туалете. Потом мы чистим его башмаки -- по штуке на брата. Я предлагаю угостить девушку тортом (за день до этого Миша испек первый и, надеюсь, не последний в своей жизни торт, что заслуживает восторгов, но речь не об этом). Мишутя заворачивает торт в фольгу, я предполагаю, что девушка захочет пить после сладкого, выдаю деньги на колу. Далее ухожу на работу, встречаемся вечером. Обоюдное желание разделить случившееся. Миша взволнован, глаза горят. В углах рта -- странная, не виданная до сих пор улыбка. Его рассказ начинается с вопроса:

.        Они все опаздывают?

.        Бывает, -- отвечаю осторожно. -- Во всяком случае, нужно быть к этому готовым.

Гуляли по Крылатским холмам, собирали березовые почки для бабушки Л.

.        О чем говорили?

.        О школе, учителях.

Торт понравился Л., в свою очередь, она принесла две конфеты. Пили газированную воду. Лазали по деревьям. Миша с опаской:

.        Я даже на дерево залез, -- и честно признался, -- Она, правда, забралась выше.

.        Ты не любишь лазать по деревьям?

.        Я тяжелый, она -- худенькая. Подо мной ветки гнутся, но я все-таки лез.

 

Шли с Сашей Л. и говорили о жадности. Я вспомнил "стыдное". Как в двенадцать лет, на даче, бросил в лицо двоюродной сестре упрек в том, что она "спокойненько" съела три первые, выращенные всей семьей (без участия сестры), долгожданные ягоды клубники. Саша рассказал, как однажды, будучи молодым человеком, стоял в очереди театрального буфета с немногими деньгами в кошельке. Как увидел рядом, под ногами у всех бумажную купюру. Оглядевшись, переступая ногами, добрался до нее. Сделав вид, что шнурует ботинок, подхватил денежку. Нам двоим было стыдно непроходящим с детства стыдом. Оба мы запомнили свое первое искушение, первый моральный проигрыш. Начались же такого рода воспоминания с того, что Миша, которому нужно было разделить три яблока, отдал самое большое А., второе Саше, третье (я отказался), и самое малое, взял сам. Это его победа? Над желанием, над собой, в пользу ближнего? Или итог воспитания? Хорошо выученный урок, который поможет выработать привычку жертвовать своим для рядом живущего? Насколько правильно мы, родители, поступаем, вырабатывая такого рода навыки в наше, мягко сказать, неласковое время? Может быть, верней научить его кусаться? Так или иначе, дело сделано. Время покажет, как.

Август 97-го. Дача, ночь, где-то 3.30. Просыпаюсь... показалось сквозь сон, что Миша (ему пятнадцать лет) вышел и... оглядываюсь, нет его! Обошел комнаты, выхожу за дверь. Мысли: лунатизм (сегодня вечером, помнится, наблюдал полную луну)? Зачем и почему можно уйти в это время? На улице жутковато: серый рассвет, низкие, чуть с подсветом облака, почти ничего не видно. В которую сторону идти, где искать его? Топаю на перекресток. Думаю о метафизическом. В конце одной из улиц -- силуэтами Миша и... девушка! Самое естественное, что могло случиться -- он отправился на свидание.

.        Проводи девушку и возвращайся! -- как мне кажется "железным" голосом требую я и, когда он, исполнив это, возвратился. -- Что вы делали... ночью... -- (идиотский вопрос!) -- в такую погоду... вдвоем! -- (что я несу?!) -- Почему вы решили встретиться ночью? -- (ох, эта родительская "дубоватость"! Или, может быть, "дубоватость" фамильная?).

.        Но ты бы меня не отпустил, -- справедливо вздыхает он, -- а мы договорились встретиться именно ночью. Договорились давно, все случая не было.

Он пытается стать мужчиной, а пути, кажется, похожи: нарушение разного рода запретов. Варианты ситуаций, пробы с ошибками и открытиями. Надо ли останавливать? Да и возможно ли остановить? Другой вопрос, как облегчить "опыты" деликатной, по возможности, информацией. Для этого необходимо встречное желание и доверие,

которое я... заслужил ли? Кстати, что бы я делал, если бы не встретил Мишу (он был бы на другой улице, в тени, в сарае каком-нибудь и т.д.)? Побежал в милицию? Разгуливал бы по поселку? Орал бы на весь белый свет? Исполнял прочее, такое же "остроумное"?

 

Что такое счастье? Как это?

Звоню Мишуте, договариваюсь о вечерней встрече. Через полчаса он перезванивает.

.        У тебя голос грустный. Что-то случилось?

.        Нет, все в порядке. Тебе показалось.

.        Ладно. Значит, до встречи.

Ну, я удивился. Потом представил себе, как он полчаса тревожится насчет оттенков моего голоса. Как, наконец, решает перезвонить. Удивительно, насколько я счастлив!

 

В переполненный тамбур электрички вваливается пьяный тип. Курит в лицо гражданам пассажирам, хрипит. Начинает пулять матом. Так, в пространство. Все молчат. Тип сплевывает на пол, и вот, сейчас, кого-то заденет! Наконец, плюет под ноги человеку в кепке.

.        Вы уронили, -- сообщает человек в кепке.

.        М-м-м?! -- таращится пьяный.

.        Подберите, что вывалилось. А то я буду вынужден помочь.

К общему удивлению, тип, опустившись на колени, трет рукавом пол.

 

Ты живешь как трава, только хуже. Потому, что трава выделяет кислород, а ты -- куришь, гадишь, ломаешь. Производные твоего ума и таланта могут быть опасны. И, прежде всего, тебе самому. Ты -- невероятно ядовитое существо, что умеет отравить самого себя. Что способно закиснуть в личных придумках. Как всякая сила без разума и культуры, без Божественной Искры.

 

Однажды приходится решать: хочешь ли ты быть чем-то более растения -- зверя -- булыжника, остального, изначально заложенного природой. Здесь надо бы заметить, что существовать растением -- зверем -- булыжником естественно. Но -- быть булыжником, и только?

 

"Каждому -- свое", а некоторым, -- и мое тоже!

 

Как это ни странно, начал с того, что определил отношение к одежде -- еде -- вообще комфорту, как достаточно умеренное: надо -- взял, по возможности. Где? На полке магазина, в шкафу, прочих местах. Но взял, не затрудняя себя поисками. А если не взял, -- обошелся немногим, из того, что уже имеется. Без эмоций. Материальное должно сопутствовать, не отвлекая. Но еда -- обязательна от природы. Да и без башмаков в непогоду холодно. Однако неудобно жить для того, чтобы запастись очередным элементарным.

.        Деньги -- самый больной вопрос.

.        У меня не так.

.        А как у тебя?

.        Как пописать. Надо, -- освободился, если природа требует. Не более.

.        Но иногда очень хочется, а пописать негде! Или нечем.

.        Значит, для тебя -- этот вопрос и в самом деле "больной". Прими мои соболезнования.

 

Старый боевой конь. Почетно. Заслуженный бойцовый слон. Благородно. Пожилой вояка орел. Еще и благородно. Старый боевой таракан... никак. Или, может быть, даже неприятно. Старый боевой козел -- смешно. И безнадежно: козел до старости. Позвольте, однако! Что ж ему, рогатому, в преклонные года парить орлом? Козел, он -- до боевой своей старости, и есть -- козел. До времени, когда особенно смешно жить "козлиной" логикой. Или скажем так: не надо было, голубчик, выбирать "козлиную" мораль! Иначе получишь итогом "старого боевого козла", змея, а то и клопа, в крайнем случае, -- таракана.

 

Таблички с надписью:

"Ушла в штопор". "Извините, у нас война". "Улетаю, но вернусь к ужину". "Закрыто на банкет". "Человек -- это звучит... горько". "Добро пожаловаться!". "Скажи мысль, легче станет!". "Курение опасно для вашего бюджета". "Поэт! Читатель вас заметил и, задремав, благословил". "Храните совесть в сберегательном банке!".

 

Знание, конечно, не тот объем информации, который предъявляется по первому требованию. Знание это ощущение, чувственная способность отличить истину от рядом стоящего, ложного. Знание там, внутри. Оно -- озарение, интуиция или внутренний голос, форма толкования, на выбор. Палитра истин, из которых позволено сложить законченную картинку. При известных усилиях, разумеется.

 

Итак, времени -- нет, пространства -- нет. Скажем так: "время" и "пространство" -- категории логические, чувственные, существующие внутри и вокруг нас как условие бытия. Которое (бытие это), в свою очередь, замкнуто, ограниченно единственно всеобщей категорией, существующей "за" и "вне" реальности. Тем, что именуется (вероятно, достаточно приблизительно), как Истина. Данная нам реальность существует искусственно замкнуто во времени и пространстве до тех пор, пока необходимый потенциал Истины... "не созреет", -- другого аналога для толкования сути явления не нахожу! Живущему дано прибавить (разрешается всего лишь дополнить чем-либо уже имеющееся) к общечеловеческому объему Истины или -- на выбор -- остаться пустышкой. Движение одностороннее, процесс необратим. Результат нетленен, пассивен до времени абсолютного набора элементов. После чего -- качественный переход.

 

.        Кто это?

.        О! -- с дрожью в голосе откликнулся В.

Здесь как будто, следовало услышать, что перед нами незаурядная личность, характер. Проникновенный музыкант, парадоксальный ум, художник или тонкий поэт, сочинения которого значительны содержанием, глубоки по смыслу. Знакомство с ним продлевает жизнь старушкам, воодушевляет молодежь, гармонизирует окружающее всеобщее.

.        Это Петр... -- с дрожью в голосе продолжал В. -- Он торгует бараниной на Рижском рынке. В начале прошлого месяца купил пляж в Крыму -- шестьсот метров территории.

Старушки млеют, дети имеют пример для подражания, окружающее всеобщее ежится, содрогаясь от почтенья.

 

Нынешний абсурд -- не отвернуться -- со всех сторон! По одной из программ радио, к примеру, совершенно серьезно, азартно даже, предлагают упаковку жвачки или футболку, за то, чтобы слушатель ... повыл волком в прямом эфире! Ведущий компетентно определит, кто воет лучше. А именно, честнее, искренней... нечеловечней, что ли. В результате? Таких среди нас не имеется? Как бы не так! Желающим числа нет. В эфире воет господин, которому по праву полагается сразу две майки и пара жвачек. Потом следующий, зверская сущность которого вне сомненья. Вечером того же дня по TV -- игра, где участники запускают детский волчок. У кого дольше крутится -- выигрывает телевизор. Далее понятно: тот, кто выиграл, пришел домой. Засветил новенький голубой экран, наблюдая братьев по разуму, запускающих волчки. Или глядя, как по другой программе лихой костолом, а то и мускулистый палач разными способами, изящно, смешно или из последних сил, драматично уничтожает, приканчивает, изводит окружающих в течение нескольких серий. Кто, хотелось бы знать, такое придумывает?

 

Персонажи:

СИЛАЧ (мускулы с футбольный мяч!) с глазами зайчика. УЧИТЕЛЬ младших классов с волчьим оскалом. ЧЕРВЯК -- худой очкарик с крыльями на спине (мотылек то есть).

И роли второго плана:

Король Фиг Вам, граф Хрюмстер, барон Задрыга, палач (хоть плачь!), принцесса Мяу, принц Реликт, служанка -- милашка Цаца.

