"Городок провинциальный. Летняя жара.
На площадке танцевальной музыка с утра.
"Рио-рита, рио-рита" - вертится фокстрот...
На площадке танцевальной сорок первый год..."
В ночь на 4 июля 41-го в свежевырытой на задах дома противоосколочной щели. Ночное небо озарялось пламенем: горел невдалеке вокзал и, как говорили, завод «Прогресс». В узком сыром окопчике мы с соседями сидели вплотную. Бомбёжка прекратилась, но мы ещё не рисковали высунуть головы. Папа шёпотом уламывал балагулу Иосю, занимавшегося извозом:
— Ну, сосед, решайтесь. Три-четыре наших узла поверх ваших, — а мы за фурой уж как-нибудь на своих двоих, не рассыплемся…
Балагула, владелец фуры, запряженной пегим мохноногим коньком, для которых — для конька и самого балагулы, ещё несколько узлов не составили бы проблемы…
— Вам, сосед, горя нет, — возражал тощий, как жердь, Иося. — Вас сколько ртов? Трое с вами вместе. А моих — гляньте-ка!..
Его семейство, разместившееся здесь же чуть ли не вповалку, молча внимало.
— Тем более, — уверял папа, обращая внимание соседа на зловеще багровое небо. — Что будет, если бомба упадет прямо сюда?..
— Вы, сосед, — умный человек, вы думаете, ему это надо? Сюда бомбу — в наш Собачий проулок? Какой-никакой расчет у него есть или нет?
— Сидели бы тогда дома, — уже раздражаясь, возразил папа. — Что-то мне странно видеть вас здесь, в этой яме… И потом открою я вам маленькую военную тайну… — Папа переходит на шёпот, и все в щели несколько к нам пододвигаются. — А если сюда придут немцы?..
— Не смешите меня! Я в 18-м годе немцев не видал? Я их немножечко больше видал, чем этих бандитов — петлюровцев и гайдамаков, которых я тоже видел. Немножечко-таки знаю, что почём. Ихний офицер ухаживал за моей Софой — помнишь, Софочка?..
…Четверть века спустя приехал я в Бердичев спецкором «Комсомольской правды». Готовилась серия очерков «Земля открытая первой», о месте рождения человека — его подлинной родине; рубрику это я сам придумал, и серия должна была открываться — и открылась — моим Бердичевым.
И вот я снова здесь. Дом на месте. А торец -как раз наша комната, выходившая прямо на дорогу — снесён единственной упавшей здесь авиабомбой! Так что Собачий переулок (уже — Владимирская улица!) цел, — балагула оказался прав. А сам он?
— Йося? — спрашивали меня незнакомые мне люди. — Если Йося — таких давно нет. Тут же немец стоял — что вы хотите!.. Этот никого не упустит, у него бухгалтерия. Если б мадьяр или румын –можно бы на что-то рассчитывать…
— Румын лучше? — заспорил кто-то. — Курей кто крал? А девок кто перепортил? Поганое ведро за дверь выставь — и нету ведра! А блох от них!..
— Эх, сосед! Если б эти немцы только девок портили!.. Об том ли речь?..
Они заспорили, а я побрёл со двора, осенённый ужасной догадкой.
Безграмотный балагула слыхом не слыхивал ни о Гёте с Шиллером, ни о Гегеле с Кантом, — но доверие к здравому смыслу было у него врождённым и неистребимым. Ну, пережил он немецкую оккупацию в 1918 году — догадывался, чего можно ожидать для себя, безвестного еврейского балагулы, обременённого полуголодным семейством…
Он не знал истории — и в нём жила инстинктивная вера в стабильность человеческой натуры.
А знал бы историю, хотя бы читал газеты, — вероятно, рассудил бы, как многие тогда — что Гитлер всего-то с десяток лет у власти — и этого, конечно же, недостаточно, чтобы сменились поколения и как-то существенно искривилась человеческая суть…
