Как странно читать это описание. И у меня так было несколько раз в жизни. Однажды - ночью, студенткой решала расчетку по математике. И вдруг - какое-то странное чувство радости, свободы и покоя, и тоже - как остановленное навечно мгновение... Или ночью на лыжах на лесной широкой дороге, и чувствуешь, что этот снег под звездами, и дорога, и черные ели - твои, и смысл мира раскрыт, и смерти нет. И еще несколько раз так было. Белой ночью на корабле на рассвете, осенним днем...

Там леса осветленный край
Средь дымных пятен.
Там разговор гусиных стай
Так внятен.
Свободен, весел и силен,
В дали любимой
Я слышу непомерный звон
Неуследимый.
Там осень сумрачным пером
Широко реет,
И старый лес под топором
Редеет.

Полностью с Вами согласен, за одним исключнием. Религия не является противником науки. Ученый, использующий ненаучные методы идет против Бога.

Любопытному!

Огромное спасибо. Просмотрел. Я сейчас потихоньку выставляю свою книгу (Из Библиотечки серии Квант) и по дороге исправляю ошибки и обновляю. А тут поторопился и не заметил застарелой глупости.

По поводу "Кто главнее" согласен и не согласен. Ясно, что в этом вопросе я пытаюсь лишь подчеркнуть некие парадоксальные неожиданные вещи.

Нет ни дорогих тебе людей, ничего, только ты один и дорога и это ощущение, как будто все клеточки принимают тот старый ход течения времени

Оно ни злое ни доброе, оно просто есть вообще.

Такая вот странная вешь, быть может высшая форма покоя. И очень славно понимать когда оно приходит.

Я не разделяю саму исходную посылку о. Павла Флоренского о том, что существует "монистическая система, правомочная оценивать самое культуру", и философия православия, на мой взгляд, так же не является высшей по отношению к литературе, как и наоборот - нельзя оценивать философию православия, взяв за исходное литературу. И то и другое суть разные способы постижения и выражения вечной и прекрасной реальности, которая, безусловно, существует. Однако ни одна из этих областей человеческой мысли не является ни "служанкой", ни "госпожой".

Блок был глубоко религиозным человеком, однако это не означает, что его вера и его видение мира были более или менее истинными, чем видение о. Павла Флоренского или о. Сергия Булгакова, или еще чье-то, и что их можно оценивать с точки зрения православия. Для меня драгоценно индивидуальное восприятие каждого человека, который может действительно видеть. Так, о. Сергий Булгаков в одной из своих работ доказывает, что между Святой Троицей и учением о Софии нет противоречия. Это вызвало у меня странное и грустное чувство: этот человек так видел, так верил, почему было необходимо доказывать согласие философии, в которой все прекрасно, с канонами, пусть даже достойными почитания? Что может быть нечистого в привнесении женственного начала в Божественное? Ведь и в православной традиции именно дева Мария - чистота и страдание; Христос - страдание и спасение. Точно так же я не вижу необходимости соотносить философское и мистическое содержание поэзии Блока с православием, ставя одно из мировоззрений в привилегированное положение.

Блок, по моему мнению, поэт совершенно иной, чем Лермонтов. Мне кажется, что о. Павел Флоренский провел между ними параллель исключительно по формальному признаку (мятеж, Демон). Лермонтов ясен и точен, его муки - реальные муки, и даже его Демон - не настоящий Демон, это мятеж, но не против Бога. У Блока в стихах много смыслов, отворив дверцу в цветущий и земной сад, можно спускаться по ступеням и уйти далеко в прозрачные и темные пространства.

Проводить параллель между "Гаврилиадой" и "С детских лет - видения и грезы..." совершенно невозможно. Вряд ли это требует обсуждения. "Гаврилиада" - непристойная глупость, детская по уровню. Стихотворение Блока - чистота. И в других стихах Блока о деве Марии нет кощунства; они все чисты. Он и пишет все время о чистоте, стоящей превыше всего, способной подняться над страхом, кровью и грязью, хранящей его вопреки всему, способной явиться в любом образе.