 

Иду я ночной улицей. Случайно поднял голову вверх... мать честная! Между небом и землей -- девушка в ступе с метлой в руках.

.        А туда ли ты торопишься? -- спрашивает. И делает метлой вот так: чертит в воздухе вопросительный знак. -- В нужную ли сторону бежишь?

И пропала. Но вопросительный знак сохранился! В чистейшем звездном небе, над самой луной -- плывет, представьте себе, белое облако загогулиной вопроса.

 

Шел, ощущая в себе некоторое... "не здесь присутствие". Я бы даже сказал, "ну, так и что ж!-ность".

 

В. Розов:

.        Есть критики, которые добиваются того, чтобы мы были в писании такими, как они хотят.

Драма (писание вообще) -- дело колдовское. Критика -- трактовка, оценка, попытки объяснения колдовства. И что интересно, персонажей драмы нельзя разграничить: одни радуются, другие страдают. Нет! Сочетается несочетаемое. Замес судьбы изощрен, богат вариантами. Хотя, существуют формулы, стереотипы, приближения.

 

... Дар блекнет. Дважды не дано... И выдыхаются поэты, как выдыхается вино!

 

Отрывок из трактата "О бесконечности познания".

... таким образом, каждому из нас необходимо трудолюбиво чирикать. Пытаться достойно пройти путь от простейшего "чирика" к первому нелегкому, но заслуженному "кар-кару". И дальше. Смелее, вперед. К вершинам почти недосягаемого "и-го-го". А там, кто подскажет, что там и какое? Допускаю, путь к совершенству продолжается и далее тех мест...

 

Живущим свойственно забывать о том, каким храбрым сделался однажды А. Что Б., преодолев себя, сумел на какое-то, хоть бы и недолгое время, быть сострадательным и щедрым. Как С. рисковал жизнью, готовился умереть за доброе дело, но, к счастью, и дело исполнил, и в живых остался. Мы относимся к человеку с привычным холодком, судим его добродетели "по среднему" уровню. А надо бы? По высшим точкам неожиданных порывов и сознательных действий, которые должны считаться достижениями. У каждого своя планка, ступень, итог. Жить правильно, то есть, по возможности этично (в рамках Заповедей, к примеру), -- подвиг. Или талант, дарованный с рожденья. Мы, люди средние, в лучшем случае каждодневно корректируем свое поведение. Пытаемся хотя бы иметь в виду, что надо стремиться к моральным идеалам.

 

Мил дружок мал. Тем крепче мил, чем больше мал.

 

Писатель умеет вкусно напомнить, открыть, передать. Исполнить из того, что существует вокруг частями. Написанное возможно ощутить, в редких удачных случаях -- пережить заново. Пишущий соединяет несоединимое, строит и живет в мирах, которые выбирает. Он взлетает или разгуливает под водой, зацветает к весне и сбрасывает кожу... к примеру, по четвергам. Он многорук, всесилен и одинок перед листом бумаги. И это может быть скучно и неинтересно читателю. Чьи-то взлеты, падения, сбрасывание шкурок... надо, чтобы эти пространства захотелось посетить. Чтобы они стали желанными.

 

Сосняк. Холодок за воротом и в перчатках. Деревья с не зимними, чересчур зелеными и длинными иглами. Поблескивает заледенелая тропа в сторону дачи. Снега немного, по краям узенькой дорожки торчит желтая, почти белесая трава, как венчик седых, даже желтых от времени волос на лысине старика. Наконец, показался ряд сереньких, хлипких штакетин забора. Далее -- подмосковный сад -- корявые стволы яблонь, тощие прутики вишен и слив. Несколько замерзших плодов на ветках. Срываешь и кладешь в рот ледышку. А она -- сладкая с мякотью и вкусом сливы. То же с почерневшим мороженым яблоком: отстругиваешь зубами ленточку, пластину. Размораживаешь во рту. Тишина, в дачном поселке -- я один. Жилища до времени брошены, похожи на стоптанные башмаки, поношенную одежку. Почти невозможно представить, что кому-то все это еще понадобится. Где-то захрипела ворона. День узенький, небо съежилось. Нахохлился и я: доля тепла, под скорлупой куртки.

 

Художники, конечно, отличаются друг от друга тем, что один -- демонстрирует, отражает, сколь получится, точно копируя человеческое лицо, дождь, цветы, прочее. А другой -- растит эти цветы на холсте, знакомится с человеческим лицом, вспоминает сырость, сегодняшние капли. Художник глазеет сам, приглашая желающих присоединиться.

 

Среди прочих в искусстве и такой закон: никаких законов!

 

В литературу, театр, музыку уходишь, чтобы приобрести. Вернуться с чем-то почти неуловимым, но определенно необходимым для дальнейшего. С TV другое. Там оставляешь. Тебя, кажется, ненавязчиво ограбили на пару часов внимания, реже, ощущений. Но, увы, в лучшем случае, не предложили ничего взамен, а в случае худшем, наполнили такой дребеденью, мусором, чепухой! Требуется время, чтобы прийти в себя. Вспомнить, какой ты, собственно, был до того, как приклеился к голубому пузырю.

 

Хотелось бы собирать цветы, а не монеты. Смотреть в глаза, не в перекрест прицела. Найти счастливую минутку, а не червонец. Однако не откажусь в счастливую минутку найти червонец! Думаю, предпочел, чтобы украли у меня, но, удержавшись, не украл бы сам. Хотел бы любить, а не быть любимым. Наверное, выбрал бы знать и не уметь, вместо -- уметь, но не знать. Отсюда, для меня главнее понять новенькое, чем, воплотив известное, взять от него практически, материально.

 

На территории Института Атомной Энергии встретились в годы "перестройки" молодой научный сотрудник и бывший его преподаватель, доктор наук, профессор.

.        Как поживаете? -- спрашивает профессор.

.        Хреново! -- отвечает молодой человек.

.        Хреново? -- искренне удивляется профессор. -- Голубчик, вы -- оптимист!

 

Хватает ума, чтобы время от времени понимать: ума не хватает!

 

Это роскошь, голубчик-умница, о себе самом честно задуматься! Что ни день -- посторонним наполнен. Ты опять забыт. Не был вспомнен.

 

Станислав К., подняв рюмку, произнес тост:

.        Хорошо быть артистом! Если бы не спектакли и репетиции...

 

Еще тост:

.        Что самое главное в нашей работе? Разумеется, мое здоровье! Так выпьем же... и т.д.

 

Н. рассказала про Институт Физкультуры, который в свое время закончила. Лекции по анатомии человека читает дама знающая, влюбленная в свой предмет, кандидат наук. Через несколько занятий, она приходит в отчаяние от равнодушия, откровенного пренебрежения аудитории.

.        Вы -- тупые приматы! -- не сдержавшись, объявляет преподаватель.

.        Кто такие приматы? -- лениво интересуется один из студентов.

Преподаватель почти счастлива! Коротко и емко она рассказывает о приматах, которые в определенных условиях ленивы и тупы. Слушатели, кажется, впервые задумались.

Двое командировочных случайно сошлись в гостиничном номере. Ночью выясняется, что один из них громоподобно храпит.

.        Ну, ты и храпишь! -- вслух возмущается другой.

.        Хочешь заснуть -- спи, а не прислушивайся... -- сквозь сон и храп откликается первый.

 

Проплывала рота шпротов, каждый, в рот набравши воду. Рота рыбьего народа. Мало или много это? Целый день ищу ответа: рота шпротов проплывала, много это или мало? Молча думаю, как шпрот, чей водой наполнен рот.

И т.д., пока день, полный размышлений, не закончится. Лужицы моих и чужих размышлений, объединившись, бегут ручьями в ближайший приток реки. Которая, в свою очередь, впадает в озеро или море фантазий и дум. Наконец, где-то у горизонта плещутся уже разливанные океаны размышлений всеобщих. Иногда там можно и нужно с большим удовольствием поплавать. Рекомендую!

 

Однажды вечером категорически заявил сам себе:

.        Надо заработать денег! Срочно.

Вздохнув, осадил себя:

.        А помнишь ли, что ты не умеешь этого делать?

Поразмыслив еще, нашел компромиссный вариант:

.        Неплохо было бы попробовать.

Наконец, подумав, пришел к выводу:

.        Я ищу, в сущности, небольшую сумму. Взять ее негде. Но главное, не растерять правильный порыв!

К утру порыв растерял. Утро вечера мудренее.

Любимая, не прячь глаза! Поэт богат, но легковесен. Всего имущества: я сам, да пара Богом данных песен.

 

Ж. Поль Сартр:

.        Мысль о движении -- есть начало этого движения.

Видимо, отсюда следует, что мысль об остановке -- есть признак, начало построения самой остановки. Первый "звоночек".

 

За тотальной суетой должны появиться люди, проживающие реально, то есть, просто и достойно. Умы и сердца, не замороченные потребностью обязательных приобретений, оценившие истинные и всеобщие Дары этой жизни: счастье познания, ощущения -- в чистых, без стимуляторов проявлениях, время, отданное созерцанию, прочее реально данное. То, что позволяет приблизиться к Богу. Служить таким образом. С открытыми глазами и без страха. Без зависти, что туманит и морочит. Без обиды и зла, которые низводят и тормозят. И здесь снова о том, что счастье дано каждому. Видеть, дышать, знать и ощущать листья осени, солнце или дожди, радость встречи... Нужно уметь допустить все это в себя. Вовремя распахнуться.

 

Сколь получится осторожно и с уважением: может быть, нам, обыкновенным, тем, кому не дано большего, достаточно ощущения того, чему Он учил? Достаточно веры в это необъятное, и честных усилий на то, чтобы приблизиться к нравственным Идеалам в повседневной жизни? Может быть, внимание должно полностью сосредоточиться на нашем соответствии (чаще, увы, несоответствии!) с нормами этики? А поиски доказательств, попытки истолкования идей, ситуаций, возможностей, результатов, остального, из чего слагается Истина, усилия такого рода, -- судьба избранных, особенно храбрых. Это их труд, путь. Изначальное преимущество, которое Дано. Представляется так: ты чувствуешь частицу Истинного. Пытаешься приблизиться. Если случилось -- счастлив. Не произошло? Пытаешься заново.

 

Обстоятельства требуют, время от времени, недвусмысленного выбора. Решения, которое явится причиной дальнейшего продолжения судьбы. Следствиями этого выбора будет формирование новых обстоятельств, с последующим выбором. Как научиться различать признаки очередного качественного изменения? Чтобы предвидеть момент сдвига того, что у Кастанеды именуется (в одной из книг) "точкой сборки".

 

Я из тех, кто давно знает (многократно убеждался): если правильно сформулировать вопрос, ответ приходит сам по себе. Рано или поздно. В самой неожиданной форме, но всегда недвусмысленно. Иногда достаточно жестко и сразу, чаще -- долей от целого. Чтоб не лопнул от впечатлений. Надо быть внимательным, услышать, когда тебе отвечают. И храбрым, чтобы осмыслить суть ответа.

 

Жизнь -- от игрушки к игрушке. От мороженого к петушку на палочке, далее, к поцелуйчикам на морозе, в модную рубаху и штаны клеш, к аплодисментам, зависти окружающих, престижному образованию, умению с напыщенным видом повторять чужие мысли, пересказывать факты, рассуждать о далеких событиях и незнакомых идеях, без оснований судить чью-то жизнь, заниматься прочим, вполне ничтожным. С возвратом к реальным ценностям, к основе, к тому, что случилось так легкомысленно разбазарить, к желанию простоты, здоровья. К прекрасному в природе и тому, что существует для людей в формах творчества. Разумеется, такого рода движение может прерваться на каком-то этапе. Чтобы оставшуюся жизнь человек сколь угодно горячо и упрямо добивался, к примеру, аплодисментов, не в силах представить ничего помимо.

 

Однажды с трудом просыпался. Утро стояло сереньким, промозглым. Помнится, в полусне лениво уговаривал себя, доказывая необходимость начать рабочий день. Вспоминал, много ли хорошего предстоит. Пытался осознать, что начинаю опаздывать. Стращал последствиями. Возле кровати стоял радиоприемник. Потянувшись рукой, врубил на полную громкость, нажал клавишу. Предельно убедительный, чуткий, благожелательный голос произнес нараспев и с надрывом:

.        Спи, Ми-шень-ка! Спи, хо-ро-ший мой! Закрой глазки и ни о чем не думай!

И музыка. Негромкая, добрая. Рассмеявшись, выключаю приемник, поворачиваюсь на бок и, как советует радио России, закрываю глазки, не думая о последствиях. С Судьбой не спорят!

 

Моруа "Три Дюма".

Читал, завидуя этому народу, который завоевывал страны, делал революции, государству, где умели писать романы за семь и менее дней, времени, когда можно и нужно было, сохраняя наивность, работать для того, чтобы жить, а не жить, чтобы работать. Я хотел бы видеть железнодорожного министра, что задержал все поезда на вокзале ради театральной премьеры, короля, которому разрешается дерзить, красавиц, улыбки которых решали судьбы нации. Мое время безжалостней и равнодушней к отдельному человеку, оно рассудочно и практично. Время сотен и десятков тысяч, когда один -- ничто, ноль.

 

Жизнь и литература зависимы прямо и косвенно. Понятное дело, литература берет от жизни, но имеются связи обратные. Как правило, неявные, внутренние. Ощутимые на, может быть, бессознательных уровнях. Читатель осваивает модели ситуаций, сопереживая, примеряет на себя логику персонажей. То, что сложилось на страницах книги, рано или поздно возвратится в жизнь с большим или меньшим приближением. Логика Пьера Безухова, д.Артаньяна, Рогожина, метафоры Пастернака и точка зрения Монтеня, все это, и бесконечное прочее, становится частью личности. Итак, на дворе -- Пушкинская осень. Где, в определенной ситуации, я был чуть-чуть д.Артаньяном (кто-то, предпочтет логику Сирано). Как и следовало ожидать, произошли события, подтверждающие (иллюстрирующие) посылки Монтеня о том, что... далее примеры и аналогии. Но, увы, то же с отрицательным искусством. Монстры Кинга, костоломы из бесконечных детективов, смердяковы, иные темные. Мое дело, как человека пишущего, разгуливать в самых разных реальностях. Надеяться на иммунитет профессии. По возможности избегать отрицательного.

 

В актерской жизни было множество банкетов, торжественных и домашних обедов, званных вечеров, ужинов. Но один помню особенно. В 96 году, под Питером, в г. Сосновый Бор мы (я, гитарист и Костя С.) торопились с сольного концертика, на Праздничный концерт, где должны были исполнить пару песен "в обойме" самых разных профессионалов из Питера. Концерт был посвящен дате окончания ленинградской блокады. Выступления уже начались, зрители -- ветераны-блокадники -- сидели в зале. Чтобы не терять время, нас провели через центральный вход. В фойе стояли столы, зрителей ожидало угощение. Что-то останавливало глаз. Стандартный ближайший столик с едой... которую, как выяснилось, принесли с собой сами ветераны. Что мог позволить себе в то нелегкое время пенсионер, человек, чудом переживший блокаду, а значит, бесконечно больной, и, как правило, нищий! На домашних салфетках, разноцветных чистеньких тряпицах, просто так, на белом пластике стола, -- квадратики сиротского печенья, две-три дешевые карамельки, кубики сахара. Где-то бутерброд с сыром, тройка вареных картошек. А то и просто -- завернутый в целлофан ломоть булки за тринадцать копеек. Все это аккуратно сложено, ждет. Предполагалось, что после концерта блокадники вернутся к самодеятельному, до комка в горле, несправедливо скромному угощению.

 

Жизнь старухи во многих сверточках. Осколки кислого леденца завернуты в цветастый фантик. В бумажку уложена пара овсяных печений. Полторы шоколадных конфеты -- сами по себе, а яблоко удобно пристроено в сетчатом мешочке. Леденцы -- месяц май, светлый, с прозрачными листами, пухом травы и каплями дождя на ивовом пруте. Овсяные печенья -- начало августа. Яблоко -- ноябрь месяц, в котором сыро в карманах от осени, навалившейся дождем и туманом, чтобы, вдруг, утром, выставив круг солнца, красить в углах и выпуклостях пространства желтой кисточкой. Однажды утром старуха умерла. Приехал автобус и увез ее на кладбище. В дороге пахло машинным маслом и сырыми досками. В старухином доме собрались родственники. Яблоко съел старший сын -- мужчина в черной на голое тело рубахе. Из прорези этой рубахи поднялась поросль курчавых волос. Точно такие волосы -- рыжие и курчавые -- разбросались на макушке, прикрыли уши дочери старухи. Она съела овсяные печенья. Съела полторы конфеты. Младший сын старухи -- человек со складкой кожи на месте подбородка, человек, от нижней губы которого начинается шея (зато нос-то какой большой!) развернул цветастый фантик, осмотрев леденцы, бросил в мусорное ведро светлый, с прозрачными листами, пухом травы, и каплями дождя на ивовом пруте -- месяц май.

 

Думаю, что проблема биологического бессмертия человека напрямую связана с продолжением рода. Бессмертный не нуждается в продолжении. Он сам себе предыдущий и последующий. Обособив, исключив себя из мира, спроектировав собственное биологическое кольцо, человеческая особь может надеяться на бессмертие. Изъяв себя из ныне существующего, сделавшись вне или поднявшись над природой. Собственно, сегодняшний мир дарован смертным. Он вполне может оказаться не приспособленным для существа бессмертного, новой формы разума или очередной формы Духа.

 

Сегодня в подъезде. Вхожу, -- двое неслабых молодцов мнут третьего, очкарика. Он:

.        Помогите!

Я (разумеется, тут как тут!):

.        В чем дело?

Двое:

.        Иди своей дорогой!

И дальше, мол, этот нам должен какие-то деньги. Этот:

.        Неправда!

Я (пыжусь):

.        Отпустите.

Мне:

.        Иди, а то мы и тебе...

.        Что-о?! -- с воинственной интонацией и тоскливым ощущением предстоящей, ненужной мне, чужой драки, хмурю брови, щурюсь, повожу плечами. Ставлю на пол пакет (был такой в руках), натягиваю на руку перчатку. Смотрю, сколь возможно, "орлом".

Один из двух:

.        Ладно, -- (приятелю), -- В другой раз! -- (мне), -- Ты думаешь, нас двое? Нас тут много.

Я (еще более воинственно):

.        Очень хорошо. Замечательно. Да хоть пятнадцать! -- (почему "пятнадцать"?).

Один из двух:

.        Пойдем.

И уходит. По-видимому, за остальными пятнадцатью. Я (оставшемуся):

.        Ну?

Тот отступает. Которого мяли, скользит к лифту. Топчется. Достает ключ от почтового ящика, вполне невинно ковыряется там. Оставшийся (рвется к очкарику):

.        Я тебя прихлопну! Завтра...

Очкарик (бодрый оттого, что нас -- двое):

.        Ничего не получится!

Я (дурак дураком!):

.        Завтра -- дело другое, -- (беру свою сумочку). -- Сколько угодно. Завтра, не здесь, без меня.

.        Я его пришибу! -- рычит оставшийся.

.        Завтра, -- не возражаю я.

.        Сейчас!

.        Нет, завтра.

.        Почему?

.        Это мой дом. Я здесь живу. Нельзя.

.        Почему?

.        Я -- профессионал! -- сообщаю значительно (какой профессионал? В чем?).

.        Ага... -- соображает мужик. -- Дело другое. Но завтра... -- обещает он очкарику.

.        Ничего не выйдет! -- усмехается тот в ответ.

Здесь возвращается ушедший. К счастью, в единственном числе. Без пятнадцати сотоварищей. Двое рвутся к очкарику, я не пускаю. Я (очкарику):

.        Пошел отсюда!

Он, наконец, смывается. Мы остаемся. Первый (мне):

.        Я, между прочим, воевал в Афгане.

.        О! -- восклицаю уважительно (только этого мне не хватало!). -- Но это не меняет дела.

.        Почему? Он должен деньги...

.        Это мой дом. И потом, я -- профессионал... -- (опять "профессионал", бред какой-то!).

Такие игры. Прощаемся. Пришел домой, вспомнил отца (царствие ему Небесное!), его самоуверенный вид, узенькие плечи и впалую грудь. Нечто подобное сегодняшнему произошло однажды в троллейбусе, когда худенький и разъяренный папа отправился "разбираться" с двумя битюгами, которые немедленно отступили, настолько он оказался убедительным. Помнится, тогда, мальчишкой, изрядно струхнул за него.

 

Величина блага -- один благ (одно благо).

Единица "верещабельности" -- один сверчок.

Секса (эротики) -- один мур (одно мяу, один мураш).

Гнева -- один "пф!" (один "пиф-паф!").

Восхищения -- один "О!" (одно "Ого!", одно "Ух, ты!").

 

.        Жаль, что ты не пишешь стихов!

.        Зато я много говорю. А иногда -- думаю.

 

Да, человек устроен так, его не купишь за пятак. Но купишь, человек таков, -- за много-много пятаков.

 

.        Как это вообще можно сегодня позволить себе писать? При таких гонорарах? Тем более, "в стол"?

.        А что прикажешь делать? Водку пить? Посиживать за видачком? Ругать торгашей и политиков? Или, в свою очередь, пытаться зашибить деньгу за счет ближнего? Одним словом, нервничать. И, что интересно, вполне напрасно.

.        Потому, что тебя не шибануло! Ты пока в стороне!

.        Бог милосерден. Будь что будет. А пока -- писать. И ни в коем случае не для торгашей. И не о политиках.

.        Что так?

.        Логика неинтересна. Это первое, что, казалось бы, требуют от тебя обстоятельства. Но всего лишь "казалось бы". Обстоятельства, как всегда, лгут.

.        Ну-ка, просвети нас, одуревших от круговерти! Что бы такое надо исполнить, с твоей точки зрения?

.        Не вступать в общие игры. По возможности сохраниться. И, обрати внимание, у каждого -- свой путь, отсюда: сохранить себя, но не более чем по возможности. Насколько позволено.

.        Но как определить?

.        Есть у тебя хлеб, угол, время оглядеться?

.        Пока есть.

.        Ну, так храни себя добрым и мудрым. А умеешь, пиши.