Блок жил и чувствовал на пределе, так остро, что это было почти невыносимой болью. Я уже писала, что сумасшедший в рассказе Набокова, для которого звуки и краски были многократно отражены и усилены, кому многообразие и красота мира причиняли боль и погубили его, есть портрет многих поэтов. Блок пишет об этом в "Мыслях о смерти", обращаясь к своему сердцу: "Само устанешь, не вынесешь такой веселой жизни, какую я веду..." При такой остроте восприятия счастье и боль всегда связаны и неразличимы:

Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо,
в созвездиях иных, не ведая орбит,
и этот мир тебе - лишь красный облак дыма,
где что-то жжет, поет, тревожит и горит.
И в зареве его - твоя безумна младость;
все - музыка и свет, нет счастья, нет измен,
мелодией одной звучат печаль и радость...
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

Блок чувствовал трагедию, растворенную вокруг. Поэма "Двенадцать" - очень странная вещь, действительно, как сказал Сергей Сергеевич, контрреволюционная по сути. Блок чувствовал трагедию, гибель и в то же время - над меняющим цвет океаном - далекий свет - вопреки буре и гибели. Россия, обрекающая себя на муки, распинающая себя - не потому ли Христос?

И в поэме "Возмездие" - освобождение, постижение высшей радости через отчаяние -

Когда ты загнан и забит


Людьми, заботой, иль тоскою;


Когда под гробовой доскою


Всё, что тебя пленяло, спит;


Когда по городской пустыне,


Отчаявшийся и больной,


Ты возвращаешься домой,


И тяжелит ресницы иней,


Тогда - остановись на миг


Послушать тишину ночную:


Постигнешь слухом жизнь иную,


Которой днем ты не постиг;


По-новому окинешь взглядом


Даль снежных улиц, дым костра,


Ночь, тихо ждущую утра


Над белым запушённым садом,


И небо - книгу между книг;


Найдешь в душе опустошенной


Вновь образ матери склоненный,


И в этот несравненный миг -


Узоры на стекле фонарном,


Мороз, оледенивший кровь,


Твоя холодная любовь -


Всё вспыхнет в сердце благодарном,


Ты всё благословишь тогда,


Поняв, что жизнь - безмерно боле,


Чем quantum satis Бранда воли,


А мир - прекрасен, как всегда.


. . . . . . . . . . . . . . . .


1910-1921




Для меня это - высшее свидетельство того, что видения Блока были не "от скудости", а "от полноты".

Уважаемый Барин! И по моему мнению "Пальмовые волокна" - не лучший рассказ Надежды. Лучшим мне, как я говорила, мне кажется "Шовская больница". Однако я не смогла бы назвать его неудачным. Что касается бабочек, я понимаю, что Вы говорите. Но, видимо, восприятие у разных людей идет по разным каналам. Я люблю читать Маркеса и хорошо помню этих бабочек, но они не вспомнились мне при чтении рассказа. Мне они кажутся другими. Я думаю, в этом и состоит разница между наукой, литературой, искусством, что, доказав второй раз теорему, пусть и иначе, первооткрывателем стать нельзя. Но вот написать сирень по-разному можно - у Ван Гога и Кипренского сирень все та же, но разная. И в литературе - повторяются вечно те же темы и сюжеты: неразделенная любовь, разлука, смерть... И каждый раз иначе. Однако Вашу точку зрения я понимаю и уважаю, хотя не разделяю.

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ,
Со лбом, в бореньях роковых
Разбитым о недвижность их!
................

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Как взоры пристальны их роковых проблем!
Предвечные, они - пред нами суть затем,
Чтоб в вечности пребыть такими ж!
От их всевластных рук вселенной не отымешь.
Они лежат на дне и в сущности вещей.
Нетленно проходя сквозь мириады дней.

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Открою я глаза: их чудеса кругом!
Закрою я глаза: они во мне самом!
За кругом круг, в бессчетных сочетаньях,
Они скользят в воспоминаньях.
Я погибаю, я пропал,
Разбив чело о камни скал,
Сломав все пальцы об утесы...
Как бред кошмара - их вопросы!
.................

Я - обезумевший в лесу Предвечных Числ!
.................

           Перевод В. Брюсова