 

Прошлое блекнет, но не без приятности. Улучшается. События, которые произошли, находятся в странной зависимости: ты властен над ними. Появляются одни, исчезают другие подробности. При определенных усилиях возможны серьезные перемены. Даже боль и прошедшие беды умеют сделаться светлыми. Не вовсе солнечными, но румяными. Как осенний лист.

 

Сны.

1.

...сначала пчелы, окружив, жужжали, путаясь в волосах. И нужно было, нагнувшись, трясти головой, чтобы они по одной выпали. Какая-то определенно укусила. Но не очень крепко, слегка. Наконец, пчела села на губы. Жужжа. Захотелось сбросить ее, отбиться. Вдруг, пришла в голову мысль, что она хочет пить. А еще, пчела определенно увеличивалась в размерах, оставаясь там, на губах. Может быть, это был поцелуй? Боли я не чувствовал. Позже, когда открыл глаза, -- реальное ощущение, память на губах о том, что происходило. Щекотно, но в меру. Пожалуй, с долей удовольствия.

2.

...меня провели через проходную на территорию очередной фантазии. За спиной -- высокий, глухой забор. У входа топчется... выше меня на голову... кубик? Шкаф? Нечто коробкоподобное, но определенно легкое. От него набежала волна радости, даже восторга.

.        Крикнешь и-а? -- спросил Короб.

.        И-а! -- весело заорал я.

.        Крикнешь а-и?

.        А-и! -- вопил я, и было здорово.

Слева из глубины подскочил "коробочек" поменьше.

.        Давно пора открыть тебе третий глаз! -- задорно объявил он. И хотел, было, исполнить.

.        А что скажет об этом... -- называя имя, поинтересовался большой Короб.

Мы как-то замерли. Я думал о том, что тому, чье имя назвали, нет дела до моего третьего глаза, который будет открыт. Впрочем, третий глаз мне, кажется, открыли...

3.

...мы собирали прозрачные серебряные камешки величиной чуть больше мизинца. Их было немного, но попадались. Пришли местные и очень удивились такому занятию. Один из них нашел для меня камень -- с кулак (но красный с прозрачным серебряным боком). Обещал подарить -- размером с человечью голову, который нравился ему самому и лежал у него дома. А я обещал подарить песню, которая будет с ним всегда.

 

Видимо, грешен или, скажем, "виновен" только тот, кто сознательно нарушает то, что нарушать не следует. Прочие -- чисты: нельзя обвинить булыжник, равнодушно упавший на чью-то голову.

 

Один господин за свою жизнь наблюдал большое количество горбатых старушек. Любовался и пересчитывал. Звал гостей, чтоб тоже удивлялись необыкновенным бабулькам. Говорят, что двух-трех из этой коллекции он даже исполнил своими руками. Частенько выставлял их в чьем-нибудь подходящем коридоре, чтобы восхищаться особо.

 

О хвостах:

Когда люди были хвостатыми, это никого не смущало. Хвост у каждого вырастал особенный, не похожий на остальные. В зависимости от того, как этой частью тела начинали пользоваться. Если, к примеру, кто-то решал носить его для красоты, хвост обрастал пушистым мехом, серебрился или сиял золотом на солнышке. Приспосабливался даже менять цвета. А если другой начинал подметать собственным хвостом полы или чистить кастрюли -- очень скоро за спиной у этого человека торчала отличная мочалка, которая, по мере необходимости, мгновенно удлинялась и, твердея на самом кончике, превращалась в швабру. Многие завязывали на хвосте узелок для памяти. Другие обмахивались, когда наступала жара. Или щекотали прохожих. Это считалось очень остроумным: подойти к незнакомцу и, пожелав ему доброго пути, пощекотать, чтоб не скучал по дороге. Некоторые отрастили за спиной такие лохмы и космы, что кутались в них, как в плащ или шубу. А ночью накрывались, вместо одеяла. Кое-кто использовал пушистый хвостище, как парашют, прыгая с деревьев и даже с вершин некоторых холмов. Другие, наоборот, предпочитали гладкий и длинный хвостик. Чтобы, вытянув струной, играть на нем специальным смычком веселые мелодии. Трудно представить, но появились мускулистые хвосты. Их укрепляли специальными упражнениями. Сначала, чтобы гонять по траве мяч, потом для состязаний в поднятии тяжестей. И даже для поединков в открытом бою. Но по правилам и почти всегда не до смерти. Хвост стали использовать как самую ловкую руку. Рисовали забавные картины, сочиняли жизнерадостные книги. Получалось на удивление изящно и остроумно. Так что писать по старинке стало просто глупо, а потом неприлично. И руки требовались, чтобы почтительно поддерживать и благодарно почесывать собственный хвост. Кстати говоря, выяснилось, что хвост гораздо более незаурядное творение, чем может вообразить укоренившийся на нем человек. Такая мысль стала вполне очевидной после того, как большинство предоставило хвостам самостоятельность. Именно эта часть тела стала решать, чем заниматься остальному организму. Каждый хвост заботился о собственной двуногой и головастой основе, наделенной элементарным разумом и простейшей моралью. Хвосты провожали человека на работу и обратно, прогуливали в хорошую погоду, щекотали не менее трех раз в день и умывали перед сном. Наконец, кто-то первый отправил по делам (а может быть в гости) вместо себя -- свой хвост. Отцепив его на время. Дальше понятно. Хвосты решили освободиться от людей, как от помехи и предрассудка. Оглядевшись, они отправились куда подальше из этих мест, к звездам, в необозримый космос. Ну, а мы, бесхвостые, постарались эту историю поскорее забыть. Как видите, получилось очень неплохо. Тем более, пришлось день и ночь заново учиться работать руками и головой, какие уж тут воспоминания о хвостах...

 

Миру мир:

Когда дядя Саша служил военным летчиком, то он был против войны. Потому что сражения, в которых приходилось участвовать, с каждым днем становились беспощадней и злее, приносили несчастья. И вот что дядя Саша придумал! Вытащил из своего самолета бомбы, гранаты и ракеты, а на освободившееся место пристроил множество вкуснейших жареных пирожков. С тех пор вокруг мир. Многие люди (особенно, бывшие военные летчики, их родственники и друзья) стали говорить:

.        Бомбил я вас жареными пирожками!

А другие люди сразу улыбаются, как только представят эти свежайшие жареные пирожки, которые валятся с неба. И надо только не полениться открыть рот, когда мимо пролетает пирожок. Тот самый, что тебе понравился.

 

Ботаник:

Однажды ботанику встретился говорящий огурец. Какое-то время они рассуждали обо всем на свете. То есть, огурец спрашивал, а ботаник отвечал, а потом наоборот. Очень скоро все, что говорил огурец, показалось ботанику насмешками и враньем. К этому времени огурец заскучал. Ботаник выглядел существом недозрелым для общения. С черно-белыми представлениями о мире.

.        Какая глупость с моей стороны беседовать с огурцом! -- думал ботаник. -- Скажи кому -- не поверят. Засмеют.

.        Увы. Не принадлежащее к семейству тыквенных -- бродячее двуногое, всего лишь предрассудок, -- навсегда теряя дар речи, вслух сожалел огурец.

.        Кстати! -- пришло в голову ботанику. -- Что ж теперь? Никогда-никогда и огурчика не попробуешь?

Так подумал ботаник и... неужели, сожрал говорящий огурец?! Нет. Этот от него сбежал. С тех пор ботаник с огурцами не разговаривает. Совесть бережет. Или нечего спросить у хрустящего.

 

Сорок градусов встретили, сорок! Точно братьев-разбойников свора навалилась. Но я до упора защищаюсь. Но сдамся не скоро.

 

Быть трезвым не хватает мужества, когда вокруг качается и кружится. Здесь падает, а там взлетает, опять и снова не хватает!

 

Говорили с И. о дневниковой прозе Володина ("Записки нетрезвого человека"). Вспомнили особенно "пронзительный" по моему ощущению эпизод, когда родственники не позволяют А.В. выпить лишнюю рюмочку. То есть, А.В. знает, что в холодильнике на кухне -- бутылка. Хочется выпить, но на пути в кухню жена и теща. Выждав момент (теща отправляется в ванную, жена отвлеклась на TV), А.В. пробирается в кухню. Открыв холодильник, наливает рюмку, пьет... воду. Здесь сюжет заканчивается, оставляя читателю право судить домашних А.В., которые, без труда просчитав его действия, задумали и исполнили такую жестокую подмену. Весьма изощренная шутка по отношению к любому из нас, тем более к гениальному писателю, который не дурак выпить.

.        Гадкий и унизительный розыгрыш! -- возмущаюсь я.

.        Да, -- соглашается И., как мне кажется, не без лукавства спрашивает. -- С тобой подобного, разумеется, не случалось?

.        Нет, -- говорю. -- Все три моих тещи понимали толк в хорошей выпивке. Мой случай -- на редкость противоположный. В разное время каждая из матерей моих жен начинала обижаться на то, что я категорически отказываюсь от участия в очередном праздничном возлиянии. Сегодня можно сказать со всей определенностью: дальнейшие взаимные неудовольствия и разногласия -- следствия таких отказов.

.        С чего бы это ты отказывался? -- уже не скрывая, посмеивается И., в компании с которой выпито немало и с удовольствием.

.        Искал высот писательского мастерства. В свободное от общих возлияний время.

.        Ты редкого мужества человек. Среди моих знакомых таких не встречается.

.        Ага, -- вздыхаю. -- Среди моих друзей таких не встречается тоже.

.        Ну, и как? Достиг высот?

.        Пока нет, -- отвечаю по возможности честно. -- Но не теряю надежды.

Здесь нужно бы о том, что со временем я пришел к менее категоричным способам обучения писательскому ремеслу. Методы стали гуманнее. Предполагают вероятность праздничных возлияний (юбилейных и внеочередных!). Но об этом позже.

 

И. пришла домой. На улицах зима, снежно. Время позднее. Ее сын Т. -- уже в постели. Сбросив пальто, И. входит в комнату пожелать сыну "доброй ночи". Присев на кровать, обнимает его.

Т., в свою очередь, обнимая мать (вдохнув улицы, морозца):

.        От тебя пахнет... жизнью!

 

Грушинский фестиваль. Рассказала Н., координатор. Человек, который оперативно решает: выпускать барда на площадку, или, увы, пусть набирается опыта и мастерства возле костров.

.        Очень много плохих и средних авторов-исполнителей. Мы их по возможности отсеиваем, хотя некоторым даем спеть пару песен. Один такой, выпущенный на два -- три номера, пел и пел, не желая уходить. Народ заскучал. Наконец, начал злиться. Мы отключили микрофон. К вечеру бард напился, пришел в лагерь, набросился на начальника оперотряда. Сам -- худенький, маленький, в очках. Чтобы не зашибить, оперативник руки поднял. Бардик у него под подбородком копошится, в грудь стучит. Наконец, устал. Отступил. Ближе к утру напился до предела. А к пяти утра, когда концерт закончился, притащился на пустую площадку. Часов в семь радист позвал меня. Бард спал, обнимая сцену! Как девушку или мать. Прильнув щекой, животом.

 

О том, как пришли-таки инопланетяне -- вполне страшненькие и чуждые, сверхразвитые. Может быть, даже зелено-буро-фиолетовые и головастые. С бородавками на месте ушей, фонариками, где пупок. С колючими спиралеобразными хвостами и остальным непередаваемым. Пришли, чтобы объявить:

.        Все! Закончен с вами эксперимент. Мы отключаем энергию (ряд энергий) Земли. Человечество будет уничтожено. По возможности мгновенно, то есть, разом и безболезненно.

Здесь демонстрируются доказательства, которые, к сожалению, не оставляют сомнений. Далее для желающих возможны объяснения, обоснования, подробные философские комментарии. Но, главное, инопланетяне дают некое время на подготовку к переходу в небытие. И это, так сказать, предлагаемые обстоятельства. Экспозиция. Срок, отпущенный на жизнь, на ее остаток, равен девяти месяцам. Далее сюжет. И логика поведения многих и отдельных. И ты сам, вместе с остальными перед всеобщим Уходом. Видимо, фрагменты хаоса, отчаяния, случаи буйства. Но! И это главное... Находятся люди, и, как ни странно, достаточно многочисленные количеством, которые продолжают рожать детей, любить, молиться, жить и так далее. Они-то и оказываются победителями в этом, самом жестоком, всеобщем искушении. Что помогает им? Разумеется, вера.

 

Господина господин сдал в соседний магазин. Чтоб доходы приносил господин, что было сил.

 

Кусок дерьма в человеке -- норма. Ну, а человек -- при куске дерьма?

 

Иногда:

.        Раздраже-жение! На окружа-жающих!

Энергия, которая плещет из меня вполне независимо. Из каких-то стратегических резервуаров организма. А рядом, так сказать, фоном, воспоминание: да ведь злиться (судить, обвинять, порицать и прочее), как будто, нехорошо? И мне это, с некоторых пор, несвойственно?

 

Кажется, все, что позволено сегодня, это два ночных часа... даже не писания, нет! Свободных размышлений? Игры в слова? Действительной жизни, где могу располагать собой. Без обязательного преодоления окружающего мира, что существует сам по себе, но требует (хочешь -- нет ли!) участия. День трещит голосами и событиями, я должен вовремя подать реплику, умножая бессмыслицу (а может быть, смысл, который познать не дано). День рассуждает, демонстрирует, складывая, громоздит. Я -- как часть от части, как элемент очередной конструкции, действия. Отстранения не предусмотрено. Свобода, самостоятельность -- состояния редкие. Приходят неожиданным даром. Стоят серьезных усилий.

 

Однажды я сказал бы так:

.        Господа! Сегодня наступило время извиниться и признать -- всю жизнь я опаздываю. Жить, работать, любить. Явиться, пожаловать, принять участие... в большом, не очень и совсем малом. Естественно, сначала я переживал, пытаясь выправить ситуацию. Я подгонял себя. Мучил, укорял, пытаясь не уважать. До тех пор, однако, пока не осознал, -- в этом моя судьба. Талант или счастье, а может статься и наказание, каждодневный труд, ноша. Так или иначе, способность эта всегда со мной. Я не успеваю, но... через какое-то время, случилось понять... не успеваю к прочим! Опаздываю к остальным, живущим в другом ритме, с недоступной для меня скоростью и прытью! Взамен этого дано множество личного. Оглядеться на себя и остальных, вдохнуть осени, зимы (или что там, на улицах?), любить сына Мишу, искать слова на листах белой бумаги. Дано аналогичное, что позволяет остаться самим собой в неспешном и подробном моем мире, который на стремительных ваших скоростях незаметен! Не останавливая взгляда, кажется эфемерным. Далее смею утверждать, не известно, в какой из хроно-реальностей более счастливо -- в той, вашей, куда не успел? Или в этой, где опоздал? Первая -- увы, или к счастью -- так и осталась недоступной. Но в местах и на территориях времени мне данного -- было и есть множество прекрасного!

 

.        Больно? Значит ты еще живой. Есть чему и о чем болеть.

 

Будто бы един конец?

Но, однако же, в пределах: или старость "блин горелый", "перезрелый огурец"...

Или детства твоего клубничина -- духом и на вкус не ограничена!

 

.        Хороший был ужин?

.        Да. Наелся, аж ботинки жмут!

 

.        "Дурачок" -- это имя или нежное прозвище?

.        Это остров в тихом океане. Название звезды, термин математики. Это наследственный титул. Сценическое амплуа. Основание для свободы от норм. Право на оригинальность.

Дядя Семен -- бывший пожарник, теперь вахтером работает. Чем он знаменит? Испугал волка. Пригласили однажды выступить на сцене профессионалов зоопарка. Вместе с прочими, приехал дрессировщик с волком. Повел его на поводке через служебный вход.

.        Куда прешь с собакой?! -- рявкнул дядя Семен.

Волк так испугался, что присев на задние лапы, обкакался. А дядя Семен после этого случая стал знаменитым на весь город, чрезвычайно гордился.

 

Строгий (сказать, "роковой", "потусторонний") голос:

.        Предъявите, господа, билетики на места в третьем тысячелетии!

Хор (переходящий в гвалт):

.        Очень странное требование ваше! Мы -- привычная часть пейзажа! Мы -- подробность, деталь интерьера! Горький разум пустячных размеров! Варианты двуногих в движении! С общим правом на продолжение!

 

Ты кто такой? Такой на кой? Вздохни с тоской, махни рукой. Забудь и в путь (и дальше будь!).

 

Зай-о!-парк -- парк для зайцев. Змей-о!-парк, слон-о!-парк и так далее.

 

Не важно, как это исполнено, важно, что исполнено, и как!

 

Должен же кто-то быть счастливым от солнца, ветра, осени, свободы? Должен же он, этот человек (а может быть, целый народ, облако, роща, плантация, а то и созвездие!), должен он для большего счастья понимать, то есть, еще и осознавать происходящее? Далее, -- еще и разделить происходящее? Приумножить и передать ощущения кому-нибудь следующему, не постороннему? Сегодня этим существом пробую быть я.

 

Осень. Леса прозрачны в пятидесятый раз моей жизни. Хорошо какое-то время быть частью осеннего пространства, даже и не самой лучшею! Собственно, "счастье", как потенциал существует независимо. Можно взять ("вкусить") от него или пройти мимо в любое время! И... нам дано прийти в осенний лес. Или жмуриться от солнца. А некоторым -- "жмурить" окружающих красотой, талантом, любовью. Натурально, кое-кто ослепляет (то есть, "слепит", конечно) ложью, наглостью, жадностью и злом. Здесь река (потоки) ощущений. Чужих и своих. Леса мыслей. Дебри идей. Иногда, "салат" или "жвачка" рассуждений. Гвоздики афоризмов. Скальпель знанья. Вообще, слово, мысль, образ могут быть инструментом, или оружием. Где-нибудь там, на ментальном плане. Ну-ка, ну-ка... Можно ли, скажем, представить дождь ощущений? Метель, ураган, или даже звездопад? Нечто вполне независимое, которое вдруг выпадает... на твою голову, душу? Тебе на сердце?

 

Был в "Геликон-опере". Позвонил М.Е., пригласил на спектакль (моно) Т.С. из Израиля. Чужой язык. Достаточно однообразное по ритму зрелище, несмотря на многие остроумные постановочные придумки. Отличный свет, аппаратура вообще. Изумительный зал. Странные мысли о том, что нечасто в последнее время достается мне изысканное кресло, сцена с таинственным представлением, чужие и, наверное, точно, с большим смыслом подобранные слова. Вот они звучат вслух, недоступные и оттого еще более весомые. Чья-то боль, счастье, к этому не приблизиться. Я -- начинка изысканного кресла. И то, что со мной, там, внутри, в свою очередь, недоступно и значительно. Даже мне очень не приблизиться в эту сторону. Надеюсь, пока, временно не приблизиться. Как ни странно, на сцену не хочется. Ни в каком качестве? Может быть, как автору пьесы. На два часа таинственного зрелища. С точно подобранными, наполненными болью, счастьем и смыслом словами.

 

Предположим, тебе нужно воспитать достойного помощника. Как ты будешь это делать? Розовыми сказками и конфетками? Да, и этим тоже. Но, прежде всего -- трудом, потом и кровью. В меру, определенную сегодняшним потенциалом кандидата: достаточно жестко или деликатно. Без ответных усилий не обойтись. Воспитание -- труд обоюдный. Здесь преодоления разного рода и временные отступления. А значит, смирение и выдержка. Продолжай, и воздастся тебе. Путем.

 

Собрались в одном месте невежды. Круглые и с треугольной головой... то есть, с острой макушкой и квадратиком челюсти. Люди, в общем-то, неплохие, но лентяи. В большинстве -- оболтусы, чуть-чуть обалдуев. А кретинов и тупиц, извините, не приглашали. Жили неплохо. Море-океан, орехи, грибы. На любителя -- дикие арбузы, бананы, виноград. Ну, там, по мелочам, хлебное дерево, сахарный тростник, минеральные источники. Остальное можно было получить... за день, который не в счет. Время это отдавали какому-нибудь умнику. Разумеется, не бесплатно. А свалился день, который не в счет, на здешние места по случаю. Однажды, в воскресенье человек по имени Лент с удивлением подумал, что следующий выходной наступит ровно через семь дней. Лент решил, раз уж так получилось, не останавливаться, продолжать думать дальше. Через некоторое время он точно знал, что если к дням, которые еще только собираются наступить прибавить столько же, к четырнадцатому числу опять случится день отдыха, воскресенье.

.        Пусть день отдыха наступит раньше! Чтоб не скучно было, -- придумал Лент. -- Или наоборот: пусть этот день задержится. То-то все засуетятся. Может быть, окажется еще веселее! Как бы такое устроить? -- гадал он.

И для начала сложил две семерки. Невероятно! Лент исполнил это еще сто раз, и всегда получалось одно и то же. Не тринадцать или пятнадцать. И уж, тем более, не десять. А именно, хоть тресни, четырнадцать!

.        Почему семь плюс семь равно четырнадцати? -- возмущался Лент. -- Нельзя ли как-нибудь отменить или поправить? Отщипнуть до двенадцати или расширить до пятнадцати? Что за упрямство! Я не согласен, и тем не менее! Какое пренебрежение!

Далее, Лент встретился с... тем, кто ему объяснил, что складываются не семерки, а семь единичек и еще семь единичек. И это счастливая судьба: каждый раз, составляя новое число, оставаться единичкой. Потому что, чудесным образом единичка неизменна, уникальна в своем роде, а любое число -- существо временное. Итог работы ума и фантазии многочисленных единичек, которые, одновременно, -- являются той самой, неизменной и уникальной цифрой 1. Представьте себе!

.        Эти рассуждения не умещаются в голове! -- рассердится Лент. -- Распирают -- здесь и здесь! И если семь дней плюс семь сейчас же не будут равны пятнадцати, у меня голова лопнет. Это будет не очень красиво. А главное, хлопотно: придется покупать новую кепку. И зимнюю шапочку.

В общем, во избежание заморочек и хлопот, тот, с кем встретился Лент, сделал так, чтобы на территории, где находится голова Лента, семь плюс семь дней равнялось пятнадцати. Так появился день, который "не в счет". Время, которого не существует на самом деле. Когда все, что с вами случилось, -- не считается. Трус, к примеру, безнаказанно совершал подвиги, а жадный -- делился с окружающими и смотрел, как это: дарить. Старушки неведомым образом молодели, и, полные восторга, прыгали через веревочку на одной ножке. А помолодевшие старики гоняли в футбол или устраивали что-нибудь не менее веселое. Можно было войти в любой магазин и набрать для себя чего захочется, все равно, утром следующего, обыкновенного дня, товары оказывались на своем месте. В полном, а иногда даже в большем количестве! Если какой-нибудь обжора немеряно откушал сладостей в гастрономическом отделе, на другой день этих сладостей на полках магазина было намного больше. Чтобы в следующий раз никто не стеснялся. В день, который не в счет, я, как автор этой истории, писал потрясающие стихи. Сейчас появлялись музыканты с подходящей мелодией. И зрители, которые уже вовсю шмыгали носами от счастливых слез, или хохотали от радостных впечатлений. Что, раньше времени, согласитесь, не очень-то уместно. Некоторые даже заранее аплодировали и кричали "бис", и, как вы понимаете, выглядели тоже весьма подозрительно. Я подумывал, уж не насмешничают ли эти люди над автором потрясающих стихов? Впрочем, через двадцать четыре часа начиналась обычная неделя. И старики в футбол не играли, а местный жадина -- сквалыжничал, как и прежде. Правда, одному робкому молодому человеку так понравились подвиги, что с некоторых пор он не стеснялся быть смелым. Ну, и, конечно, у всех оставались воспоминания. Уверенность, что, если очень понадобится, можно и нужно исполнить и в обычные дни кое-что из того удивительного времени, которое "не в счет".

 

Познакомился один молодой человек с красавицей. А был он небогат и храбростью не отличался. Глазел на нее издалека, вздыхал и даже охал. И хотя особенно близко его не подпускали, человек этот навздыхал столько, что окружающие кавалеры начали по одному, а потом все сразу чихать, покашливать и слезиться.

.        Очень хорошо! -- рассмеялась красавица. -- Не нужны мне такие кавалеры.

И украсила себя цветами, драгоценностями, поменяла платья и башмачки, нашла других поклонников. Стала еще более красивой. Понятно, что наш молодой человек устроил невероятный сквозняк восхищения и обожания. Такой, что поклонники разбежались, красавица, наконец, огляделась и сразу все поняла.

.        Сейчас же прекратите! -- требует она.

И опять меняет наряды, приглашает гостей из дальних северных стран, где народ к сквознякам привычный. Да только молодой человек оказался таким впечатлительным, что северные гости почти все остались сидеть дома. А те, немногие, которые все-таки решили поехать, несмотря на плохую погоду, очень скоро догадались вернуться. А ветер, дождь и град лупили каждого по спине до самого порога.

.        Ладно, -- придумала красавица, -- дарю вам, вредный для здоровья молодой человек, шелковую ленту из волос и портрет на долгую память. Уходите подальше, радуйтесь подарку, любуйтесь портретом.

А потом красавица уехала куда-то на острова и вышла замуж. Прошло две недели, и муж от нее сбежал, но дело не в этом, и даже не в том, что через пол года она вернулась домой. Никто уже так не восхищался и не любовался, даже не особенно радовался ее приезду, -- не до того было! Дело в том, что молодой человек, с которого началась наша история, продолжал вздыхать... просто так! Чтобы проверить свое "простудное" умение, а потом, чтобы укрепить невероятный "воздыхательный инструмент", чтобы развить "простудный мускул". Да, именно так он назвал эту свою способность организовывать сквозняки, где надо и где не надо. Очень скоро все стали избегать этого вредоносного человека, которого так и прозвали: "простудным мускулом", а потом, для краткости, Мускулом.

.        Вот придет Мускул, -- стращала ребятишек какая-нибудь старая нянька, уставшая от их озорства и проделок, -- вот припожалует Мускул, простудит всех, кто еще не спит!

Конечно, дети немедленно засыпали. Но без удовольствия, прошу заметить! Потому что сны приходили не из приятных: сырые, пасмурные.

.        Мускул тебя простуди! -- время от времени кричал кто-нибудь, потеряв самообладание. Но не часто, а в случаях крайних. Потому что такое пожелание сразу же исполнялось. Нужны были серьезные основания, чтобы воспользоваться этим на редкость действенным проклятьем.

Никто теперь точно не вспомнит, кто первый заплатил Мускулу, чтобы простудить одного своего соседа. Из-за того, что этот сосед курил вонючую трубку, а остальные вынуждены были терпеть. Мускул устроил курильщику такой насморк, что целых две недели в воздухе не пахло табаком. Очень скоро Мускул уже находил очередной кошель с монетами, а в нем записку, где были указаны имя и адрес очередного клиента. Получалось, что за умеренную плату возможно простудить кого угодно! И даже нескольких человек. Если ты, к примеру, любишь выкурить трубочку, а остальные ходят, косятся и ворчат. И портят удовольствие. В общем, Мускул сделался богатым и, кроме того, понял, какую власть имеет над окружающими. Ну, и, в свою очередь, те, кто жил рядом с Мускулом, очень даже почувствовали серьезность этой власти. Признаться, люди знающие ожидали, что рано или поздно нагрянет кто похрабрее. Из своих или заезжий молодец-освободитель. Чтобы всех, как водится в сказочных случаях, в одночасье спасти. Но никто почему-то не объявлялся освобождать местную публику. Так что, вокруг решали уже поодиночке и семьями, что надо, хочешь -- не хочешь, перебираться из этой сказочной страны -- в другую, не такую погибельную. Соображали, набирались храбрости, но медлили. Однажды случилось невероятное: Мускул... заболел! Никто об этом не подозревал И меньше остальных, сам больной, который сначала был чрезвычайно удивлен. Возмутительно кружилась голова. Горло уродливо дребезжало. Ноги подгибались, а из разбухшего носа гадко и смешно капало. Мускул все утро хохотал, разглядывая этот нос и себя остального в зеркало. А потом стало не до смеха. Обрушилась такая слабость, что пришлось ложиться в постель. Под одеяло, которое, почему-то перестало греть. Жил Мускул в единственном числе. Его трехэтажный домик с острой крышей был покрыт черной черепицей. А черной, потому что никто из окружающих не любил этого цвета, и вороная крыша являлась, бесспорно, единственной в округе и, как представлялось хозяину, внушала зависть и восхищение. Друзей у Мускула не было, а слуги давно разбежались. Некому оказалось даже подать больному водицы, не то чтобы приготовить настой из целебной травы. Через два дня мускул так ослабел, что стало неинтересно жить. Ранним утром он сел в кровати и огляделся. Показалось, что многочисленные сквозняки, "охи" и покашливания, когда-либо организованные, разом вернулись под крышу с черной черепицей. Расположились в комнатах. Так, что вокруг сделалось туманно и сыро. Краска на стенах вздулась пузырями. На потолке обозначились трещины, а покореженный пол, определенно, сделался влажным. Пространство слезилось, потело, мучилось. В углу, прямо на глазах, вырастали бледные грибы на тонких ножках. А всхлипы и тоскливые стоны множились, скрежетали чем-то твердым по оконному стеклу, разгуливали в комнатах, набирая силу и громоздясь. Мускул в ужасе встал из постели, и, поскользнувшись, попытался добраться до двери. Невероятн6ым образом ему удалось выскочить из дома. Он побежал по улицам, не разбирая дороги. А за спиной тащилась немалая туча сквозняков, стонов, скрежетов по стеклу, которая, впрочем, стала отставать, теряя силу. Мускул пришел в себя в чьем-то саду. На скамье заросшей плющом беседки. В руках у него оказался портрет. Тот самый, подаренный красавицей, из-за которой начались события нашего рассказа. Шелковая лента, заботливо вставленная за раму, выглядела новенькой, будто сейчас из волос хозяйки. Изображенная на холсте красавица победоносно улыбалась. Даже не представляя, что должно случиться в очень недалеком будущем. В свою очередь, Мускул глазел на портрет из этого будущего, которое его окружало. Смотрел и впервые, кажется, не испытывал восторга.

.        Не может быть! -- удивлялся и даже возмущался он. И стал вспоминать, как оно происходит... или делается? То есть, что это значит: быть влюбленным. -- Нужно прийти в состояние восторга? А может быть, пошатнуться от радости?

Глядя на портрет, он шатался и вздыхал, замирая. Увы, отсутствовало главное, собственно, не хватало радости и счастья, от которых там, в груди...

.        Позвольте! -- наконец-то прислушался к себе бедняга. -- У меня под ребрами нечему замирать? Кажется, там не хватает... сердца? На этом месте, в груди... простудный мускул! -- ужаснулся он. -- Какое несчастье!

Здесь послышался смех. Хохотали, кажется, за спиной. Однако, наверное, сказать было трудно.

.        Пожалуйста, не оглядывайтесь в мою сторону. А то я разорвусь... лопну от смеха! -- произнес голос.

.        Наплевать! -- хотел ответить Мускул, но не успел.

.        Я лопну и не сумею помочь. Хотя ваши переживания -- вздор. Повод для здорового смеха.

.        Вот как? -- удивился Мускул. -- Я и в самом деле настолько смешон?

.        Да! -- хохотнул голос. -- Мы посмеемся вместе, когда вы узнаете, какое множество окружающих людей давно сменило сердце на самые разные предметы и штуки! Большинство -- предпочло серебряную денежку. Девушки носят на месте сердца -- яркий и душистый лоскут материи, клочок редкого меха. Впрочем, встречаются те, кто поселил червяка или взрастил многократно кусачую пчелу. Но это, извините, хлопотно: живность требует еды. Предлагаю меняться!

.        На что?

.        Для вас, любезнейший, я бы мог предложить нечто изысканное. Новенькую пулю из серебра, в холщовом мешочке. Цветной камешек на изящной цепке. А то, может быть... вы человек желчный, любящий и умеющий язвить... Для такого случая, можно пожертвовать антикварным предметом.

.        Каким? -- спросил Мускул.

.        Честь имею предложить старинную собачью какашку. Разумеется, сухую. Приносящую метафизического рода удачи и победы.

Здесь начинается новенькая история. С охами, вздохами, замиранием сердца. Мускулу представится возможность вернуться в "человеки". Получится это или нет, кто знает!

 

.        Чижик-пыжик, где ты был?

.        Помнил, помнил и забыл...

 

Написал "заказную" книгу для военных строителей. Заказчик И.И. -- огромный, с маршальским животом полковник. Басовитый, хитроглазый, обаятельный белорус. Оставаясь вполне симпатичным, не доплатил часть обещанного гонорара. Клянется, что ситуация изменилась, денег, мол, нет. "Смущен" по этому поводу. Сердечно извиняется, но... Вероятно, я виноват сам. Как объяснил другой военный строитель:

.        Удивительно, что вообще заплатили что-то, после того, как работа была выполнена. Нужно было сначала получить обговоренное до копейки, а потом привозить из типографии тираж.

Сам И.И. своеобразен в рассуждениях.

.        Писатель? -- простодушно морщится он. -- Тоже мне, работа! Сиди, строчи на бумаге. Карандашиком влево, карандашиком вправо. Ну, лоб наморщи. Что еще? Глаза, там, прищурь или в затылке левой рукой почеши, все равно, труд никакой, облегченный. Не переломишься!

Из воспоминаний строителей.

Ш.:

.        Звездный, помнится, начинали с нуля. Связь там оказалось -- два телефона в избушке лесников, и все. Положили первый кабель. Позже -- были "Союз-Аполлон" и объекты коаксиальной связи, корпус "Т", центрифуги. Корпус строила наша монтажная группа, электрики тоже российские. Саму центрифугу монтировали шведы. И вот, на официальное открытие приехали шведы, и журналистка шведская попросила ее "крутануть". Не помню, сколько журналистке кругов дали, но на ногах она держалась с трудом, глаза хмельные, одуревшие. Шведку через переводчика спрашивают: "Как? С чем можно сравнить ваши ощущения?". "С мужиком, который тебя "имеет", -- отвечает журналистка со "шведской" откровенностью. -- До сих пор такого превосходного секса я не пробовала. Ваша центрифуга -- это мужик. И какой! Придется теперь время от времени наведываться в Россию за качественной любовью".

Геодезист И.:

.        Шли мы однажды по коллектору, фиксировали проложенный под землей кабель. Час, другой, третий. Жара. Там, на летних улицах, наверху -- тридцать градусов, а в коллекторе... еще плюс тридцать, кажется! Вылезли из коллектора на Ленинском проспекте воздуха глотнуть. Сбросили тяжелую металлическую крышку, являемся из-под земли в центре уютного московского дворика. Сидит старушка на скамейке, на нас таращится. Глазам не верит, неужели и в самом деле из подземного царства люди припожаловали? Уж не грезится ли ей? Ну, напарник мой вылезает первым и для смеха спрашивает: "Бабушка, какой это город?". Она не без труда, конечно, но отвечает: "Москва здесь у нас, милый!". "Ничего себе! -- говорит напарник. -- Куда я из Питера пешком-то притопал!". Бабушка, понятно, опешила.

 

Мало ли вокруг в чести, счастливой сытой нечисти?

 

Гуляло одно проходилище. А навстречу как раз шла непускалочка. Ну, гляделки-то оба и вытаращили...

 

На одной из улиц нашего города жила девочка Маша. Не было у нее ни папы, ни мамы, ни бабушки, ни дедушки, ни сестрички, ни братика, ни собачки, ни кошечки, ни даже жучка или паучка. Потому что Маша росла в доме, который красиво назывался: детский сад-интернат . 1. Но я, как автор, должен признаться, что этот интернат был сиротским домом. Большим, казенным, трехэтажным. Не очень уютным и очень-очень старым, столетним! Дом выглядел печальным и задумчивым. Крыша от рассеянности протекала, а краска от душевных переживаний облупилась. Деревянные лестницы скрипели от ревматизма и непредсказуемого характера дальнейших событий. Но дело не в этом! А в том, что именно завтра девочке Маше исполнялось целых пять лет. Это означало, что уже сегодня, после двенадцати часов ночи наступит праздник, который называется день Рождения. А в сиротском доме, день Рождения -- это когда кто-нибудь догадается тебя поздравить. Хоть кто-нибудь! Родственник, даже самый дальний и не очень здоровый, как тетушка Андрюхи Пузикова. Хромая старушка в очках с толстыми линзами. Пусть она появляется раз в полгода, но появляется! День Рожденья -- это праздничный обед. И пирог с вареньем, а может быть, даже с изюмом или начинкой из орехов! В конце праздничного обеда -- директриса сиротского дома Мирандолина Ивановна... дети прозвали ее Мандариной Ванной... значит, Мандарина глянет оттуда, где гуляют глазами все взрослые, сверху вниз и погладит по голове. Когда особенно повезет, потреплет по щеке шершавой ладонью, или, если дело на удивление отлично, чувствительно ущипнет за ухо. И подарит мандарин. Или яблоко. Но до этого, напомню, должен появиться кто-то тебе не посторонний, чтобы напомнить про день Рожденья. Надо еще сказать, что такой день начинали праздновать в первый раз, именно когда тебе исполнялось пять лет. И вот, праздничный первый раз уже приблизился к Маше, а никто, кажется, не собирался ее поздравить. В тихий час все заснули. Для взрослых имеет смысл напомнить: "тихий" час -- время обязательного дневного сна в детском саду. Пора между обедом и полдником. Итак, все заснули, кроме девочки Маши. Она лежала с открытыми глазами и думала о том, что все в доме общее -- игрушки, книги с картинками, вилки, ложки, тарелки и даже шкафы, в которых есть место для тарелок. Горе и беды -- тоже общие. А радость -- почему-то всегда чья-то. И удача -- отдельная, личная. Здесь в открытую форточку влетел воробей. И уселся на спинку Машиной кровати. Сначала Маша решила, что спит, а воробей ей снится. Но воробей был уверен, что не снится, и, главное, прекрасно видел распахнутые Машины глаза. А еще воробей знал, что остальные ребята точно спят. Даже неугомонный Андрюха Пузиков посапывал в две дырочки.

.        Привет! -- чирикнул воробей, начиная самую интересную часть нашей истории.

.        Добрый день, -- ответила Маша, удивленная, что никто из ребят даже не собирается просыпаться.

.        Ну?! -- прыгал воробей по спинке кровати. -- Как встречают гостей в этом доме?

Далее воробей узнает про день Рожденья. И решит прийти в гости. А еще, он приведет с собой множество друзей. Городских жителей и проживающих за городом. Все они захотят поздравить Машу, принесут множество подарков. Будет организовано вкуснейшее угощение и концерт. Проснутся остальные ребята. И радость в этом сиротском доме, по справедливости, сделается общая. Хотя, если быть честным, больше всех станет радоваться один медвежонок, которому тоже случится придти в гости. Но, во-первых, -- медвежонок самый большой (в высоту и в ширину) из новеньких Машиных друзей, значит, ему и радости надо больше. А во-вторых, как выяснилось, у этого медвежонка тоже ни папы, ни мамы, ни бабушки, ни дедушки, ни сестрички, ни братика, ни собачки, ни кошечки, ни даже жучка или паучка. Потому что он подрастал одиноким в местах, которые красиво назывались "лес". Ошибка! Надо сказать, конечно, -- "до сих пор медвежонок рос одиноким"! Теперь-то у него, вон, сколько друзей: Маша, Андрюха Пузиков, мы с вами, остальные летучие и прыгучие.

 

Казалось бы, чего проще, -- изменить происходящее! Построить новенькие обстоятельства, выбрать места действия. Ан, невозможно. Моя жизнь -- связь необходимостей, привычек, обязанностей, долгов, встреч и событий, моральных установок и ориентиров, прочего. Чтобы скорректировать ее, необходимо сдвинуть это громоздкое сочетание. Развернуть, как огромный, неповоротливый корабль. Напряжением всех сил подправить... подтолкнуть в нужную сторону! Или, отказавшись от прошлого, начать с "чистого листа". Другим человеком.

 

Смотрю на написанное (на то, что исполнено) и понимаю: если все это было бы дано много лет назад, сразу, без усилий, чем бы я еще мог заниматься годы и годы этой жизни? Чего искать? Сегодня окружающее для меня -- не более чем повод для литературных экзерсисов. Возможно, такая позиция -- реализация от рождения заложенной программы (ряда программ). В связи с этим... Может быть (кто знает?), однажды наступит время учиться молчанию?

 

Удел мыслителя -- молчать. Попробуй! Главное, начать.

 

Если кто-то думает, что удачно закончит очередное нечто, и все, заслуженный "стоп", подведение итогов, остановка, этот кто-то очень ошибается. После законченного возникнет следующее, ряды и объемы дальнейшего, подобного, рядом текущего. Путь, видимо, бесконечен. Может быть, в другом жанре, форме, реальности, жизни, наконец.

 

М.С.

27.5.03.






Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
276841  2007-08-28 00:41:33
Антонина Шнайдер-Стремякова
- ╚Ложь -- форма воровства. Часто его начало, иногда жульничество. Лгут слабые. Сильные несут свой крест, готовые ответить за слова и поступки╩, занесла в записную книжку. ╚Трам-троллей-авто-роллер╩, "так-сячина", "на-всякий-случина", оригинально. Написано прекрасным русским языком. Явление редкое, а потому радостное.

276847  2007-08-28 05:35:51
Дуня
- Ой, ну до чего скучно! А уж как по-дамски заболтанно!.. Неужели кто-то в состоянии это до конца дочитать?..

И вообще, на фиг общественности старые записные книжки предъявлять? Ощущение, как будто подглядываешь. На вуайеристов рассчитано?

276850  2007-08-28 11:17:41
В. Эйснер
- Дуне на 276838. Согласен, не бывает сказок для детей. На днях читал трёхлетней внучке "Сказку про курочку рябу", историю о том, как два пожилых человека нашли, наконец, своё счастье. Нашли, да не разглядели. И он бил и она била - не разбили. А оно возьми да от малого внешнего воздействия развались. Конечно, снесёт им курочка другое яичко, но уже не золотое - простое.

Дуня, кто такие "вуайеристы"? Я не шучу - действительно не копенгаген. И в словаре не нашёл, ни в Осло. Поясните, пожалуйста.

С уважением. В. Э.

276852  2007-08-28 11:51:53
Дуня - Эйснеру
- Вуайерист - это кто любит не просто смотреть, как другие любовью занимаются, а именно подглядывать. Другие любят подслушивать - только я забыла, как их называют. На ум приходит "сволочи" - и только.

276856  2007-08-28 14:22:29
NeroWolf - Дуне
- Их ССС зовут - Сотрудники СпецСлужб.

276857  2007-08-28 14:25:35
Никита Сумароков
- И мне понравилось. Я вообще люблю нон-фикшн. Язык - прелесть как лёгок и обаятелен, и всё так философически-поэтично... :) А Дуня - возможно,просто ленива, как всем известное парнокопытное. :)

276859  2007-08-28 15:13:11
Ия
- Да, начало многообещающее...

276860  2007-08-28 15:46:33
Антонина Шнайдер-Стремякова
- ╚Сосняк. Холодок за воротом и в перчатках. Деревья с не зимними, чересчур зелеными и длинными иглами. Поблескивает заледенелая тропа в сторону дачи. Снега немного, по краям узенькой дорожки торчит желтая, почти белесая трава, как венчик седых, даже желтых от времени волос на лысине старика. Наконец, показался ряд сереньких, хлипких штакетин забора. Далее -- подмосковный сад -- корявые стволы яблонь, тощие прутики вишен и слив. Несколько замерзших плодов на ветках. Срываешь и кладешь в рот ледышку. А она -- сладкая с мякотью и вкусом сливы. То же с почерневшим мороженым яблоком: отстругиваешь зубами ленточку, пластину. Размораживаешь во рту. Тишина, в дачном поселке -- я один. Жилища до времени брошены, похожи на стоптанные башмаки, поношенную одежку. ...День узенький, небо съежилось. Нахохлился и я: доля тепла, под скорлупой куртки╩.

Так и хочется воскликнуть в духе Толстого: ╚Просто прелесть, что такое!╩

╚Художники, конечно, отличаются друг от друга тем, что один -- демонстрирует, отражает, сколь получится, точно копируя человеческое лицо, дождь, цветы, прочее. А другой -- растит эти цветы на холсте, знакомится с человеческим лицом, вспоминает сырость, сегодняшние капли. Художник глазеет сам, приглашая желающих присоединиться.

Среди прочих в искусстве и такой закон: никаких законов! В литературу, театр, музыку уходишь, чтобы приобрести. Вернуться с чем-то почти неуловимым, но определенно необходимым для дальнейшего╩,

ну, что скажете? Ведь как правильно и мудро!..

276862  2007-08-28 16:16:00
В. Эйснер
- Дуне: Бр-р... И зачем оно мне, такое знание? Хочу назад, туда, где не знал.

276867  2007-08-28 18:40:18
Дуня - Никите Сумарокову
- Ты, мальчик, мне не хами - сначала хоть что-то почитай из классики, чтоб было с чем сравнивать. А может, тебе лучше ориентацию сменить? Тогда не будешь принимать манерное, слащавое пассивно-гейское кокетничанье за литературу. Вкус, говорят, развивается, да я не верю тому, кто говорит. Может, ты меня на собственном примере разубедишь, а?

276868  2007-08-28 18:44:19
Дуня - Эйснеру
- Брюнетик, да и мне бы лучше не знать, даже теоретически, по словарю... Но - ты спрашивал, мне отвечать судьбой назначено... Зато теперь знаю, как ребят из "прослушки" точно называть - спасибо NeroWolf (в кои-то веки...)

276870  2007-08-28 19:29:54
Марина Бернацкая - Дуне
- Дунь! Ты совершенно не права! Причем тут гей-культура, ну скажи, пожалуйста?.. Почему ты отказываешь ей в праве на существование в литературе?.. Композитору Мусоргскому никто не ставил в вину его нетрадиционную ориентацию - кроме известного случая с оперой "Борис Годунов", где Мусоргский был вынужден дописать единственую женскую партию - Марины Мнишек.

Знаю прекрасного писателя, по-эйзенштейновски решившего "мужскую" тему. Это Константин Плешаков, на которого я недавно ссылалась как на политолога. В его "Богатырской саге" (герои - те самые богатыри, что изображены на картине Васнецова) нет по сути ни одного женского "положительного" персонажа, но сама "Сага" великолепна!

Плешаков - автор прекрасного сборника "Ферма с карасями", где есть рассказы о любви мужчины к женщине, мужчины к мужчине, и они поражают пронзительностью, высотой и искренностью чувств! Почитай этот сборник, если найдешь! Может, тогда не будешь судить столь безапелляционно?

276871  2007-08-28 19:32:32
Марина Бернацкая - Дуне
- В качестве постскриптума добавлю: мне ведь тоже не понравились "Стекляшки на витраж" Михаила Стародуба, но по совершенно иной причине: я не люблю душевного стриптиза на пустом месте...

276873  2007-08-28 19:51:18
Михаи Стародуб
- Спасибо всем, кто высказался на счет "Стекляшек...". Автор благодарен за добрые слова. Сожалеет, если эти заметки могут кого-то раздражать. Увы, попытки размышлять предполагают субъективность. В каком-то смысле, автор ищет себе подобных, понимающих толк в такого рода словесных играх. Прочих, из реальностей паралельных, потусторонних, просьба не утруждать себя вниманием: по прочтении трех страниц, забыть, достать с полки кого-нибудь из классиков, "...откупорить шампанского бутылку, иль перечесть Женитьбу Фигаро..."

276875  2007-08-28 21:02:15
Владлен Осиповский - Марине Бернацкой
- Это не стриптиз. Человек делится жизненным опытом. За это не люблю дневники. Та, настоящая сторона жизни, стыдливо умалчивается, а на читателя вываливают банальные истины, вроде: "жить надо по совести". После первой сотни строк кажется, что знаешь этого человека как облупленного. После второй сотни начинаешь понимать, что даже анекдоты, например, про то, какие японцы безмозглые, здесь старые и с душком. И что за словами "художник несет ответственность перед..." нет никаких мыслей. Автор просто услышал это по телевизору или прочитал в журнале. И решил поделиться этим с читателями.

276878  2007-08-28 21:27:59
Марина Бернацкая - Владлену Осиповскому
- В.Шкловский в книге "Лев Толстой" заметил, что все дневники пишутся для чужих глаз, в том числе и "Дневник для самого себя" Толстого. Но одно дело - Толстой, а другое - М.Стародуб. Мягко говоря, масштабы личности несопоставимы. Чтение текста Стародуба - чистейшей воды хронофагия. Тут я с Дуней согласна: слишком скучно, чтобы тратить на это время.

276879  2007-08-28 21:31:45
Автандил - Никите Сумарокову
- Сумароков, "философически-поэтичное" любишь? Нэ вэрю! Дэвушку коровой называешь. Сопли подбери и за книжки садись.

276880  2007-08-28 21:46:07
Владлен Осиповский - Марине Бернацкой
- Поль Клодель интереснее выразился о дневниках: вести дневник, всматриваться в самого себя, верный способ исказить себя до неузнаваемости. Кристиан Геббель писал о пишущих дневник так: человек, который ведет дневник, многое делает лишь для того, чтобы было, что записать. Но самым остроумным кажется Оскар Уайльд: я никогда не путешествую без своего дневника, ведь нужно иметь под рукой что-нибудь сенсационное для чтения в поезде.

276882  2007-08-28 23:41:49
Никита Сумароков
- "Сумароков, "философически-поэтичное" любишь? Нэ вэрю! Дэвушку коровой называешь. Сопли подбери и за книжки садись"

Неет, не могла я так поступить с коровой - корова существо милое и нежное... Вы когда-нибудь заглядывали в коровьи глаза? Не заглядывали, гражданин Автандил, а зря... зряяяя. Ничего-то вы в коровах не понимаете, гражданин, а молоко ведь пьёте небось? Эххх, человеческая наша неблагодарность! Вот корову девушкой Дуней обозвать значит можно? Можно? Да??? Нежную, с романтической поволокой во взоре корову, корову, которая никому в своей жизни грубого слова не сказала, ни одного мужчину с котом не сравнила можно девушкой Дуней назвать???!!! Нельзя, Автандил... :( Сами ведь понимаете.:)

:)

276883  2007-08-29 00:05:45
Никита Сумароков
- "- Ты, мальчик, мне не хами - сначала хоть что-то почитай из классики, чтоб было с чем сравнивать. А может, тебе лучше ориентацию сменить? Тогда не будешь принимать манерное, слащавое пассивно-гейское кокетничанье за литературу. Вкус, говорят, развивается, да я не верю тому, кто говорит. Может, ты меня на собственном примере разубедишь, а?"

Что-то есть в этой Дуне до боли знакомое... Кажется, я догадываюсь, что это за персонаж. Стаарый такой персонаж, потрёпанный в окололитературных склоках. Девушка!? Не смешите меня, Автандил. :)

276884  2007-08-29 00:29:56
Никита Сумароков
- Михаил, вы поймали "момент жизни", поймали. А всё, что говорится здесь недоброго - этто "фигли-мигли" всё. Я рада, что хотя бы немного заглянула в ещё один мир, ваш. И - "пусть говорят" ! :) Удачи вам. :)

276885  2007-08-29 06:28:32
Дуня - Никите Сумарокову
- Ага, так вот тут кто у нас трансвестит-то! Пишет о себе в женском роде, подписывается мушшынским имечком... Ну, с таким сдвигом по фазе и Стародуба можно за писателя принять - глюки!!!

Но чтоб баб к коровам влекло - дедушка Фрейд о таких перверзиях слыхом не слыхивал! Никит, ты находка для любого сексопатолога! Или тебя, девочка, больше сексопатологини с выменем наперевес привлекают? Те, что говорить не умеют, только мычат страстно? А чего намычат, расскажи на ушко Стародубу. Он опишет своими красивыми словами, а потом нам даст почитать. В наказание за что-нибудь.

276886  2007-08-29 07:54:25
Никита Сумароков
- "Но чтоб баб к коровам влекло - дедушка Фрейд о таких перверзиях слыхом не слыхивал! Никит, ты находка для любого сексопатолога! Или тебя, девочка, больше сексопатологини с выменем наперевес привлекают? Те, что говорить не умеют, только мычат страстно? А чего намычат, расскажи на ушко Стародубу. Он опишет своими красивыми словами, а потом нам даст почитать. В наказание за что-нибудь"

А у вас, кроме сексуальных и матримониальных, ещё какие-нибудь ассссоциаццции бывают? :) Вспомните: "Кто о чём, а..... " :))

276889  2007-08-29 09:45:32
Ия
- Прочитала только половину, времени не было. Навиться.....ОЧЕНЬ.

276891  2007-08-29 12:48:26
И. Крылов
- Интересно.

276899  2007-08-29 21:31:49
Дуня - Никите Сумарокову
- Ну дык!.. Так мои слова драгоценные понравились, что аж повторила!.. Пусть теперь кто еще не знал про ейную ориентацию, узнают все! Во самолюбование!

Теперь верю, НикитА, что ты не мужик! Свару затеваешь - ну чисто по-бабьи, по-базарному! Фамилию-то откуда взяла - из учебника списала? Аль из крепостных данного графа происходишь? Придет, бывало, крестьянин в город, его спрашивают: ты чей? - да Сумароков (Голицын, Гагарин - и так далее). Так в полиции и регистрируют. А манеры у тебя, НикитА, явно маргинальные. Кто там у нас политесу учит - Волкович? У него бы проконсультировалась, а?

276900  2007-08-29 21:34:53
Автандил - Никите Сумарокову
- Сумароков, ты мэня растрогал своим брэдом - ничего нэ понял. Понял только, что ты нэ владээшь собой. Прими совет: подбэри сопли и садись за книжки.

276901  2007-08-29 21:37:08
Автандил - Дуняше
- Дуняш, нэ трогай Никиту. Хай живэ.

276907  2007-08-30 00:24:53
NeroWolf - Никите Сумарокову
- С Дунькой не связывайся, ее тут еще никому перебрехать не удавалось. Заранее уверен - проиграешь, у женщин с чувством юмора туго, они все больше истерикой берут.

276909  2007-08-30 00:53:52
Дуня - NeroWolf
- Ты чего, Волчок? НикитА у нас аккурат женского полу!

276912  2007-08-30 14:14:24
Никита Сумароков
- [89.179.34.93] NeroWolf - Никите Сумарокову - С Дунькой не связывайся, ее тут еще никому перебрехать не удавалось. Заранее уверен - проиграешь, у женщин с чувством юмора туго, они все больше истерикой берут.

Ладно... не буду. :)

277083  2007-09-13 16:14:30
Светлана Ковалева
- Умно, оригинально, злободневно! Замечательный русский язык! "Стекляшки.." сверкают гранями бриллиантов, погружая читателя в море образов и ассоциаций. Находишь себя почти в каждой ситуации. Не могу не высказаться по поводу некоторых "критиков", обвиняющих М. Стародуба в каких-то "не тех" ориентациях. Я ничего "про это" в эссе не нашла. По-моему, у авторов некоторых высказываний просто больное воображение!

277084  2007-09-13 17:20:09
Никита Сумароков
- Понимаете, Светлана, их смутил стиль... оне полагают, что мужчина не должен уметь так тонко чувствовать, они считают, что мужчина должен манифестировать в литературе одну лишь "демоническую брутальность".:)))

Русский переплет

Copyright (c) "Русский переплет"

Rambler's Top100